В пергамент желтого лица,Горели отраженным адом,И нож сверкал в руке. ОнаБыла почти обнажена.Не скрыв и половины тела,Хламида на плече висела,Распущен был седой пучок,Пот по увядшей коже тек.Она воскликнула:— Зачем онВ мой дом проник с женой своей?Оставь, оставь ее, мой Демон.А ты сокройся от очей,Змея, чернавка, сербиянка,Цыганка, ведьма, персиянка,И подходить к нему не смей!Что сделал ты со мной, злодей?Кто я теперь? Двойник, воспетыйТобой самим в проклятый день!Меня казнят — и пусть! За ЛетойС тобой моя пребудет тень.Умри ж! —На стул хозяйка села,И нож сапожный уронила,И в сторону сползла со стула,И на пол замертво упала.Тогда с лицом бледнее мела,Дрожа от ужаса, певецВскочил и крикнул:— Я подлец!Она моей любви хотела,А я плевал на это дело,И вот теперь она мертва! —А милая моя сидела,Она ничуть не побледнела,Чай допила, калач доелаИ молвила:— Она жива.Вскричал певец:— Что делать будем?Как я теперь — источник зла —Посмею показать людям?!Моя подружка изрекла:— Давайте куйпим ей щегла!9Дождь грянул наконец. Он длилсяКак птичья песнь. Он так плясалИ так старался, так резвился,Что мир окрест преобразилсяИ засверкал, как бальный зал.Гром, как державинская ода,По крыше ямбом грохотал;В поселке ожила природа,С омытых листьев пыль стекла,И блеск хрустального стеклаПриобрели углы и граниПрекраснейшего из числаНеисчислимых мирозданий.Ушли Стрелки-Громовики,Дождь перестал. ПереходилиПотоки вброд и воду пилиВ кустах смородинных жуки,И без мучительных усилийРосли грибы-дождевики.Хозяйка наша в это времяСидела в комнате своей.Ее не тяготило бремяБылых томительных ночейИ дней безрадостных. На темяИ стан ее, согнав печаль,Слетела розовая шальСпокойствия и упований,Хозяйке неизвестных ране.И что теперь ей до того,Кто спит с женою на диване,Не видя больше никого?Она не держит на заметке —Ушел певец или пришел