которых надо не один год обучать военному делу. Но ищейки Тайной полиции Геордина никогда не дадут такой возможности.
За семь с половиной лет, прошедших после поражения восстания Лже-Эдрионга, почти все его друзья полегли в бесконечных боях с королевскими войсками, но он, Виконт Вэйдин Руалд, или, как его теперь зовут прихлебатели Геордина, Руалд Отступник, не сдался. От горстки Королевских Лазутчиков, выживших в той кровавой бойне, когда Канцлер предательски убил Короля Эдрионга, а его армию обрек на растерзание, ныне в живых остался лишь он сам, его верный друг Горент да немолодой уже тогда батальонный лекарь Лонрэн, который сейчас едва волочил ноги от старости. В ту ночь Лонрэн наложил на нескольких израненных воинов, всех тех, что остались от Батальона, заклятье отвода глаз. К’Зирды не тронули лежащих без сознания бойцов, принимая их за трупы. Позже, после того как песочники ушли, маг исцелил раненых, и воины вернулись в Арзанну…
— Милорд Вэйдин! — К нему подошло несколько бойцов, сопровождающих четверых избитых людей. Их разодранные одежды были испачканы кровью. — В обозе инспектора были арестанты! Это крестьяне из Кринси. Мы освободили четверых. Еще обнаружили тело женщины в его карете. Похоже, ее изнасиловали и забили насмерть.
— С каких это пор налоговый инспектор арестовывает простых крестьян? — недоуменно произнес Вэйдин. — Разве староста деревни более не несет ответственности за уплату налогов?
— Старосту повесили по приказу инспектора, милорд, — ответил один из крестьян, — и в Риншти тоже… — Он замолчал.
— Вот как?! — по-звериному оскалился Вэйдин, от чего его шрам искривился, делая лицо еще ужаснее. — Жирный кровосос! Жаль, что он уже мертв, и я не могу воздать ему по заслугам, как причитается! Но почему он арестовал вас?
— Мы не смогли собрать деньги для уплаты налога, милорд, — крестьянин потер изодранные кандалами запястья, — за три месяца на нас дважды нападали к’Зирды. Деревни разграблены, хозяйства в ужасном запустении, всех, кто не успел спрятаться, песочники угнали в рабство. У нас нет денег. Мы собрали для инспектора всем миром восемь медных монет, но он страшно разгневался и приказал схватить нас. Он сказал, что продаст нас работорговцу как преступников и вырученными деньгами заплатит налог…
— Тварь поганая! — Вэйдин в бешенстве посмотрел на труп инспектора, сжимая кулаки в бессильной злобе. — А кто та женщина, которую он убил?
— Это Мила, дочь нашего травника…
— Мила? — переспросил Вэйдин. — Алхимик, что варила для нашего Батальона целебные зелья в прошлом году?
— Да, милорд, — грустно подтвердил крестьянин, — инспектор забрал ее себе. Сказал, что если она будет ему покорной игрушкой, то он, возможно, не станет продавать нас работорговцу. Только раз вы помните Милу, то понимаете, что она никогда бы…
— Она была достойной женщиной, — подтвердил Вэйдин, — почитала Королеву Ариллу и старалась во всем походить на нее. — Воин со шрамом на лице вновь посмотрел на труп инспектора: — Что ж, жирная тварь, тебе повезло умереть так быстро. Всего лишь стрела в горло — это ничто по сравнению с тем, что ты задолжал людям!
Вэйдин перевел взгляд на крестьянина:
— Почему гарнизон пограничного форта позволил песочникам спокойно грабить деревни?
— Мы просили их о защите, но легат сказал, что из Арзанны пришел приказ самого Короля Геордина, запрещающий войскам атаковать к’Зирдов, чтобы не нарушить союзные обязательства…
— Довольно! — Вэйдин прервал крестьянина. — Известия о преступлениях Канцлера Геордина воспламеняют внутри меня злобу! Сейчас не время предаваться ей. Злобу лучше припасти для его пособников! — Он обернулся к своим воинам: — Что в обозе?
— Продукты, ткани, кузнечных дел слитки, алхимические травы, — ответил десятник, — семьдесят три золотых с мелочью. От солдат оружие и доспехи, есть небитые.
