легкостью поменять его на другое или даже существовать одновременно в нескольких вариантах.
Здесь можно знакомиться и дружить на основании настоящего, взвешенного, личного выбора, единственный недостаток которого заключается лишь в том, что область его чересчур огромна и ограничивается лишь общностью языка. Здесь можно рвать отношения раз и навсегда, не опасаясь навязчивости бывшего приятеля или постылого соседа. Здесь не увидишь неопределенных гримас, загадочных улыбок, многозначительного пожатия плеч: все описывается словами — то есть максимально точно, однозначно, и любые непонятки могут быть выяснены тут же, на месте.
Здесь тебя всегда выслушают до конца, не перебивая, — просто потому, что нет никакой возможности перебить, остановить твои руки, торопливо терзающие клавиатуру всеми десятью пальцами или, наоборот, осторожно выцеливающие каждую клавишу по отдельности, поодиночке, как курица зерна. И пусть себе выцеливают… потому что — куда торопиться? Здесь у тебя всегда хватит времени ответить всем и каждому. И если человек действительно рожден для свободы, то интернетовская реальность подходит ему больше любой другой. Настоящая пропасть для истинно свободных людей…
Гиршуни вел свой дневник в закрытом режиме, помечая все свои записи как частные, видимые лишь ему самому. Ну и, конечно, потенциальному взломщику. На первый взгляд, эта закрытость противоречит заявленной выше цели блога: без помех рассказать кому-нибудь свою историю, быть, наконец, услышанным. Но это только на первый взгляд. Помните… кстати, обратите внимание на это мое обращение: кому оно адресовано, как вы думаете? Ведь мои записи тоже пока частные! Смотрите, какой парадокс: я обращаюсь к неизвестному «кому-то» и одновременно прилагаю все усилия, чтобы этот «кто-то» не увидел ни слова. Я защищаюсь сложной системой программ, ежедневно меняю пароли, возвожу стены и укрепления… и в то же время… — зачем?
Помните, в самом начале я рассказывал вам о ямке, в которую несчастные, лишенные блогосферы люди нашептывали свои секреты? Помните, я еще сказал, что этот блог — моя ямка? Принцип и в самом деле тот же. Нету на свете секрета, который не вылез бы в конечном счете наружу — из ямки, из блога, из подвала швейцарского банка, из самых дальних нор и пещер. Рано или поздно найдут, выкопают, взломают. Вопрос лишь — кто? Кем он будет, этот взломщик? Знаете? Нет? — Вот! В этом-то вся и штука!
Потенциальным взломщиком может быть кто угодно, практически каждый. А это означает, что, нашептывая в ямку, вы сообщаете свой секрет всем, всему человечеству! Поделись вы историей с соседом, с другом, с женой — это будет всего лишь одна конкретная персона… или две, или три, или сто. Да разве таких малых чисел просит душа? А вот тайна, похороненная в ямке, рассказана миллионам! Миллиардам! Понимаете ли вы это, мои неведомые взломщики? Не ямка это вовсе, а огромный рупор, громкоговоритель, сирена огненная. Вот вам и весь парадокс.
Так что частный характер гиршуниного дневника не мог меня обмануть: одинокий голос ушастого суслика предназначался ушам всего человечества — ни больше ни меньше. Как, впрочем, и мой… но речь тут не обо мне, правда ведь? Или неправда?.. О чем это я? — Ах, да: не мог меня обмануть. Удивительным было другое: этот трус даже в частном дневнике не посмел отказаться от своей проклятой фамилии! Подумайте: он ведь мог взять любое прозвище — хоть Марадона, хоть Шварценеггер, хоть Роберт Льюис Стивенсон! Любое имя! И не только имя, но и все, что с этим именем связано — весь багаж ассоциаций: силу, красоту, железную выдержку, интеллект, фантазию — что угодно. Мог — но не взял, не осмелился… жалкий, ничтожный шлемазл.
Зато он осмелился на другое. Вы не поверите, да и я сам обалдел, взглянув на историю гиршуниных путешествий по интернету: наш суслик взламывал чужие дневники! Что, в общем, неудивительно. Те, кто не в состоянии вырабатывать собственные соки, живут чужими. Обычно их называют паразитами, крадущими живую кровь. В случае Гиршуни это была кража со взломом — интернетовским взломом.
