— Мне следовало сходить туда. Это недалеко. Я не должен был позволить ему опуститься до такого состояния, ведь он был моим братом.
— Не упрекай себя, Билли. Джон знал, где ты живешь. Это он бросил нас всех, включая тебя. Это он должен был поддерживать с тобой отношения, а не ты искать встречи с ним. — Как Элис хотелось самой последовать этому разумному совету и не винить себя! Она показала Билли письмо из банка.
— Ты не станешь возражать, если я взгляну на то место? — Лицо его просветлело. — Я могу даже навести там порядок, если хочешь.
«Он почувствует себя оскорбленным, если я откажу ему». — Элис сделала вид, что с благодарностью приняла его предложение, хотя ей было в высшей степени наплевать на столярную мастерскую. Билли же воспрянул духом и решил немедленно отправиться в Сифорт.
— По дороге я зайду за Морисом. Мы можем сделать эту работу вдвоем.
Смерть Джона имела, по крайней мере, одно хорошее последствие: Билли и его заблудший сын воссоединились.
Железные решетчатые ворота запирались на висячий замок и цепь. Мужчины разглядывали сквозь решетку то, что осталось от когда-то процветавшего бизнеса Джона. Здание, в котором он жил, сгорело почти до фундамента. Стен не было, от крыши сохранился только обгоревший каркас, и черные балки выделялись на фоне серовато-синего неба — пожалуй, снова собирался дождь.
Двор был устлан толстым слоем пепла и сажи, перемешанных с разным мусором, включая обрывки черного рубероида, которым когда-то была покрыта крыша. В лужицах черной воды отражалось хмурое желтое небо. Вдоль стен было сложено несколько досок, сильно поврежденных огнем. Во дворе стоял ржавый фургон со спущенным колесом.
— Нам нужно где-то раздобыть ключ, чтобы отомкнуть замок, — сказал Билли.
— Да, работенка предстоит нелегкая, если мы хотим привести здесь все в порядок, — откликнулся Морис.
— Но ведь ты не против, а, сынок? В конце концов, тебе все равно больше нечем заняться.
— Я не против, и мне действительно больше нечем заняться. — В голосе Мориса звучала горечь. Справка из тюрьмы не помогала в поиске работы. Морис не работал с тех самых пор, как вышел из тюрьмы, хотя и не прекращал попыток устроиться куда-нибудь.
— Я не то хотел сказать, сынок.
— Я знаю, папа. Я был набитым дураком, когда полез в тот газетный киоск. Я сделал это только для того, чтобы произвести впечатление на одну девчонку — даже не помню теперь, как ее зовут. Знаю, что оправдываться бесполезно. Я был уже взрослым. Мне следовало быть умнее, но это ее братья подбили меня на то дело. — Морис сухо рассмеялся. — На словах у них все выходило так легко и просто.
Они зашагали назад в Бутль.
— Знаешь, — произнес через некоторое время Морис, — мы можем кое-что сделать с этой мастерской.
— Например?
— Пока не знаю точно. Помнишь то место, где я работал, — строительную компанию? Что-нибудь в этом роде.
— Для начала нам понадобятся деньги, сынок. — Билли забренчал монетами в кармане. Это все, что у него оставалось до пятницы, когда он получит зарплату.
— Ты можешь взять заем в банке, чтобы начать дело. Мне-то они не дадут, — поспешно сказал Морис. — Учитывая мою отсидку. Но они могут дать заем тебе. В конце концов, помещение-то и участок у нас есть.
— Кто сказал, что у нас есть помещение с участком? Элис хочет его продать.
— Она не станет его продавать, если мы расскажем ей о своих планах, — убежденно заявил Морис. — Только не тетя Элис. Во всяком случае, когда мы развернемся, то сможем платить ей за аренду. А когда- нибудь, возможно, вообще выкупим участок.
— О каких таких своих планах? — озадаченно спросил Билли.
— О планах открыть собственное дело, папа. — Второй раз за неделю Морис обнял отца за плечи. — Интересно, этот фургон на ходу?
Кормак вошел в салон в афганском халате, который выглядел так, словно его драла на части свора голодных собак, в хлопчатобумажных штанах красного цвета и шлепанцах на босу ногу — и все это несмотря на то, что на дворе стоял ноябрь и было очень холодно. Его длинные волосы были схвачены на затылке лентой. Он напоминал огородное пугало.
Элис раздирали радость от встречи с сыном и страх, что клиентки узнают его. Она быстренько спровадила его на кухню.
— Фиона сказала, что тебя можно ждать со дня на день. — Она сгорала от желания обнять и расцеловать сына, но Кормак держался так, что она не решилась на это. — Ты голоден, милый? Может, мы пойдем домой и я приготовлю тебе что-нибудь поесть?
— Я только что поел у Фионы, спасибо, мам.
— Так ты сначала зашел к Фионе? — Элис почувствовала себя уязвленной.
— Я хотел оставить у нее свои вещи. — Почему-то он избегал встречаться с ней глазами. — Я буду жить у Фионы, на втором этаже. Надеюсь, ты не возражаешь.
— Конечно, нет. — Элис возражала, и очень сильно, но не показала этого. — Твоя комната всегда ждет тебя, если ты передумаешь.
— Дело в том, — он пошевелил пальцами босых ног, — что я привез с собой девушку. Мы будем жить вместе.
Элис едва не поперхнулась, но напомнила себе, что молодые люди теперь проделывали и не такие вещи.
— Я надеюсь, что она хорошая девочка. Как ее зовут?
— Пола. Она красивая и хорошая девушка. Еще она беременна.
К своему изумлению, Элис услышала собственный смех и поблагодарила Господа, что ей не придется жить на Эмбер-стрит с его беременной девушкой.
— Что еще ты хочешь мне поведать — что у нее две головы?
Кормак в первый раз улыбнулся:
— Нет, голова всего одна, мама. Фиона приглашает тебя зайти к ней сегодня вечером, чтобы ты могла познакомиться с Полой. — Может быть, это было ошибкой, но он назвал ее мамой, чего в последнее время старался избегать, как и объятий с поцелуями.
Гораций Флинн перевернулся бы в своей могиле, если бы мог увидеть, в каком состоянии находится его дом, уже долгие годы не знавший никакого ремонта. На нескольких оставшихся предметах дорогой антикварной мебели были следы от сигарет и круги от горячих чашек. Гнутые ножки стола и шести стульев из красного дерева, а также замечательного серванта, где когда-то стояли красивые безделушки Горация Флинна, были исцарапаны кошками — Фиона подобрала на улице двух бродяжек.
Собственная мебель Фионы была дешевой, прошедшие годы оставили на ней свои безжалостные отметки. Элис подозревала, что она приобрела ее на распродаже подержанных вещей.
Она настояла на том, что заплатит за чистку занавесей — они были слишком толстыми и тяжелыми для стирки, — из-за них в комнатах пахло пылью. «Считай это подарком, — сказала она Фионе. — Люди имеют обыкновение покупать друг другу вещички, которые создают уют в доме». Длинные бархатные занавеси, висевшие в гостиной, после стирки превратились в лохмотья. «Их съела моль, — заявила приемщица, когда Элис пришла за ними. — Боюсь, что мы не сможем заплатить вам компенсацию».
Элис купила взамен новые, но Фиона не заметила, что портьеры, появившиеся в гостиной, отличаются от тех, что висели там раньше. Такое впечатление, что она не обращала никакого внимания на
