даже самой ларонийской гильдии, с ее немалыми вливаниями драконьего золота, и не снилось доставить послания за семью печатями на край мира всего за пару дней.
Настолько грубо раскрыть карты эти две фракции могли позволить себе только потому, что давно соперничали друг с другом… Холодные и расчетливые теоретики и ученые, а против них — столь же холодные и расчетливые практики и интриганы. В решительную минуту они действовали поразительно единодушно.
Множество выводов сделали Зойт и Даэмас, просиживая долгие вечера возле старого камина в зале для приемов. Опять же разговор с живым пламенем — Рэйтцем, оставил свой след в их душах. Дух архимага с горечью вещал о повторении истории, об охоте за могуществом орденов стихий… О том, как быстро угас энтузиазм первых лет после того, как кристаллы стихий были отправлены в земную твердь… Он сам был среди тех, кто в первые годы понял, насколько ослабла магия. Ничто и никто не способны были переубедить наследников эпохи чародейства, когда могущество было настолько весомо и масштабно, что только глупец стал бы с ним спорить! Маги, за прошедшие годы, сами превратились в «ловчих удачи». Они без зазрения совести охотились за могуществом, кто в одиночку, кто сообща, искусно пряча все это за вывеску Возрождения. И плевать хотели на наследие Xenos, на записи о Восставшем, за которым охотились сами драконы. Здесь и сейчас — вот что имело значение! Кому какое дело до будущего, если лично себе можно урвать кусок… Власть, золото… В ущерб миру, в ущерб другим, в ущерб себе… Иной раз казалось, что те, кто так яростно пилили сук, на котором сидели, считали, что неважно рухнуть или нет, а важно как рухнуть… Желательно с помпой. За примером не надо было далеко ходить — Восемь Орденов. Их колоссы обрушились, но наделали столько шуму, словно разнеслись по миру сотней тысяч иголок, пронзая самолюбие даже самого последнего ничтожества, что только и способно было после недели бдений над амулетами и катализаторами магии зажечь, наконец, костер без огнива.
Всю сложность положения Зойт и Даэмас осознали, когда, среди прочей корреспонденции, наткнулись на невзрачное и потрепанное письмо с печатью черепа. Банальный символ заклинателей мертвых содержал совершенно неожиданный текст. Не угрозы и не требования, а всего несколько строк скорее дружеского совета, нежели высокомерно брошенного предупреждения:
Господа исследователи старины,
уничтожьте все, что сможете, и скорее уносите ноги из Красных Башен.
Ваши светлые головы стоят того.
В этом совете был смысл. Весь Материк за прошедшие несколько месяцев наводнили слухи о некоем могущественном некроманте, который бросил вызов наследию Визардеи и усмирял силы, таившиеся в древнем оплоте, попутно отправляя на тот свет всех любопытствующих без исключения. Не щадя даже таких же заклинателей нежити, как он сам, Кассар железной рукой сводил последний источник стихии смерти в Ничто. Это требовало немалого мужества и умения, ведь, следуя давно высказанной самим некромантом аллегории, он добровольно сел на бочку с порохом и пытался задуть фитиль. Дела Зойта и Даэмаса обстояли не намного лучше. Хоть источников, как таковых, в Красных Башнях не осталось, ведь с духом Рэйтца исчез последний, но библиотеки ломились от знаний.
Орден Огня обосновался слишком далеко от алчных рук и, после Сокрушения Идолов, единственный не озаботился уничтожением своего наследия. Остальные ордена стихий имели резиденции на Материке и встречали Xenos у порога, так сказать. Соответственно Аир А'Ксеарн и его сторонники, не щадившие ни старого ни малого, вырубали под корень все, что попадалось им под руку после того, как переступали через тела защитников. Архимаг же стихии огня встретил свою смерть в жерле вулкана Фойервельта, поручив своим сторонникам скрыть местоположение Красных Башен. Крупица жертвенности, проявленная им в стремлении к благу мира в будущем, оказалась теперь в руках Зойта и Даэмаса. Жаль, но напрасны были усилия архимага… В новом мире к сохраненному им ценой собственной жизни тянулись такие руки, что впору было содрогнуться.
