контузии во время взрыва С-5, но заявил, что, работая на лодке, быстрее придет в себя, нежели отдыхая на береговой базе.
Около полуночи командир дивизиона капитан-лейтенант Полещук вывел лодку из Кронштадта. Вскоре мы пришли в заданную точку и стали на якорь. Ночью над водой, днем под водой — лежа на грунте — семь томительных дней и страшных своим заревом и гулом моторов вражеских самолетов ночей. Горели поселки на берегах залива и дома в Ленинграде. Многие члены экипажа просили списать их на сухопутный фронт — рвались в бой. Бездействие лодки всех нервировало.
Комиссар Иванов, секретарь парторганизации Моисеев, коммунисты Столов, Ченский, Грачев разъясняли личному составу, что лодку надо сохранить для боевых дел на море.
Но вот получен приказ: лодке уйти в Ленинград. Ночью под огнем противника из Петергофа и Стрельны самым полным ходом прошли Морским каналом в город на Неве. Огромное зарево на Васильевском острове, пожары в Московском и Кировском районах — так встретил нас Ленинград 6 октября 1941 года. Ошвартовались у гранитной стенки Невы. Лодка поступила в распоряжение начальника укрепленного района, [128] от которого получили указание на случай уличных боев при прорыве врага в город. Экипаж стал готовиться к сухопутным боям.
Весь Ленинград в эти дни превратился в единый боевой лагерь. На подступах к городу были вырыты противотанковые рвы и созданы другие преграды. В городе, на перекрестках магистральных улиц, угловые дома были превращены в долговременные огневые точки. В создании оборонительных рубежей принимало участие все работоспособное население города.
Невольно вспоминался голландский город Роттердам. Там жители думали только о своем спасении и при налетах фашистской авиации убегали в парки или на бульвары, где были вырыты неглубокие траншеи-убежища. А о том, чтобы помочь армии, принять участие в обороне города, никто и не помышлял.
Нет, думалось мне, это не Роттердам, гитлеровцам не удастся войти в наш город.
В порученном нам секторе обороны выставили наряды по проверке документов, тушению зажигалок на крышах домов, по оказанию помощи пострадавшим. Эта оперативная работа полюбилась морякам. Некоторые матросы просились в наряд даже вне очереди и оставались на берегу сверх положенного времени. Такое рвение молодых моряков вскоре объяснилось.
В соседних домах команды МПВО были сплошь женскими. Моряки стали отпрашиваться навестить «сестру» или «тетю», которых случайно разыскали в городе. Но наш комиссар быстро распознал, в чем дело. И «родственные» прогулки прекратились. Однако завязавшаяся дружба между молодыми людьми в суровые дни войны оказалась крепкой: два наших моряка в конце войны женились на девушках — бойцах МПВО и счастливо прожили много лет. [129]
Осенние вахты 1941 года
Приказ готовиться к боевому походу воодушевил всех. Значит, можно еще и на лодке повоевать.
1 октября на лодку на должность помощника командира прибыл старший лейтенант В. А. Силин.
Я еще не был официально утвержден в должности командира лодки, но 14 октября капитан-лейтенант В.А. Полещук лодку мне сдал. Той же ночью мы ушли в Кронштадт.
Когда проходили под мостом Лейтенанта Шмидта, стайка мальчишек кричала нам сверху: «Желаем успеха! Счастливого плавания! Бейте крепче фашистских гадов!»
Вездесущие ленинградские мальчишки, они ни при каких обстоятельствах не унывали и все знали. Раз лодка идет вниз по Неве — значит, уходит в море, а в море враг, которого надо бить.
18 октября вышли из Кронштадта в Нарвский залив. До Лавенсари шли в составе эскорта из тральщиков и катеров — «морских охотников». Главная наша, задача — не допускать корабли противника в Усть-Нарву и разведать, работают ли железнодорожная станция Валасте и цементный завод в Ассери, расположенный на берегу моря.
За десять дней, проведенных в заливе, обнаружили лишь одно небольшое судно, прошедшее по самым малым глубинам в сторону Усть-Нарвы. Атаковать его из-за малых глубин было невозможно. По дымам и паровозным свисткам установили, что завод в Ассери и станция Валасте работают полным ходом. Обидно было возвращаться на базу без боевого успеха, но разведку мы провели толково; Получив наше донесение, командование решило послать в Нарвский залив лодку с мощным артиллерийским вооружением.
