– Дурень. – Марк с трудом поднялся и посмотрел в лицо Лиатану, прижатому коленями Эски. – Молокосос, нас двое, а ты один.
Убедившись, что двое других по-прежнему в бессознательном состоянии, он оторвал от брошенного плаща еще несколько полос и вернулся к Лиатану. Вдвоем с Эской они связали ему руки и ноги; тот перестал сопротивляться и лежал неподвижно, отвернув лицо.
– С кляпом чуть-чуть подождем. – Марк подобрал орла и принялся заворачивать его. – Эска, сходи-ка погляди, в порядке ли лошади. Они нам сейчас понадобятся.
Когда Эска ушел, он тяжело поднялся и подошел к южной стороне площадки. Горное озерцо четко вырисовывалось под крутым обрывом. Холмы почти очистились от тумана, хотя он еще белел в долине. Быстро вечерело. А где-то к югу, за холмами, теперь уже недалеко, проходил Вал.
– Зачем ты пришел к нам и назвался целителем больных глаз, а сам украл у нас крылатого бога?
Марк повернулся, услышав этот гневный голос.
– А что, разве я был таким уж плохим целителем? По крайней мере, сын твоего брата уже не будет слепым. – Он устало прислонился плечом к парапету и задумчиво поглядел на пленника. – А кроме того, я пришел забрать назад своего крылатого бога, а не украсть. Он никогда не был вашим, он был орлом легиона моего отца.
Марк инстинктивно чувствовал, что Лиатану, как и Коттии, это объяснение покажется наиболее понятным. Он понимал также, что для спокойствия на границе будет лучше, если вражда между ним и племенем останется личной.
В темных глазах Лиатана мелькнула искорка.
– Значит, мой дед был прав, – сказал он.
– Ах так? Расскажи, в чем же он прав.
– Когда жрецы обнаружили пропажу крылатого бога, – Лиатан говорил охотно, как будто в этом был вызов, – мой дед уверял, что орла взял ты. Говорил, что у тебя лицо вождя Красных Гребней, которого убили подле крылатого бога, и ругал себя слепым слабоумным стариком за то, что не узнал в тебе сразу его сына. Но когда мы догнали вас, обыскали поклажу и ничего не нашли, мы решили, что дед и вправду стар, вот и чудится ему невесть что. А позже рыбак Голт нашел на берегу озера твою застежку, и обвалившийся берег, и щель под выступом. А потом до нас дошла из укрепленного селения чудная история про то, как заболел твой оруженосец. И мы все поняли. И мой дед сказал: «Значит, все-таки прав я, который никогда не ошибается», – и послал за мной. Моего брата укусил тюлень на охоте, и брат ослаб от раны и не мог пойти с войском. Поэтому дед послал за мной и сказал: «Может быть, как раз ты и нагонишь его, ведь его судьба и судьба нашей семьи перекрещиваются. Постарайся его убить, он навлек позор на богов племени! Но отдай ему кольцо его отца, он – сын своего отца не только по крови».
Наступило минутное молчание, затем Марк сказал:
– Оно при тебе?
– На ремешке вокруг моей шеи, – с неохотой ответил Лиатан. – Возьми сам, мои руки связаны.
Марк опустился на здоровое колено и с некоторой опаской просунул руку под плащ Лиатану. Но это не было уловкой, он нащупал кольцо и вытянул его наружу, разрезал ремешок и надел кольцо себе на палец. Свет уже угасал, и большой драгоценный камень, когда-то сверкавший в его воспоминаниях зеленым огнем, сейчас казался темным, как дубовый лист, и лишь слегка отражал свет неба.
– Если бы судьба распорядилась по-другому и мы с Эской попали бы к вам на копья, тебе вряд ли удалось бы отдать мне кольцо. Как бы ты тогда выполнил желание твоего деда? – полюбопытствовал Марк.
– Я должен был дать тебе кольцо с собой, как кладут оружие и любимую собаку.
– Поня-ятно, – протянул Марк и с улыбкой взглянул на Лиатана. – Вернешься домой, передай Традуи мою благодарность за подарок, за присланное кольцо моего отца.