Письмо Кассара сподвигло Зойта и Даэмаса перейти от слов к делу, хоть они и получали огромное удовольствие от общества друг друга, все-таки и тому и другому не каждый день удавалось выловить в потоке лиц и идей действительно независимого и здравого собеседника. Однако, даже если заклинатель мертвых за тридевять земель от них пришел к тому же умозаключение, что посещало не раз и их головы, то действительно следовало поспешить.
— К делу нужно подойти с умом, — объявил Зойт вечером на балконе, где они отдыхали после целого дня проведенного в библиотеках ордена.
— Разумеется, — кивнул Даэмас, — Как-никак на кону наши головы!
— Вы тоже пришли к такому заключению, — улыбнулся ларониец, — Но они были поставлены на кон еще до того, как мы вступили в то побоище у подножия.
— Я о том и говорил, мэтр.
— Превосходно. Тогда отбросим лишние размышления по этому поводу?
— Согласен, — чернокнижник взял глиняный сосуд с лангвальдским чаем, который уже достаточно настоялся, — Тем не менее одного просчета не удалось избежать ни шаргардской гильдии, ни форпатской фракции.
— О чем это вы? — эльф последовал примеру Даэмаса.
— Это был неизбежный просчет, коллега. Им пришлось послать лучшее из того, что имелось и не входило официально в их ряды. То есть вас, находящегося под протекцией самого Окулюса, и меня, «доброго друга» шаргардской гильдии. Но вот незадача, у таких как мы часто имеется своя голова на плечах.
Ларониец рассмеялся и согласно поднял сосуд с чаем.
— Другие бы просто не справились с подобной задачей, — усмехнулся чернокнижник, — Шаргардская гильдия пыталась и их постигла неудача. Сокрушительнейшее, доложу я вам, поражение, мэтр. В теперешние-то времена потерять с дюжину адептов и практикантов.
— Гром и молния! Доколе будет продолжаться привычка у людей делать ставки чужими головами даже там, где вероятность успеха при подобном подходе просто смехотворна?! — Зойт переменился в лице.
Даэмас только развел руками. Само собой разумеется, как он считал, что глава шаргардской гильдии никогда не будет охотится за наследием орденов стихий лично, сиречь собственной персоной разбрасывать всякую шваль от Красных Башен и копаться в пыли библиотек под взглядами потревоженных крыс.
Ларониец откинулся на спинку плетеного кресла и, глядя прямо перед собой, с силой втянул чай через трубочку.
— Вам не понять это в Лароне, — вздохнул чернокнижник, — У вас не принято швыряться чужой жизнью, и даже во время войн ваш народ очень разумно распределял свои силы. Хотя иные утверждают, что белые эльфы сражаются фанатично и не жалеют своих больше, чем врагов.
— Ха! Хотел бы я посмотреть в лицо тем умникам! — сквозь зубы процедил эльф, — Именно потому, что нас мало, наши армии и попадали в окружения с незавидной регульярностью! Поэтому приходилось продавать свои жизни как можно дороже. Лишь спустя много лет в совете при нашем императоре появились толковые стратеги, готовые замарать свои руки в карательных операциях.
— Верно, ведь халфлинги едва ли не плодовитее людей…
— Даэмас, я сам и мои братья участвовали в этом. Поверьте, никто не разделял вашего цинизма, но… мы жгли детей и женщин запирая их в домах. Иначе через какой-то десяток лет у наших границ появится очередная армия озлобленных мстителей за смерть отцов и братьев. А ведь те гибли по той же причине, совершенно забывая, что конечная цель любой войны — это мир. В результате будет бесконечная мясорубка, где месть и личные счеты станут самоцелью…
— Простите меня, мэтр.
— Полноте, я не настолько болезненно реагирую на это. Так что же нам предпринять в нашем положении? — поспешил сменить тему Зойт.
— Нас прикончат так или иначе. Если мы попытаемся скрываться — это ничего не даст, я думаю, вы это понимаете. Стоит нам попробовать, как Окулюс Берс, например, отменит свою протекцию, и вас настигнут сыскари из ларонийской канцелярии. Если ему этого покажется мало, то он приведет их и на мой след. Шаргардские же маги посодействуют, да еще и приберут к рукам мою башню. Без моего присутствия она долго не продержится под их напором, тем паче инквизиция давно имеет зуб на обиталище моих предков…
— Скверно-скверно.
