Мы видели, что начавшееся в последние три дня октября 1918 г. в Киле и портовых городах революционное движение перебросилось в армию и уже 7–8 ноября охватило Мюнхен, некоторые крупные центры запада (Кельн, Майнц) и стало приближаться к Берлину. 9 ноября в 12 часов дня рабочие покинули фабрики и начались громадные процессии по всем главным улицам столицы. Была провозглашена всеобщая стачка, и образовавшийся в Берлине Совет солдатских и рабочих депутатов стал в эти первые часы во главе движения. Сразу же обнаружилось, что берлинский гарнизон присоединяется к революции. Канцлер Макс Баденский передал свои полномочия члену президиума социал-демократической партии Фритцу Эберту. Одновременно, своею властью, он опубликовал об отречении Вильгельма II и его сына от престола. В послеобеденные часы процессии из разных частей города стали сосредоточиваться близ рейхстага. Бесчисленные красные знамена и плакаты с девизом: «Мир, свобода, хлеб!» высились над толпой. Из окна рейхстага Шейдеман обратился к народу с речью, в которой говорил об отречении императора, провозглашал «Великую германскую республику» и увещевал воздерживаться от насилий.
Почти одновременно Карл Либкнехт говорил народу из императорского дворца. Либкнехт, освобожденный из заключения (продолжавшегося с 3 мая 1916 г.) 21 октября 1918 г., стал во главе Спартаковского союза, принявшего программу и платформу Советской республики. Власть перешла в руки шести народных уполномоченных (Volksbeauftragte), где влияние было разделено между шейдемановцами и независимыми социалистами. В Совет народных уполномоченных попали Эберт, Шейдеман, Ландсберг, Гаазе, Дитман и Барт. Независимые (не все, но некоторые) сильно симпатизировали в это время спартаковцам.
Шейдемановцы, однако, с первых же дней решили начать борьбу. Лозунгом их был созыв Национального учредительного собрания, и на их сторону стала вся очень сильная, несмотря ни на что, германская буржуазия. На стороне спартаковцев в то время была могучая сила: гнев за страшные страдания народа во время нелепо начатой истребительной войны, полное крушение старой власти, унижение, падение монархии, раздражение масс по поводу поведения шейдемановцев во время войны. Но на стороне социал-демократов большинства были иные силы, социологически более даже и в тот момент прочные, которые должны были восторжествовать, хотя и не без борьбы, собственно говоря, в тот момент вокруг них сгруппировались все силы буржуазной Германии.
Конечно, колоссальную роль сыграло и то, что перемирие было уже заключено, никто больше не гнал солдат на фронт, и армия не имела непосредственных поводов стоять за дальнейшее углубление революции. Нужно еще прибавить, что явное нежелание Антанты вести переговоры с кем бы то ни было, кроме Национального собрания, также сильно поднимало шансы последнего в борьбе против спартаковцев. Стоит почитать мемуары княгини Блюхер, чтобы навсегда запомнить ее ликование при известии, что Антанта не хочет вести переговоры с крайними революционными элементами. Именно с этого момента княгиня Блюхер и удостоверилась в поражении спартаковцев. Наконец, раз уж речь зашла о сравнениях с Россией, нельзя забывать, что в России вся деревня (т. е. почти вся страна) была давно уже минирована и почва для социального взрыва была налицо, даже независимо от рабочего вопроса, от армии, от всех прочих условий. А в Германии, в деревне, рядом с батрачеством существовало сильное собственническое крестьянство, многочисленная и организованная сельскохозяйственная мелкая буржуазия, крепко спаянная с крупными землевладельцами не только идейно, но и организационно (вспомним Союз сельских хозяев). Крупные аграрии, мелкие землевладельцы, владельцы «рыцарских поместий», крестьяне-собственники, словом, все владельцы и руководители сельскохозяйственной промышленности делали золотые дела в первые годы после войны.