На лестнице раздались шаги Эски, и мгновение спустя он вынырнул из проема.
– Лошади в порядке, – сказал он. – Я заодно немного осмотрелся. Нам надо ехать вдоль долины на запад. Там почти с самого начала нас будут прикрывать березы. Да и погоня направилась в сторону, где встает солнце.
Марк посмотрел на небо:
– Стемнеет через полчаса, но за это время многое может случиться. Мое сердце чует, надо выезжать сразу.
Эска кивнул и протянул ему руку, чтобы помочь подняться; при этом он заметил изумруд и вопросительно взглянул на Марка.
– Да, – ответил тот. – Лиатан принес мне в подарок от своего деда кольцо, оно принадлежало моему отцу. – Марк повернулся к юному бритту. – Мы заберем двух ваших лошадей, чтобы поскорее добраться до Вала. Но там мы их сразу отпустим, и, в случае удачи, ты снова их увидишь… в свое время. Все-таки ты принес мне отцовское кольцо. Не забудь про кляп, Эска.
Эска не забыл.
Глядя в бешеные черные глаза, Марк добавил:
– Ты уж прости, мы не можем обойтись без этого; вы поднимете крик, как только мы ускачем, и вдруг кто-нибудь вас услышит. Ваши, несомненно, скоро вернутся сюда и освободят вас. Но для верности я позабочусь, чтобы слух о том, где вы, дошел до твоих сородичей… когда мы уже достигнем Вала. Это все, что я могу сделать.
Они шагнули к лестнице. Эска задержался еще и забрал копья воинов, отставленные в сторону, и, заменив одним из них свое, побросал их в озеро. Марк услыхал один за другим три всплеска; сам же он в это время наклонился над двумя другими пленниками – те уже пришли в себя; глаза их сверкали ненавистью. Убедившись, что путы на месте, Марк с Эской выскользнули из низкой двери и начали спускаться в полной темноте по лестнице.
Прежнее бегство от преследователей измотало Марка до последней степени; передышка, как ни была она коротка, оказалась достаточно долгой, чтобы больная нога его успела потерять гибкость. Приходилось собирать все мужество для каждого следующего шага; казалось, вниз вело гораздо больше ступеней, чем раньше вверх. Наконец они спустились и вышли во дворик, где стояли три лошади с заброшенными на голову поводьями.
Они выбрали одну черную и одну мышиной масти, которые показались им пободрее, и обвязали поводья третьей вокруг бревна, чтобы она не последовала за ними. Затем они вывели лошадей наружу через узкие ворота.
– Последний рывок. – Марк ласково погладил по шее черную лошадь. – Утром мы будем завтракать на одном из наших пограничных постов.
Эска помог ему сесть верхом и затем сам вскочил на свою мышастую лошадь. Сначала Марку пришлось пустить в ход все оставшиеся силы и все свое умение, чтобы совладать со скакуном: дикое животное яростно сопротивлялось незнакомому всаднику, не желая подчиняться, фыркало, брыкалось, как необъезженный жеребенок, но наконец, устав от борьбы, решило повиноваться и пустилось легким галопом, мотая головой и обрызгивая себе пеной грудь и ноги.
Эска поравнялся с Марком, и, спустившись с крутизны, они поскакали в сторону леса.
– Слава богу Света, они еще вполне свежие, нам предстоит нелегкий путь, – сказал Эска.
– Да, – мрачно вымолвил Марк и стиснул зубы. На все эти прыжки и скачки ушел почти весь запас его и без того подточенной выносливости.
Свет угасал быстро. Они въехали в долину, делавшую тут поворот на юг. Ветер продувал рощи берез и орешник, небо в просвете между несущимися облаками сделалось желтым, как зажженный фонарь.
Много часов спустя часовому, ходившему вдоль северного вала в Борковике, показалось, что за воем беснующегося ветра где-то далеко внизу слышится стук копыт. Он перестал ходить и заглянул вниз, где глубоко-глубоко, сотней футов ниже крепостной стены, прорезал долину речной поток. Но тут как раз быстро несущееся облако с серебристой каймой набежало на луну, долина казалась сплошной черной пустотой, и налетевший ветер унес все звуки. Треклятый ветер! Здесь, в наивысшей точке Вала, никогда почти не прекращался ветер. А не ветер, так туман. Целыми днями и ночами только и слышишь вой ветра да крик чибиса. Чего только после этого не почудится! Хорошо, если только топот копыт… Часовой с отвращением сплюнул в черную бездну и принялся опять мерить шагами тропу.