Чаще всего он присасывался к четырем конкретным блогам. Каждый из них содержал и публичные записи, доступные всем, но Гиршуни этим отнюдь не удовлетворялся. Я уж не знаю, каким путем он раздобыл пароли для входа в частные, скрытые дневники ничего не подозревающих блоггеров. Может, случайно — типа того, как мне удалось влезть в его комп. Может, намеренно — заслав бедным лохам какого-нибудь хитрого троянского коня: я уже упоминал, что в этой области мы достигли определенных высот.
Первый блоггер звался странным словом «Жуглан». Вернее, странным оно казалось мне тогда… сейчас-то… а впрочем, обо всем по порядку. Другая жертва гиршуниного взлома — Милонгера — частенько дразнила Жуглана, переиначивая его имя на «Мужлан», и ей нельзя было отказать в правоте. Думаю, что Жуглан завел себе публичный блог, имея целью исключительно прекрасный пол, по коему и до коего он явно был большой ходок и охотник. Грубый и громогласный, он канал под Ноздрева, хотя в нужные моменты даже мог продемонстрировать определенную начитанность — не более стандартного интеллигентского набора, но все же.
В остальное время Жуглан говорил сальности, пересказывал скабрезные анекдоты и непрестанно объяснялся в любви, расхваливая собственную мужскую доблесть и гарантируя осаждаемым дамам неземное блаженство. Поразительно, но эта гремучая смесь имела несомненный успех — если судить по частным записям жуглановского дневника, где он аккуратно документировал детали своих побед — вплоть до самых интимных подробностей, включая размеры, разы и объемы.
Чем этот мужлан так заинтересовал моего Гиршуни? Неужели только тем, что являл собой полную его противоположность? Впрочем, вполне вероятно, что ушастого суслика привлекал язык падонкафф, которым пользовался Жуглан. Мода на этот сетевой жаргон уже кончалась, но нет-нет да и находились любители писать «как слышится», подчеркнуто пренебрегая всеми правилами русской грамматики. В определенном смысле сетевой жаргон являлся продолжением, свидетельством, атрибутом все той же реальной интернетовской свободы, о которой я уже говорил — свободы, которой так не хватало людям в задерганной, давящей, тоталитарной и при этом насквозь виртуальной, иллюзорной, ненатуральной, так называемой «внешней реальности».
Жуглан был, пожалуй, самым последовательным адептом
На момент моего внедрения в гиршунин комп Жуглан вел интенсивную осаду девушки по имени Милонгера: досаждал ей дурацкими комментариями, назначал свидания, умолял «ацтигнуть тилифончик или, хатя бы, мыло» и так далее. Поразительно, но, видимо, Милонгере это нравилось. Иначе трудно объяснить, почему она включила именно Жуглана в крайне узкий круг блоггеров, которым было дозволено видеть и комментировать публичную часть ее журнала. Кроме него, в этот круг входила некая Машенька — ничем не примечательная москвичка — и еще одна девица, израильтянка, тянувшая свой армейский срок где-то в районе Рамаллы. Израильтянка звалась Антиопой и писала, скорее всего, с единственной целью хоть чем-то занять себя во время изнуряющего безделья ночных дежурств.
Уже упомянутая здесь Милонгера привлекала особенное внимание Гиршуни и, нужно сказать, неспроста. Почти каждая запись в ее журнале состояла из двух частей: публичной, примечательной разве что чрезмерной резкостью суждений и навязчивыми перепевами на тему одиночества, и частной, секретной, которую Милонгера, видимо, полагала надежно укрытой от чужих глаз. Здесь она давала волю воображению, изобретая поистине детективные продолжения невинных «публичных» историй. Почитав милонгеровские «секреты», можно было заключить, что речь идет по меньшей мере о безжалостном серийном убийце. Думаю, никакой здравомыслящий человек не мог бы принять эти выдумки за чистую монету. Но был ли Гиршуни здравомыслящим?
