Кобру, который начинал сдавать, особенно после удара коленом в висок и опрокидывающего продолжения вторым коленом в грудь…
Еще и основанием рукояти в лицо! Зачем так?! Эльфка обхватила голову руками.
— Что?! — главарь кашлянул, потом снова, сопроводив гортанным хрипом, и приложил руку к губам, — Нет!
На пальцах осталась густая мокрота вперемешку с кровь.
Кобра замотал головой. Темнота сгущалась и плыла перед затуманенным взором. Между ним и окном стоял, тяжело дыша, Феникс.
Как тяжело дышит… Сейчас бы еще толику сил, чтобы добить этого проклятого полукровку, который наверняка не рассчитал и принял слишком много снадобий в надежде на короткий бой. Не вышло. Но «ловец удачи» все равно останется жив. Правда, придется ждать и мучаться, пока организм сам очистится от той дряни, которой он себя накачал. Однако Кобра знал, что не увидит этого. Тянуть время было бесполезно. Его противник предусмотрел все — клинок оказался отравлен.
— Да это яд, — подтвердил догадку главаря банды «ловец удачи».
— Я… буду ждать тебя в Бездне. И там… на глазах наших учителей, мы сойдемся в последней битве! — Кобра бросился в безнадежную атаку.
Клинки застонали. Карнаж рванул вниз, в сторону. Кобра не удержал и лезвие полукровки вырвалось, рубанув в кисть снизу, потом скользнуло под квадратную гарду и выбило оружие из ослабших пальцев. Меч Кобры со свистом вылетел в окно. Он попытался отступить и уклониться, так как сшибка вытянула его вверх во весь рост. Снизу раздался едкий смешок полукровки. Феникс подсел, перехватил свой меч одной рукой и толкнул за основание рукояти свободной ладонью снизу-вверх, пробив череп Кобры насквозь через подбородок в макушку. Короткий хриплый выкрик на островитянском наречии завершил добивающий удар:
— Умри!
Дверь проломилась внутрь, доски затрещали и посыпались на пол. Еще несколько ударов, и на пороге возник Тард. Бритва осторожно обошел замершего в исступлении оконченного боя Карнажа и приблизился к окну.
Нэй беззвучно плакала. Её слезы лились по бледным от пережитого ужаса щекам.
— Нэй, — позвал Бритва.
Эльфка посмотрела на него широко распахнутыми глазами и рыдание вырвалось из ее горла. Она завывала, плакала навзрыд пока гном поднимал привалившего ее Гортта. Но тот неожиданно крепко выругался. Тард даже выпустил друга, которого почитал убитым и оплакивал. Тот начал опадать на пол и руки Бритвы и Нэй вместе подхватили его, бережно опуская, хоть он бранил их и ругался как сапожник, утверждая, что сам вполне может и всем еще покажет где раки зимуют.
Карнаж тоже подошел к окну. Он было протянул эльфке руку, но, едва встретив ее взгляд, тут же отдернул. Снаружи полукровка увидел, как Эйлт терзал толстяка, загнав того к стене, с помощью кинжала «ловца удачи» успев сократить длину оружия противника на добрую треть.
Оттолкнув ступней обломок лезвия, вор зажал «в клещи» и вырвал из рук то, что осталось от шпаги Дика. Помощник начальника тюрьмы не мог ничего толком сказать на человеческом языке, даже попросить пощады. Полукровка загнал его в угол, где из городской стены выступала сторожевая башня и там вдарил двумя кинжалами сразу, разрезав грудь толстяка, словно ножницами. Дик упал. Эйлт замер над ним в ожидании. Уловив движение трехпалой лапы, вор окончательно осатанел.
— Гляди-ка, живой еще! — больше не пуская в ход клинки, полукровка бил противника ногами.
Потом все же остановился. Тварь даже не узнавала его, а только жалобно хрюкала, наверняка к этому времени окончательно перестав понимать, что происходит. Вор очень хотел знать, кто это сделал с Диком, лишив его радости мести, но понимал, как безнадежно это желание.
— Эйлт! — позвал друга Карнаж.
— Что?! — раздраженно обернулся вор, вопросительно разведя в стороны руками с окровавленными кинжалами.
— Сваливаем отсюда! — махнул рукой «ловец удачи».
— С удовольствием! — Эйлт даже не обернулся на стонущую жертву, направившись к борделю.
По дороге ему на глаза попался вылетевший из окна меч Кобры. Полукровка протянул руку за клинком, который украшали несколько драгоценных камней на рукояти и узор змеи работы старого мастера шел от гарды по лезвию.
