выходе на прогулку бросались на капитана, офицеров, матросов и иногда убивали несколько человек, пока оставшаяся команда ими овладевала. Начинались самые варварские пытки и истязания, но смертная казнь применялась сравнительно мало: в данном случае жестокость несколько умерялась корыстолюбием и нежеланием без прибыли истреблять товар, который везли на рынок.
Эти бунты рабов, или «пленных» (как они назывались официально во время переезда, вплоть до продажи их плантаторам), были очень частым явлением. Например, в 1734 г. из шести судов, которые отошли из Нанта для торговли рабами, на пяти произошли кровавые бунты, и все пять вспышек происходили до отхода корабля в море. Не было, кажется, и одного года, когда бы не отмечались то там, то сям в больших или малых размерах подобные события.
В годы, предшествовавшие взрыву войны с Англией (1738–1744), центр французского капитала, занятого работорговлей, Нант за семь лет выслал к гвинейским берегам 180 судов, владельцы которых купили в Африке 55 015 рабов, а продали из них 45 336. Куда делись остальные 10 тыс.? Умерли от болезней, покончили с собою, были перебиты во время бунтов, замучены после бунтов? В среднем нантские работорговцы скупали в Африке 8–9 тыс, рабов в год, из которых тысячи полторы выводились по дороге в расход. Когда наступали времена похуже, приходилось заботиться, чтобы в расход выводилось поменьше драгоценного груза, и именно тогда, в тяжелое для французских работорговцев время войны с англичанами, добрейший Жак Савари и советовал читателям внимательно следить за новокупленными рабами в момент отъезда, когда пленникам особенно часто приходит в голову мысль броситься в море или разбить себе голову. Бунты на море иногда заканчивались тем, что часть команды, начиная с капитана, бывала перебита, а другая часть отсиживалась, забаррикадировавшись в каком-либо помещении корабля. Но несчастные невольники все-таки и тогда не могли избавиться окончательно от своих палачей. Не умея управлять кораблем в открытом море, они должны были терять драгоценные дни, пока встречные суда не помогали их тюремщикам выйти из засады, а самих пленников возвращали после свирепых пыток в темный и смрадный трюм.
После нескольких месяцев такого пути нельзя было по прибытии в Америку сразу выводить рабов из трюма на продажу. Они имели такой измученный вид, успевали так отощать дорогой, так болели цингой, были покрыты такой сыпью и нарывами от ужасающей гряз», в которой прожили несколько месяцев почти без движения, что, конечно, необходимо было дать им оправиться, несколько подкормить их, раньше чем требовать за них приличную сумму. Их держали поэтому несколько недель на берегу в довольно сносных условиях и затем продавали, иногда поодиночке, иногда целыми партиями. Покупателями были плантаторы. Французские работорговцы продавали своих невольников на Антильских островах, англичане — в Южной и Северной Америке, испанцы и португальцы — в Южной и Центральной Америке, голландцы — в Северной Америке. Впрочем, вполне строгого разграничения тут не было, хотя кое-где и действовали запреты для работорговцев чужой национальности. В обмен купцы брали в подавляющем большинстве случаев не деньги, а колониальные товары, больше всего сахар, кофе, хлопок, индиго и другие красящие вещества и т. п. Нагрузив этими товарами все помещения, освободившиеся после увода невольников, капитан невольничьего брига отправлялся на родину, в Европу, где его хозяева и доверители распродавали полученный колониальный товар.
Таким образом, вся торговая операция, сопряженная с этим долгим и опасным тройным рейсом, продолжалась в общем, например для французской работорговли, около года, иногда и несколько больше года, и состояла из четырех актов: 1) купец, владелец судна, покупает во Франции за наличные деньги разные товары и грузит их в Нанте или Марселе на корабль, идущий в Африку; 2) капитан корабля по прибытии в Африку выменивает эти товары на рабов; 3) погрузив на свой корабль рабов, капитан отплывает из Африки в Америку, где выменивает рабов на колониальные товары, прежде всего на тростниковый сахар; 4) эти колониальные товары перевозятся из Америки во Францию, где и распродаются за наличный расчет. У англичан и голландцев этот торговый оборот был несколько иной: они уже с начала XVIII в. брали нередко за рабов плату не колониальными товарами, а деньгами.