— Скажи Горенту, пусть осмотрит снаряжение и отберет то, что представляет для нас интерес. — Вэйдин обратился к одному из своих десятников: — Из продуктов две трети погрузишь на повозку и вместе с тем, что укажет Горент, отвезешь в лагерь. Пятьдесят золотых отдашь Лорду Лонрэну. Для сопровождения возьми своих воинов и еще шестой десяток. Остальным готовить лошадей и разворачивать повозки! Идем в деревни Королевы Ариллы! Если Канцлер Геордин не желает заботиться о гражданах Редонии, это сделаем мы!
— Будет исполнено, милорд! — Десятники отсалютовали и направились исполнять полученные приказы.
Вэйдин был вне себя от гнева. К’Зирды бесчинствуют в приграничных провинциях, а войска Редонии сидят в фортах, словно крысы в норах, и не смеют защитить безоружных крестьян! Опасаются дать песочникам повод для разрыва союза! Как низко пал Канцлер Геордин! Король Эдрионг Справедливый никогда бы не допустил такого поругания земель и граждан Редонии! Виконт осторожно взял в руки висящий на шее небольшой медальон. Время словно не властно над маленькой изящной вещицей. Прошло почти три десятка лет с тех пор, как Вэйдин снял его с тела Эдрионга в пылающем королевском шатре, а медальон выглядит так, будто его вчера изготовили. Даже пыль на него не садится. Лонрэн говорит, что два таких медальона для Эдрионга и Ариллы изготовил сам Великий Кэлорн, Белый Маг. С той самой ночи Вэйдин не расставался с медальоном, свято храня память о своем Короле.
— Милорд! — к Вэйдину подъехал пожилой воин, ведя в поводу еще одного скакуна. — Ваш конь, Виконт. Отряд готов двигаться!
— Спасибо, Горент! — Вэйдин кивнул старому другу, принимая поводья.
Он подошел к своему скакуну и ласково почесал ему стык между двумя роговыми пластинами на груди. Конь довольно заурчал. Виконт одним движением вскочил в седло и громогласно заявил:
— Выдвигаемся! Сначала в Кринси, затем в Риншти. И надо поторапливаться, шавки Геордина еще простили бы нам смерть налогового инспектора, но простить смерть самих налогов — это выше их сил!
Ответом ему был дружный смех.
— И что, вы действительно раздали весь обоз налогового инспектора крестьянам? — Старый Лонрэн весело хохотнул. — Вместе с фургонами и лошадьми?!
— Ага! — подтвердил Горент. — Ты бы видел, что творится в деревнях. Ужасное разорение! Людям детей кормить нечем, а этого царствующего кровососа ничего не интересует, кроме казны, которую он давно превратил в свой собственный кошель. Мы даже отдали крестьянам большую часть оружия и доспехов, что остались от его стражи. — Он откупорил бутылку и разлил вино по кубкам. — А что, пусть будет. Оно им еще пригодится.
— Это точно, — покивал маг, — казначейство пошлет карательную экспедицию. Убийство королевского налогового инспектора — страшное преступление. Через неделю в деревни нагрянут войска…
— И найдут там лишь пепел и запустение, — закончил за него Вэйдин. — Два к’Зирдских набега разорили деревни до основания. А после того как Канцлер отдал приказ пограничным гарнизонам не препятствовать песочникам ни в чем, оставаться в деревнях означает дожидаться верной смерти или рабства. Люди собирают все то, что у них осталось, и уходят в леса, чтобы выжить. Там у них есть хотя бы шанс.
— Понимаю. И потому ты отдал им оружие, фургоны и лошадей. — Волшебник взял кубок, осторожно поболтал его, заставляя вино отдать больше запаха, и втянул носом воздух над кубком. — Божественно! — выдохнул он. — Настоящее мергийское! Это тоже входило в состав налогов?
— Угу. — Виконт отхлебнул из своего кубка и вытянул ноги поближе к небольшому костру, весело играющему язычками пламени посреди старого походного шатра. — Нашли в карете инспектора. Ему оно больше ни к чему, а твоя слабость к мергийскому общеизвестна! — Он улыбнулся. — Вот мы с Горентом и решили — не пропадать же добру!
— И это было воистину мудрое решение, клянусь Олдисом Покровителем! — Старый волшебник поднял кубок: — Виват, Редония!