А еще позже часовой на Северных воротах подивился, заслышав властный стук в деревянные ворота и крик: «Именем цезаря! Откройте!» Случись это у любого другого входа, это мог быть гонец с донесением. Но те, кто обычно появлялся с севера – барышники, охотники и прочие, – не колотили в ворота с таким грохотом, будто это сам легат пожаловал. А вдруг тут какая-то хитрость? Вызвав часового и приказав смотреть в оба, помощник центуриона загромыхал наверх и приник к наблюдательному окошку над входом.
Луна уже очистилась от облаков, и он разглядел внизу, в тени арки, две фигуры. Крутой склон оставался неосвещенным, но все равно было видно, что он пуст до самого ручья, блестевшего внизу. Стало быть, хитрости тут не было.
– Кто хочет войти именем цезаря?
Один из пришельцев задрал голову, лицо его смутно белело в темноте.
– Два человека с неотложным делом к коменданту. И им по возможности хочется попасть к нему живыми. Открывай, братец.
Поколебавшись, помощник центуриона сбежал на несколько ступенек вниз.
– Открывайте! – приказал он.
Солдаты повиновались; тяжелая створка плавно повернулась на каменных петлях, и в проеме, в падавшем из караульни желтом свете, показались двое бородатых, всклокоченных субъекта, как бы порожденных осенней бурей. Один тяжело опирался на плечо другого, а тот обхватывал его рукой. Они, пошатываясь, вошли внутрь, и даже помощник центуриона, начавший было грубым тоном: «Какого вам тут…» – смягчился до такой степени, что поддержал хромавшего.
– Попали в беду, а?
Но тут хромой вдруг засмеялся, зубы блеснули в темной спутанной бороде, он высвободился и прислонился к стене караульни, тяжело и часто дыша. В грязных лохмотьях, тощий, как сама смерть, с исцарапанным лицом, будто он продирался через все колючие заросли этого края, субъект этот являл собой самое мерзопакостное зрелище.
Ворота с лязгом захлопнулись, и субъект сказал четким и хладнокровным командирским голосом:
– Центурион, мне немедленно нужно видеть командира.
– Что? – переспросил тот, моргая.
Скоро, после сумятицы сменяющихся лиц, грубых солдатских голосов, клацанья подошв, миновав длинные извилистые переходы между казармами, Марк очутился на пороге освещенной комнаты. После ветреного мрака она вспыхнула перед его глазами как золотой цветок. Небольшая комната с белеными стенами, почти целиком заполненная старым, ободранным столом и сундуком с документами. Марк, прищурясь, глядел перед собой, испытывая странное чувство нереальности, – как будто все это происходит во сне. Широкоплечий коренастый человек поднялся из-за стола и вопрошающе поглядел на вошедшего.
– Что там… – начал он, почти как его помощник.
И, глядя на знакомую коренастую фигуру, на квадратное лицо и ноздри с торчащими волосками, Марк не испытал удивления. Он вернулся в знакомый мир, а значит, естественно было встретить там старых знакомых.
– Вечер тебе добрый, Друзилл, – проговорил он. – Поздравляю с повышением.
Лицо центуриона выразило недоумение, голова вздернулась с некоторой надменностью.
– Ты не узнаешь, меня, Друзилл? – почти умоляюще произнес Марк. – Я же…
Но старого центуриона уже осенила догадка, недоумение на его лице сменилось изумленным выражением, смуглая широкая физиономия осветилась восторгом. Он не верил своим глазам.
– Центурион Аквила! – воскликнул он. – Еще бы мне не узнать тебя! Да я узнал бы тебя и в Тартаре! – Грузно ступая, он обогнул стол. – Как ты сюда попал, во имя Грома?
Марк аккуратно положил на стол свою ношу.