Подводная лодка С-7 под командованием капитан-лейтенанта С. П. Лисина огнем 100-миллиметрового орудия разрушила железнодорожные пути и вызвала [130] пожары на станции Валасте, а завод в Ассери надолго вывела из строя. В этом боевом успехе был вклад и нашего экипажа.
Значение похода в Нарвский залив для нашей лодки было очень велико. Молодые старшины групп поработали самостоятельно с новой для них техникой. Никаких недочетов с ее эксплуатацией не было. В этом, конечно, огромная заслуга инженера-механика лодки Сергея Алексеевича Моисеева.
Для меня это был первый самостоятельный выход в море в качестве командира подводного корабля. Обычно первые выходы новых командиров опекает опытный командир дивизиона подводных лодок. Но шла война, и заниматься этим было некогда. Командование положилось на мой капитанский опыт плавания на надводных кораблях и навыки, полученные в первом боевом походе на «Лембите».
Придя в Кронштадт, все чувствовали себя немножко именинниками и энергично стали приводить лодку в полный боевой порядок. Здесь я узнал, что 24 октября подписан приказ о моем назначении командиром лодки.
В Кронштадте мы провели несколько общелодочных учений. Я все больше убеждался, что на «Лембите» замечательный личный состав. Лодка была готова к походу. И как раз в это время меня и комиссара Иванова вызвали в штаб: нас ждало новое боевое задание.
Необходимо было срочно заминировать фарватер в проливе Бьёрке-Зунд. Пользуясь этим фарватером, противник мог выходить из шхер в непосредственной близости к нашим коммуникациям на островные базы и к Кронштадту. Приказ встретили с радостью: ведь уже больше двух месяцев мы хранили мины в шахтах лодки. Теперь каждую мину нужно было поднять из шахты, убедиться в исправности взрывных устройств.
Каждый час был дорог. Кронштадт обстреливался фашистской артиллерией. С воем проносились снаряды над пирсами базы подводных лодок, над Морским заводом. [131]
С наступлением темноты мы начали работы. Не хватало некоторых специальных приспособлений для подъема мин из шахт. Завод брался изготовить необходимые детали лишь через двое суток. Выручили свои умельцы. Командир боевой части старший лейтенант Анатолий Столов не забыл профессию слесаря, а краснофлотец Петр Корешков — навыки подручного кузнеца. В кузнице береговой базы развели огонь, застучали молоты. Через несколько часов приспособления были готовы.
Работать с минами ночью, при свете переносных фонариков, под обстрелом было делом непростым. Снаряды рвались вблизи пирса и подводной лодки. Старшина минно-торпедной группы Ченский, командир отделения Царев, краснофлотец Нестерчук под руководством и при участии старшего лейтенанта Столова, не обращая внимания на обстрел, готовили мины и спокойно опускали их в шахты. «Поставим гостинцы фашистам к нашему празднику!» — шутили моряки.
Комиссар лодки Петр Петрович Иванов поспевал всюду: он был и в кузнице, и на складе боезапаса, и на продовольственном складе; он не давал никаких распоряжений и ничего не приказывал — просто разговаривал с людьми, и приход комиссара сразу вносил в дело бодрую струю, любая работа спорилась.
Лодка была готова к выходу в море точно в назначенный срок.
Все маяки в Финском заливе были погашены, а местоположение лодки должно быть всегда известно с максимальной точностью. Только тщательное ведение штурманской прокладки, математические расчеты и определения по различным приметным ориентирам могли обеспечить плавание по известным нам безопасным фарватерам. Эту кропотливую, жизненно важную работу должен выполнять человек, освобожденный от всех прочих дел, — штурман лодки. Но штурман «Лембита» неожиданно заболел. По моей просьбе на лодку прибыл флагманский штурман соединения В. П. Чалов — грамотный моряк, очень спокойный [132] человек. Теперь я был уверен — штурманская часть в этом ответственном походе не подведет.
Шел мокрый липкий снег. Кронштадтские гавани и рейды покрылись молодым льдом. Буксирных судов и тральщиков на базе не оказалось, вывести лодку в море было некому. Ломая лед своим прочным форштевнем, «Лембит» вышел за ряжи Большого Кронштадтского рейда. Дальше была чистая вода. К месту минной постановки часть пути прошли в темное время суток над водой.
