Мартлет и Змей

удерживали нити заклятия остановки времени. Велланте, на шее которой ярко пульсировал голубым светом магический медальон, вскинула руки высоко вверх и сейчас выводила последние слова другого заклятия, призванного отворить путь тем, кто уже ждал с той стороны.

Если бы она просчиталась, ошиблась или вдруг, по какой-то неведомой причине, лишилась сил, судьба тех, кто плыл через Последнюю Гавань, была бы печальной. Не в силах вернуться, они были бы обречены веками скитаться по мертвой реке, будучи не в силах обрести последний покой на водах без течения, на просторах, где нет ветра, способного надуть парус, – ведь эльфам там не место. Слуги Карнуса нашли бы этих незваных гостей и сожрали бы их души, которые никогда уже не воссоединились бы с милосердной Тиеной. Стоит ли говорить, что те, кто сейчас пока что находились по ту сторону, были отчаянными храбрецами или, быть может… безумцами.

– Иль ми ди ситраэнн, иль порто ки ново, – повторила Велланте. – Вель тенни кен вилле де прене сатрово. Ми кень, ми ле сень ди кэлле венола[15].

Еще несколько пассов – нависшая над озером тьма пошла рябью, в полнейшем мраке и при полном отсутствии ветра по водной глади начали расходиться черные круги, как от капли дождя, только невообразимо большой.

– Иль мие дин’аве де Лике сеттано[16]. – Волшебница замкнула кольцо заклятия – голубоватый кристалл в медальоне у нее на шее в последний раз ярко вспыхнул и рассыпался облачком мелкой серебристо-сизой блестящей пыли.

Едва только стеклянные крупицы упали на забрызганный кровью алтарь, как тьма над озером стала сжиматься, постепенно приобретая очертания темного зловещего корабля.

Чернильные кляксы сгущались вокруг высоких темных бортов, выполненных в виде сложенных птичьих крыльев, длинную лебединую шею носовой фигуры уже венчала выступающая в ночи голова с широко раскрытым, полным зубов клювом, которая могла принадлежать лишь самому ужасному на всем свете пернатому. С изящных косых рей двух высоких мачт свисали прорванные, обветшалые, казалось, за десятки веков пурпурные треугольные паруса. На фальшбортах крепилось не менее полусотни высоких башенных щитов, сужавшихся книзу, с выгравированным гербом: черным лебединым крылом на пурпурном фоне.

Всю палубу корабля заполняли воины – их было столько, что они стояли плечом к плечу, будто в плотном строю. Каждый из прибывших был облачен в вороненый кольчужный доспех, надетый поверх длинных одежд цвета пуха чертополоха, и вооружен слегка искривленным мечом в ножнах, крепящихся за спиной. Многие держали в руках сложносоставные луки. Все прибывшие являлись долами и осями[17], мастерами клинка и лука, теми, кто учился искусству боя с малолетства, – никаких зеленых новобранцев или поставленных в строй защитников[18], только опытные, закаленные в схватках ветераны, которым не раз уже приходилось скрещивать клинки с обитающей в темном Хоэре нечистью. Лица эльфов были мертвенно-бледны, но ни один не осмеливался выказать страха, пусть для большинства из них это путешествие через мрачные владения бога Карнуса и было первым.

Корабль чуть качнулся на густых, как кисель, волнах черного озера и медленно поплыл к берегу, двигаясь скорее силою неведомой магии, чем под дуновением ветра, которого по-прежнему не ощущалось над водной гладью. Уткнувшись килем в дно, примерно в десяти шагах от высохших камышовых зарослей, судно вздрогнуло и встало. Черный, усеянный клыками лебединый клюв носовой фигуры сомкнулся, после чего в ее шее раскрылись едва заметные створки и выпустили вниз, на берег, длинный раскладывающийся трап. Все произошло в полном молчании: ни скрипов снастей, ни шелеста парусины, ни дыхания множества воинов – ничего не было слышно.