До войны в Германию ввозилось очень много продуктов для питания: почти 25 % всего иностранного ввоза составляли хлеб, всякого рода овощи, живность. В 1919–1920 гг. этот ввоз еще усилился и дошел до 40 % (всего ввоза из-за границы). С 1921 г. ввоз этих продуктов стал уменьшаться, и довольно круто. Катастрофа марки мешала делать большие закупки за границей. И вот тогда-то крупные и мелкие землевладельцы сделались монополистами внутреннего рынка. Деревня стала люто эксплуатировать город. Продолжалось это во все время бумажной инфляции: в 1919, 1920, 1921, 1922, 1923 гг. Землевладельцы продавали свои продукты по неслыханной цене и немедленно же скупали дома, бриллианты, жемчуг, рояли, картины, автомобили, мебель, расширяли свое хозяйство. Вся собственническая деревня деятельно поддерживала контрреволюционное движение в эти первые критические, послевоенные годы. Все эти обстоятельства вместе оказались сильнее того бурного гнева, который на некоторое время сделал Карла Либкнсхта и Розу Люксембург истинными вождями революционного наступления.
В этой книге, имеющей целью главным образом лишь отметить основные вехи в развитии событий, было бы неуместно излагать день за днем историю борьбы спартаковцев против социалистов большинства в ноябре, декабре, январе 1918–1919 гг., хотя эта борьба полна самого захватывающего интереса, и не только потому, что яркие, трагические фигуры Либкнехта и Розы Люксембург приковывают к себе внимание. Для социолога, для исследователя массовой психологии, для политика детальное изучение этого периода (в настоящее время еле начавшееся) может представить колоссальный интерес. Поражение революционного меньшинства в 1919 г. было предрешено отмеченными выше особенностями исторической германской обстановки. Но перипетии борьбы полны глубокого значения.
Тут ограничимся лишь напоминанием некоторых моментов. Борьба в течение первого месяца в Берлине, в Киле, в Мюнхене, в Вюртемберге, в Саксонии между спартаковцами и социалистами большинства все обострялась. Независимые колебались между обоими лагерями.
16 декабря 1918 г. собрался конгресс рабочих и солдатских Советов Германии. На конгрессе обозначилось резкое расхождение в недрах партии независимых социал-демократов: одна часть (под предводительством Ледебура) сблизилась со спартаковцами, другая (Гаазе) заняла позицию, более благоприятную для социал-демократов большинства. Левая часть конгресса стояла за лозунг «Вся власть Советам»; правая часть — за Учредительное собрание. Съезд проходил при очень напряженной атмосфере, заседания прерывались нередко грандиозными демонстрациями рабочих. Эберт, Шейдеман энергично вели агитацию в пользу Учредительного собрания. В конце концов за Учредительное собрание и созыв его не позже 19 января 1919 г. высказалось 400 голосов против 75.
Но революционное возбуждение после этого не упало. Напротив, мысль о непосредственном вооруженном восстании все более и более распространялась среди спартаковцев и части независимых. После конгресса Советов революционная борьба в Германии вступила в особенно острый фазис. Народная морская дивизия (Volksmarine-Division), главная вооруженная сила в декабре 1918 и январе 1919 г. в Берлине, склонялась к лозунгу «Вся власть Советам». Правительство («народные уполномоченные») не имело единой тактики и колебалось. Попытка народных уполномоченных свести численность «морской дивизии» с 1600 человек до 600 не удалась. На почве этой борьбы из-за морской дивизии 23 декабря 1918 г. вспыхнуло восстание. Правительство вызвало на помощь себе генерала Лекиса с войсками из Потсдама. Вооруженная борьба длилась два дня — 23–24 декабря, и с обоих сторон были убитые и раненые. В конце концов матросы морской дивизии оставили занятый ими дворец, причем их выпустили с оружием в руках. Возбуждение ничуть не прекратилось после этого первого столкновения. Центральный Совет солдатских и рабочих депутатов большинством голосов высказался за политику «народных уполномоченных», которые вызвали из Киля Носке и включили его в свой состав (тотчас после 23–24 декабря). Все это предвещало неминуемый новый взрыв. В столице происходили непрерывные демонстрации. В день похорон убитых матросов на одних плакатах значилось: «За Эберта и Шейдемана»; на других: «Долой кровавых собак — Эберта и Шейдемана».
Резко революционно была настроена, в частности, масса безработных.
В первое время после войны целый ряд обстоятельств способствовал болезненно-сильному кризису безработицы в Германии.
Во-первых, уничтожение армии (не демобилизация, как в других странах, а уничтожение — по Версальскому договору —
Во-вторых, уничтожение (в первые годы) торгового пароходства лишило заработка 77 тысяч человек, прежде кормившихся при этом деле.
В-третьих, высылки или добровольные переселения немцев из всех потерянных Германией частей ее