— Не трогай! — донеслось из окна, — Это змеиное жало ядовито и после смерти хозяина!
Эйлт с досады плюнул, но послушался доброго совета.
То нечто, во что превратился Дик, заметив как мучитель скрылся за обитой железом дверью черного хода, зашевелилось и принялось отползать по стене в сторону переулков.
Повинуясь животному инстинкту сохранения собственной жизни, существо постоянно озиралось, принюхиваясь к воздуху окровавленным пятачком. Любой человек от такого количества ран и потери крови давно бы упал замертво, но тварь еще держалась. Однако, судьба, в лице фигуры, которая терпеливо скрывалась на одной из соседних крыш, завернувшись в черную накидку с капюшоном, пришла в движение. Небольшой лук появился в руках. Одна стрела легла на тетиву. Другую Тэтцу зажал в зубах. Повернувшись на согнутых в коленях ногах, он направил лук горизонтально, натянул тетиву, и прицелился. Когда существо достигло, переулка первая стрела сорвалась в полет. За ней, через мгновение, последовала вторая, хотя особой нужды в ней уже не было…
Стихия успокоилась лишь под утро. Тогда же в комнату, где за столом так и уснул на разбираемых им бумагах Рене, осторожно постучали. Начальник тюрьмы недовольно заворчал и посоветовал всем, кто беспокоил его в столь ранний час, убираться к дьяволу. Но незваные гости продолжали настойчиво колотить разом в четыре руки. Рене насторожился, подхватил шпагу со стола и отворил дверь. Там, согнувшись в поклоне, стояли трое промокших до нитки островитян. Один из них снял со спины и протянул перед собой на руках что-то длинное, завернутое в тонкую ткань с витиеватыми узорами, характерными для родины подносившего этот «дар».
— Какого черта? — потер лоб Рене.
Островитянин молчал, настойчиво протягивая сверток ближе к начальнику тюрьмы.
— Это мне? — спросонья поинтересовался Рене, смутно припоминая, что же такое он должен был получить от этих странных низкорослых людей.
Не стоило вчера так подналегать на вино, но он не все забыл, хотя в голове гудело, как в колоколе, и страшно мучила жажда, организовав во рту не по сезону великую суш. Начальник тюрьмы предложил ранним гостям оставить принесенное ими на столе и посоветовал убираться, так как он был не в духе.
Раскланявшись, островитяне послушно удалились.
Рене поворошил кочергой угли в погасшем камине. Подбросив дров и разведя огонь, начальник тюрьмы сидел некоторое время рядом, прогоняя утренний озноб. Потом вытащил из стопки на столе письмо, пришедшее вчера, кажется, после обеда, пробежал его еще раз глазами и бросил в огонь. Пламя быстро поглотило листок, словно специально в последнюю очередь проступив черными пятнами на строках постскриптума, где заключался особый приказ, который Рене собирался нарушить и для этого хорошо наточил вчера свою шпагу. Осталось только убедиться в том, имело ли это все еще смысл, или нет.
Он неторопливо развернул тонкую ткань — внутри оказались ножны с островитянским мечом. Он выдвинул клинок на полфута. На лезвии гравировка змеи. Значит Кобра потерпел поражение, ведь описание оружия сходилось с тем, которое содержало вчерашнее письмо Клода. Что ж, оно и к лучшему, хотя с этого утра ранее приятная мысль о том, чтобы самому разделаться с полукровкой, стала отвратна бесчестностью этого поступка сегодня. Если Феникс одержал победу, значит сильно измотан, если вообще жив. Тот страшный кукловод, что играл в этом деле всеми, как деревянными болванчиками, казалось, отлично все рассчитал. Убийца прикончил убийцу — неплохо. А сейчас, возможно, он, Рене, тоже часть этого дьявольского плана? Но он не задумывался, когда отправлял послание Кобре и не дрогнул, посылая письмо Роксане, которое немного дополнил собственным вызовом, незаметно присоединившись таким образом к основной нити замысла.
— Проклятье! — Рене выпустил рукоять меча и впился губами в ранку на ладони, — Тоже мне, островитяне. Мечи делают — залюбуешься, а рукоять не могут ошкурить как следует!
Позвав слугу, начальник тюрьмы распорядился принести ему кувшин вина и прислать быстрого на ноги человека, чтобы доставить кое-что по нужному адресу. Сам же раздраженно запихнул меч до конца в ножны и кое-как завернул обратно в ткань.