Первым по трапу сошел среднего роста эльф в стелющихся за ним длинных одеждах, в которых нельзя было различить какой-либо определенный цвет: то высокий воротник, облегающие грудь борта, широкие рукава и драпировки подола наливались чернотой, то, стоило им немного изменить очертания, приобретали фиолетовый оттенок. Бледное сухощавое лицо спустившегося выражало полную отрешенность и одновременно мрачную непоколебимую предопределенность. В его движениях проскальзывал некий ритуал, отточенный веками до идеала.

– Приветствую саэграна Неллике. – В первую очередь эльф в фиолетово-черной мантии обратился к встречавшему его Остроклюву. – Милорд Найллё шлет вам свое благословление и сто сорок пять воителей, среди которых пятеро – стражи «Верные Крылья», благородные алы и добрые друзья лорда Тень Крыльев. Он верит, что Черный Лебедь придаст вам силы и воли довершить начатое.

– Благодарю вас, саэгран Маэ. – Неллике приветствовал легендарного Пурпурного Паруса, единственного из стражей, кто мог похвастаться (если бы подобное чувство вдруг нашло себе путь в его «остановившееся» сердце) тем, что без потерь[19] проводил корабли через Печальную Гавань. – Победа близка, стоит лишь раскрыть крылья. Моя преданность милорду Найллё и верность нашему делу послужат тому гарантией. Как прошел ваш путь?

– Черная река – опасное место, но она весьма предсказуема для тех, кто хорошо изучил ее повадки. – Пурпурный Парус не бахвалился – он холодно констатировал факт: с рекой, протекающей через всю страну Смерти людей, они были если не супругами, то старыми любовниками уж точно. – Воители способны идти в бой. Все сохранили рассудок. Незримые крылья Черного Лебедя осеняли наш путь по той стороне.

– Вы правы, саэгран Маэ, – согласился Остроклюв. – Тени вероятностей с каждым днем складываются для нашего Дома в тени уверенности.

Неллике знал, что не все из вышедших оттуда доживут до следующей осени: вражеский меч, неосторожный шаг в коварный болотный омут, смертельная болезнь или внезапная потеря разума – одно за другим несчастья настигнут тех, кого оставит дыхание Тиены. Непостижимым образом пребывание там притягивало к себе печальную и весьма скорую развязку. Лишь немногие безумцы вроде Пурпурного Паруса способны отталкивать эманации гибели, не позволяя Смерти чужого народа властвовать над детьми богини Времени.

– Когда вы отплываете обратно?

– Немедленно, как только последний из воителей ступит на берег, – последовал ответ.

– Что ж, тогда не будем тратить время…

Мертвую тишину озера нарушили сигналы боевых рогов: звук их походил на клекот хищной птицы. Через двери в шее носовой фигуры начали проходить безмолвные воины, напоминавшие из-за темных плащей, в которые они кутались, словно в коконы, пятна мрака.

За 6 дней до Лебединой Песни Баронство Теальское. Теал

– Слушайте, славные жители Теала! И не говорите, что не слышали! Сегодня, ровно в полдень, во внутреннем дворе замка Бренхолл будет проведено ристалище, жестокое и кровавое, созванное на потеху простому народу! Славьте барона нашего, лорда Танкреда Бремера Теальского, ибо его светлость забавы ратные созывает, зрелищами своих любимых подданных одаривает! Слушайте, славные жители Теала! И не говорите, что не слышали!

Глашатаи носились по узеньким улочкам города, разбрызгивая в стороны грязь из луж копытами своих коней.

– Да что это творится-то, люд честной? – вслед «горлопану» взвился невысокий человек лет пятидесяти. На его облысевшей голове была надета серая шляпа с косой тульей, а потертый камзол цветом походил на темно-красный виноград… Был он хоть и стар да залатан кое-где, но чист… чист до того, как по улице мимо проскакал разря?женный глашатай с трубой. Теперь же выходной наряд горожанина поменял свой цвет на грязно-красный от брызг из ближайшей лужи.

– Что стряслось-то, Киан?

Сзади подошел старый знакомец: крепкие кожаные сапоги были самой приличной вещью из всего его