— Опять поверить?..
Сашка и Толик тоже вздыхают.
— А завтра все снова пойдет по-старому?
— Нет, — восклицает Сашка, — по-новому!..
— По-новому! — подтверждает Толик.
— По-новому?.. — Галина Васильевна улыбается. — И что мне с вами только делать?.. Ну ладно, садитесь. Только побыстрей, мы и так уже много времени потеряли.
Толик и Сашка бросаются к вешалке.
— Сейчас, сейчас…
— Мы быстро, — кряхтит Толик, отстегивая крючок у воротника.
Они торопливо вешают пальто, хватают портфели и спешат к своей парте.
А на доске висит карта частей света. Здесь и Азия, и Европа, и Австралия… А Антарктида вся белая… Ну и холодно же там!.. До чего же интересная эта география… Страшно интересная!..
Витька Лапкин, который сидит впереди, что-то шепчет соседу.
И Сашка сердито толкает его:
— Тихо!..
— Тихо!.. — грозит Толик.
Кабала
Сначала я проиграл копейку, потом еще четыре… Проиграв, я решил отыграться. Это обошлось мне еще в пять копеек. Игра продолжалась в долг.
Доведя его до тридцати копеек, Петька Черенков отказался продолжать игру — как раз в тот самый момент, когда я особенно остро почувствовал близость победы.
— Отдам! — кричал я.
Но сумма была так велика, что дальнейшее увеличение делало ее призрачной. Кроме того, Петька боялся своей совести.
Домой я возвращался невеселый. Как хорошо было утром, когда я шел в школу! У порога в класс ноги вытирал, а дежурный Витька Яблочкин кричал: «Сильней три, не пущу!» Какой он все-таки хороший, этот Яблочкин. И даже после двойки за диктант все было хорошо… А теперь?.. Что же делать теперь?! Оставалось одно — ждать воскресенья, когда мне давали деньги на кино.
Придя домой, я уселся за письменный стол, достал диктант и с грустью занялся работой над ошибками. Вооружившись бритвой, я соскабливал красные пометки учителя, после чего подписывал те же исправления своей рукой. Остались какие-то три-четыре ошибки, когда позади вырос отец. Некоторое время он с интересом рассматривал мои труды, а потом спросил:
— В кинотеатрах уже идет «Броненосец Потемкин»?
— Да! — ответил я.
— Это замечательный фильм, — продолжал отец.
— Да…
Отец кивнул:
— Ты его не увидишь.
«Броненосец Потемкин»… Все завертелось перед моими глазами… «Броненосец Потемкин»… Неужели я никогда не увижу этой картины?
И только потом до меня дошло самое ужасное: я потерял единственную возможность расплатиться с Черенковым.
— Принес? — спросил он меня на следующий день.
— Забыл! — соврал я. — В понедельник обязательно принесу.
Черенков нахмурился.
— У меня тут булка, — сказал я, открывая портфель. — Хочешь?..
— Давай! Но смотри: в понедельник чтоб принес!
Теперь я все свои надежды возлагал на следующее воскресенье.
— Принес? — спросил Черенков в понедельник.
— Нет, — промямлил я. — Да ты не беспокойся… Просто я еще двум должен: одному двадцать копеек, другому пятнадцать… Но и мне должны пятьдесят копеек…
— Ну, смотри, — прошипел Черенков, — последний срок — завтра! Давай булку.
— Сейчас, сейчас…
И я поспешно протянул ему белую сдобную булку. Петька жадно вонзил в нее зубы и поморщился:
— Черствая.
На большой перемене все высыпали во двор:
— Чур, не я! Чур, не я!
— Чур, не я! — крикнул я.
— Я тебе покажу «чур, не я»! — заорал Петька. — Пошел отсюда!..
— Катись! — поддержали его дружки, Палкин и Комков.
— Да я только немножко…
— Тридцать копеек отдай сначала!
Лицо у меня запылало. Но еще унизительней было повернуться и уйти. И я стоял неподвижно и смотрел на игру. Вот Димка догнал Витьку Кошкина, а Витька догнал Саньку Сергеева, а Санька… «Ты получишь, Петька, свои тридцать копеек, — думал я. — И я снова буду свободным».
Наступил вторник, и я снова почувствовал себя уже бодрее: скоро воскресенье… Потом я вспомнил злые Петькины глаза, булку, которую он назвал черствой, и мне опять стало тоскливо. Когда перед уходом мама хотела сунуть в портфель булку, я попросил положить в нее колбасы.
На этот раз Петька не стал спрашивать про деньги. Он сразу все понял и сначала протянул руку:
— Булку!
Торопливо я открыл портфель. Скорее, скорее!.. Бери, Черенков, ешь… Десять, двадцать булок!.. Только не проси, только подожди…
Булки в портфеле не было. Я пошарил в соседнем отделении — пусто… Петька между тем переминался с ноги на ногу. Я лихорадочно рылся в книгах, перебирал тетради; я высыпал содержимое портфеля на пол и долго тряс его, похлопывая по дну. Я проверил карманы, я залез в парту…
— Где булка?! — закричал Петька.
— Тут была, — растерянно шептал я, — она с колбасой была…
Сообщение о колбасе привело Черенкова в бешенство. Он процедил:
— Теперь не обижайся.
После уроков я собрал учебники, вышел на улицу и медленно огляделся. Я давно приготовился, но все-таки вздрогнул, увидев их. Они стояли в углу, под деревом: Черенков и еще кто-то. Издали не было видно.
Я повернулся и пошел к ним в угол; я не хотел, чтобы за мной гнались.
Теперь я разглядел второго. Это был Молотков из пятого «Г», известный на всю школу своими кулачными боями.
— Вот он, — сказал Черенков, — проиграл тридцать копеек и не отдает.
— Избить надо! — устало вздохнул Молотков.
— Я тебя предупреждал, — злорадствовал Петька.
— Он тебя предупреждал? — спросил Молотков.