Барыши, даваемые работорговлей, были, как сказано, колоссальны. Та часть французской торговой буржуазии, которая была связана с оборотами нантских судовладельцев-арматоров и нантских купцов, владевших крупным денежным капиталом, обогащалась неслыханно быстро. Можно смело утверждать, что французские владения вроде, например, колоссальной Канады, где не было плантаций и с которой поэтому французские работорговцы не имели дел, никогда не были так близки интересам французской буржуазии, как Антильские острова, куда в первую очередь направлялись невольничьи бриги от берегов Гвинеи. Вот почему все (уже тогда могущественное) влияние растущей французской буржуазии на свое правительство было пущено в ход в 1762–1763 гг., когда начались и шли мирные переговоры с Англией после Семилетней войны, чтобы удержать во французских руках Антильские острова хотя бы даже ценой уступки всей Канады и драгоценных территорий Индии. В недрах самого буржуазного класса Франции работорговля создала особую прослойку довольно замкнутой, быть может, наиболее богатой касты, очень влиятельной в государстве. Когда наступила буржуазная революция 1789 г., то именно эта прослойка, эта «меркантильная аристократия», нажившая миллионы на похищении и продаже беззащитных людей, раньше, чем вся остальная буржуазия, столкнулась с внутренним противоречием между своими материальными интересами и тем идейным багажом, который принесла с собой революция. Нантские, бордоские, марсельские работорговцы вскоре убедились, что революция имеет также некоторые неудобные для них стороны.
Сами европейские правители пытались протягивать руки к Африке, однако нередко это заканчивалось для них весьма плачевно.
Достаточно припомнить страшное поражение, которое в октябре 1541 г. испытала экспедиция в Алжире, отправленная императором Карлом V, могущественнейшим властелином колоссальных земель в Европе, когда он пытался разгромить часть африканских племен на их собственной территории. Он отправил в Алжир эту экспедицию потому, что испанцы уже третье десятилетие терпели в Северной Африке одно поражение за другим. В этой экспедиции Карл V потерял 12 тыс. человек, 10 пушек, массу оружия и почти весь флот, перевозивший войска.
Впечатление во всей Европе было огромное. С тех пор и вплоть до начала XIX столетия европейцы уже не помышляли о завоевании Алжира, Марокко, Туниса, Триполи.
Только в самом конце первой трети XIX в., с начала завоевания Алжира, а особенно с момента создания парового военного флота, арабские мореходы перестали быть грозой французского торгового мореплавания. Но это уже выходит из хронологических рамок моих очерков.
Берберийские племена Магреба, или Марокко, живущие в северо-западной части Африки, подверглись, правда, за свое почти двухтысячелетнее существование дважды нашествию (сначала, в VIII в., арабскому, а потом, в XV и XVI вв., турецкому), но оба раза завоеватели не очень далеко проникали в глубь страны. Ислам был внесен в Марокко еще арабами, и после турецкого завоевания марокканские племена признавали константинопольского султана халифом, верховным главой исламизма, но в политическом отношении власть турецкого правительства над Марокко была довольно призрачна.
Возникновение торговых связей между французами и марокканцами относится ко второй половине XVI в.
Французы ввозили в Марокко сукна, полотна, скобяной товар и т. д., а вывозили кожу, шерсть, воск, страусовые перья, медь, олово, финики, а также товары, приходившие в Марокко из Томбукту (слоновую кость, камедь). У французов уже с середины XVI в. развилось как коммерческое, так и политическое соревнование и борьба с испанцами в Марокко.
Марсельские купцы принимали особенно живое участие в этой торговле, но ей уж очень мешало громадное развитие морского разбоя на Средиземном море.
С конца XVII столетия против французов в Марокко выдвигаются новые конкуренты — англичане.
Когда французы в конце царствования Людовика XIV начинают терпеть неудачи, марокканский султан Мула-Исмаил зорко следит за этим, и, например, когда французский посол в начале 1693 г. сообщает султану последнюю новость о том, что французские войска взяли город Намюр, то Мула-Исмаил на это спешит ответить, что ему все известно, но ему известно и другое — англичане разбили французов в морском сражении при Ла-Гуге. И он даже любезно уточняет эту новость, сообщая послу, что французских кораблей взято или потоплено 27.
Марокканские султаны с давних пор боялись французов, как будто предчувствуя, от чьей руки