Убийцы драконов перебрались в доки всем отрядом. Там их ожидал огромный корабль, предоставленный им в распоряжение магами из их личного небольшого флота, благодаря щедрости нового председателя совета гильдии. Огромное судно заканчивало погрузку и скоро должно было оказаться готовым к отплытию.
Таверна «Старый якорь», расположенная на сваях недалеко от причалов, стала приютом наемникам и еще многим морякам, которые тоже ожидали отплытия своих судов.
Гортт спустился в общую залу под присмотром Профессора. Старый знахарь быстро привел его в чувства, благо ранения оказались хоть и многочисленными, но не серьезными. Нэй сидела, вытянув ноги на пустующей скамье у стола, тоскливо уставившись этим холодным утром на серое небо за грязным стеклом окна. В углу с повязкой на глазах угрюмо курил свой длинный чубук «Бешенный». Увидев Гортта, эльфка встрепенулась и улыбнулась в ответ на дружеское подмигивание Профессора, которого раненый поносил за постоянные попытки поддержать и помочь спуститься по пустяковой лестнице, словно какому-нибудь дряхлому старцу. Наконец, не без огрехов и проклятий, Гортт уселся за стол и посмотрел на Нэй, которая тут же пожелала ему доброго утра. В тот момент, лично для гнома, это утро вдруг перестало быть непонятным явлением осенней серости и сырости за окном, хотя зимние месяцы уже начали свой отсчет.
Остальные наемники начали подтягиваться в общую залу, пусть больше подошло бы сказать «сползаться», собираясь встряхнуться после прошедшей непростой ночи и славной драки на зависть всем любителям раздавать зуботычины.
Эльфке улыбались опухшие от синяков физиономии. У кого-то стало не хватать пары зубов, но глаза, пусть часто подбитые и заплывшие, смотрели на нее по-доброму. Все обошлось, а следы от побоев пройдут, сломанные руки срастутся, свороченные носы выпрямят. Зато их «милое чучелко» в порядке. Сидит себе у окна и будто светит в это ненастный день как маленькое солнышко, кому-то напоминая о внучке, что осталась где-то далеко в колыбели с прощальным поцелуем на лбу, кому-то о дочери, что с грустью провожала отца в поход, протянув заботливо собранную торбу. Хотя были те, кто отводил взгляд. В основном молодые феларцы, в чьих ожесточенных местью драконам душах что-то незнакомое и неожиданное нет-нет да шевельнется к этой эльфке, приводя сердца в смятение. И только две пары глаз оставались холодными и непроницаемыми…
Нэй вспомнила вмиг переменившееся лицо Эйлта, когда он столкнулся с ними, спускавшимися по лестнице борделя. Вор тут же спросил, где Карнаж. Они обернулись — «ловца удачи» за ними не было. Эльфка даже не помнила, чтобы он шел следом. Она вообще после того, как, наконец, уснула ненадолго под самое утро, смутно представляла, что творилось прошлой ночью, словно всего произошедшего вовсе не было. Единственным ясным в памяти был страх. Непонятный, беспричинный, едва она пыталась вернуть хоть что-то из увиденного.
Нэй нахмурилась и отвернулась к окну, сложив руки на подоконнике.
Нет. Она помнила тот момент, когда они вышли: много людей дрались, а потом, оттолкнув ее из дверей выбежал Эйлт, тащивший Карнажа. Вор кричал и скверно ругался проклиная то наемников, то «ловца удачи». Она видела, как, дотащив до ближайшего дома, Эйлт прислонил Феникса к стене и долго тряс за плечи.
«Ты не сдохнешь, пока я здесь!»
Нэй вздрогнула — полукровка с силой ударил Карнажа в живот. «Ловец удачи» сгорбился — его вырвало. Потом еще. Эйлт подбежал к ним, оставив ненадолго друга, выхватил у Профессора флягу с набранной водой. Гном вызвался помочь, но вор вытащил кинжал, произнеся в ответ очень жестокие слова… Да, все верно, они забыли о Фениксе, но откуда ей, Гортту и Тарду было знать, что он накачался какими-то снадобьями. Теперь становилось ясно, почему «ловец удачи» так жутко выглядел в том бою. Но Эйлт был беспощаден: «Такова ваша благодарность, да?! Будьте вы прокляты! Он спасал ваши жизни и сейчас сдохнет из-за этого!» Профессор снова настойчиво предложил свои услуги. Вор грубо отказал, заявив, что никому больше не доверит жизнь друга…
Она никогда не видела, чтобы кто-то бежал так быстро, взвалив на плечи примерно равного себе по весу.
