'Наддай!'- я слово выронил,-
Под слово люди русские
Работают дружней.
'Наддай! наддай!' Так наддали,
Что ямы словно не было -
Сровнялася с землей!
Тут мы переглянулися…'
Остановился дедушка.
'Что ж дальше?'
'Дальше – дрянь!
Кабак… острог в Буй-городе,
Там я учился грамоте,
Пока решили нас.
Решенье вышла: каторга
И плети предварительно;
Не выдрали – помазали,
Плохое там дранье!
Потом… бежал я с каторги…
Поймали! не погладили
И тут по голове.
Заводские начальники
По всей Сибири славятся -
Собаку съели драть.
Да нас дирал Шалашников
Больней – я не поморщился
С заводского дранья.
Тот мастер был – умел пороть!
Он так мне шкуру выделал,
Что носится сто лет.
А жизнь была нелегкая.
Лет двадцать строгой каторги,
Лет двадцать поселения.
Я денег прикопил,
По манифесту царскому
Попал опять на родину,
Пристроил эту горенку
И здесь давно живу.
Покуда были денежки,
Любили деда, холили,
Теперь в глаза плюют!
Эх вы, Аники-воины!
Со стариками, с бабами
Вам только воевать…'
Тут кончил речь Савельюшка…'
'Ну что ж? – сказали странники.-
Досказывай, хозяюшка,
Свое житье-бытье!'
'Невесело досказывать.
Одной беды бог миловал:
Холерой умер Ситников,-
Другая подошла'.
'Наддай!' – сказали странники
(Им слово полюбилося)
И выпили винца…
'Зажгло грозою дерево,
А было соловьиное
На дереве гнездо.
Горит и стонет дерево,
Горят и стонут птенчики:
'Ой, матушка! где ты?
А ты бы нас похолила,
Пока не оперились мы:
Как крылья отрастим,
В долины, в рощи тихие
Мы сами улетим!'
Дотла сгорело дерево,
Дотла сгорели птенчики,
Тут прилетела мать.
Ни дерева… ни гнездышка…
Ни птенчиков!.. Поет-зовет…
Поет, рыдает, кружится,
Так быстро, быстро кружится,
Что крылышки свистят!..
Настала ночь, весь мир затих,
Одна рыдала пташечка,
Да мертвых не докликалась
До белого утра!..
Носила я Демидушку
По поженкам… лелеяла…
Да взъелася свекровь,
Как зыкнула, как рыкнула:
'Оставь его у дедушки,
Не много с ним нажнешь!'
Запугана, заругана,
Перечить не посмела я,
Оставила дитя.