С рассветом, идя на перископной глубине, вошли в пролив. Глубины здесь небольшие, едва доступные для постановки мин из подводного положения лодки. Вот поползли вниз первая, вторая мины. Старшины групп Ченский и Посвалюк отлично обеспечили минную постановку, все мины безотказно вышли из шахт. Боцман Дмитриев удерживал лодку точно на заданной глубине, а рулевой Корниенко четко выполнял приказания об изменении курса лодки.
Трудно было маневрировать на узком фарватере, но теперь корабли врага безнаказанно здесь не пройдут. Двадцать грозных «гостинцев» затаились в глубине. Это наша помощь осажденному Ленинграду.
Я осмотрел в перископ водную поверхность и убедился, что всплывших мин нет. Взяв пеленги на хорошо видимые береговые ориентиры, уточнил место постановки мин. Противник нас не обнаружил. Постановка мин прошла скрытно, что было особенно важно. Пора возвращаться на базу.
Флагштур Чалов отлично справился со своей задачей. Вскоре на траверзе лодки показался Толбухин маяк. О форштевень лодки со звоном ударились крепкие льдины гладкого, как стекло, льда. Мороз усиливался, кромка льда быстро перемещалась на запад. Во льду движение лодки замедлилось, но к полуночи мы были в Кронштадте.
Встречавший нас начальник штаба бригады капитан 1 ранга Л. А. Курников поздравил экипаж с благополучным возвращением, отличным выполнением [133] боевого задания и передал приказание через сутки приготовить лодку к перебазированию в Ленинград.
К этому времени вся Невская губа была уже затянута льдом. В таких условиях проводка лодки должна была осуществляться мощным буксиром или ледоколом, но все ледоколы и буксиры были заняты другими операциями. Пришлось пробиваться в Ленинград своими силами. Морской канал, как и Кронштадтские гавани, находился под наблюдением противника. Едва наши суда начинали движение, фашистская артиллерия открывала огонь. Форты и артиллерия кораблей, стоявших в Кронштадте, отвечали огнем не меньшей интенсивности, И вот под такой дуэлью приходилось совершать переход.
Отойдя от пирса, лодка медленно разворачивалась в битом льду. Под форштевень попала особенно крепкая льдина, которая не раскалывалась и не отжималась в сторону. В это время разорвался снаряд у правого борта лодки, за ним второй — у кормы, а мы никак не могли сдвинуться с места. Третий снаряд упал вперед» лодки и разрушил мешавшую нам льдину. «Лембит» рванулся вперед, и четвертый снаряд угодил как раз туда, где мы только что стояли. Но лодка уже успела подойти под прикрытие каменной стенки гавани. На полном ходу миновали Малый рейд и наконец вошли в Морской канал.
Подвижка льда сбивала лодку с курса. Штурманский электрик Панов докладывал на мостик: «Эхолот показывает: под килем один метр, полметра...». С большим трудом удавалось вывести лодку на фарватер, дизели работали с полной нагрузкой.
Занятый фашистами южный берег по-прежнему громыхал орудийными раскатами, над руинами Петергофа взлетали яркие белые ракеты. Они освещали не только берег, но и весь Морской канал. Снаряды часто рвались близ лодки, забрасывая нас ледяными осколками. Что бы не попасть в артиллерийскую вилку, приходилось идти переменными ходами. Внезапно дизели стали глохнуть. Движение лодки замедлилось, и, зажатая со всех сторон плотной ледяной кашей, [134] она совсем остановилась. Кингстоны, через которые подается вода для охлаждения дизелей, забило ледяной шугой. Неужели здесь, у своих родных берегов, у входа в закрытую часть Морского канала, суждено погибнуть лодке?
Инженер-механик Сергей Алексеевич Моисеев не растерялся. Под его руководством старшина группы мотористов Грачев, моторист Шеханин и трюмный Расторгуев стали продувать кингстоны и очищать их ото льда. А между тем стоявшая во льду лодка представляла отличную мишень для вражеских артиллеристов.
Чтобы вырваться из ледового плена и предотвратить неминуемую катастрофу, дали полный форсированный ход под электромоторами. Лодка как бы нехотя, скрипя бортами по сжимавшим ее ледяным торосам, двинулась вперед и постепенно набрала скорость. Снаряды рвались за кормой. Все ближе спасительные дамбы Морского канала. На мостик доложили, что дизели готовы к работе. Моторная группа Грачева в считанные минуты возвратила их к жизни.
«Стоп моторы! Дизелям полный вперед!»