— Однако, я думаю, вы тоже рассчитали другой вариант развития событий?
— Разделяй и властвуй? — ларониец лукаво посмотрел на чернокнижника.
— Именно! Они хотели получить знания — они получат их. Но никто не говорил каким образом и в каком виде.
— В таком случае нам остается только договориться, кто из нас какую часть возьмет на себя, чтобы у противников не возникло искушения убить одного из нас. Маги таковы, что никогда не уничтожат источник уникального знания, пусть и в стане противника. Скорее будут пытаться привлечь его на свою сторону.
Неожиданно возникла пауза. Другие бы на их месте безгранично радовались тому, что судьба даровала в их руки разом и власть и возможность обезопасить свои жизни. Но оба понимали какой ценой это будет куплено и какой груз возложит на их плечи. В конце концов, так или иначе знания окажутся в одних руках — да! Однако любой чародей старой закалки всегда помнил, что получить знания и быть достойным их — это не одно и тоже.
Собственными руками предавать огню книги и свитки, а ведь на некоторых красовались печати, возможно, даже их далеких предков. Понимать, что подобные знания придется оберегать, и единственной защитой будет служить лишь жизнь обладателя. Жизнь одного существа, против алчности и жажды власти всего Материка. Таким образом им двоим предстояло дать себе обет быть всегда готовыми расстаться с ней, с самым ценным сокровищем, будто уже заложенным в ломбард судьбы…
Вышедшего на палубу Карнажа встретило холодное и пасмурное утро. Полукровка поежился и направился к Тарду и Гортту. Двое гномов стояли у борта корабля и о чем-то судачили, задумчиво раскуривая свои трубки.
— Проклятый туман! Кормчему придется сильно постараться в этот раз, — посетовал Бритва, закусив мундштук.
— В прошлый раз как-то проскочили. А в этот управились быстрее, даже шторм не задержал и вот те раз — на три дня раньше срока и аккурат утром, — нахмурился Гортт, — Погоди-ка! Случаем не потому ли нас шаргардская чародейская братия запихнула в ту бурю?
— Ублюдки, — как-то устало изрек Тард, — Торопливость хороша при ловле блох, а не в таком деле.
Феникс с удивлением воззрился на гномов. Как они могли вот так спокойно толковать о своем, когда вокруг… Полукровка как зачарованный подошел к борту и свесился, глядя в густую пелену тумана. Его слух ласкали совершенно дикие и незнакомые доселе звуки. Они, медленно нарастая, поднимались будто из самых глубин и плыли вместе с туманом по палубе. Походящие чем-то на свист, но искаженный практически до неузнаваемости, они доносились то издалека, словно набирая свою силу где-то посреди полета до корабля и ослабевая и растворяясь на палубе, то совсем близко, будто вскарабкиваясь из-под днища корабля и вибрируя на досках обшивки. Создавалось ощущение, что сам Северный Океан вторил им, словно бормоча своими водами.
Феникс впервые слышал подобное. Ему даже на мгновение показалось, что вода вокруг живая, словно они плывут по спине огромного существа. Эхо овладевало слухом «ловца удачи» настолько, что окружающее переставало казаться реальным.
Полуэльф вовремя подошел и ухватил за рукав чуть не свалившегося за борт Карнажа. Их замутненные взгляды встретились.
— Впервые? — пробормотал помощник капитана.
Что-то так крепко связало язык Феникса, что он не смог ответить и только утвердительно кивнул.
— Потерпите, когда причалим — пройдет, — посоветовал полуэльф и, придерживая «ловца удачи» за руку, отвел того к двум бочкам возле мачты.
Усадив на одну Феникса, а на другую усевшись сам, помощник капитана всучил полукровке огромную кружку лангвальдского чая, точнее ему пришлось разжать ватные пальцы и сунуть в них сосуд.
— Пейте, — коротко посоветовал он, основательно прикладываясь к трубочке своей кружки, — Если сейчас уснете — будете дрыхнуть неделю, если вообще проснетесь.
