«Нельзя, — мрачно отвечал Махмуд. — Полотенце — белое. Далеко ночью видно.»
«Вау! — восхитился Абу-Нацер. — Молодец!»
И впрямь, молодец. Далеко пойдет, если выживет. Не то что Хамдан.
Зияд во двор выходить отказался — мол, неудобно на костылях, да еще и ночью. Отчего бы, мол, дорогим гостям в дом не зайти, на стаканчик сладкого кофе? Абу-Нацер недовольно поморщился. Лишних свидетелей ему не хотелось, да и кровью он уже насытился за сегодняшний вечер. Но спорить с Зиядом тоже времени не было. Он подумал, покряхтел и снова подозвал Хамдана.
«Ладно. Иди и скажи — я согласен. Только передай ему, что разговор у нас будет важный, мужской, не для женских ушей, так что пусть уберет из комнаты всех своих жен, бабок, детей и стариков. И кофе нам подавать не надо. Некогда. Короче — пусть позаботится о том, чтобы нас никто не видел. Давай, давай, Хамдан, торопись. Свистнешь, когда все будет готово.»
Когда Хамдан скрылся в темноте, Махмуд нерешительно кашлянул:
«Э-э… Абу-Нацер… не лучше ли достать автоматы?»
«А зачем они нам сейчас? — рассеянно ответил Абу-Нацер, думая о другом. — Нам еще по двору пройти надо. Пусть пока в сумке лежат. Или тебе таскать надоело? Тогда так и скажи — отдадим Хамдану.»
«Да нет, не надоело… — пожал плечами Махмуд. — Просто как-то надежнее. Что там у этого пса в доме? Черт его знает, отсюда не видно…»
Абу-Нацер призадумался.
«Нет, — сказал он наконец. — Быть такого не может. Во-первых, боится он меня больше смерти. А во-вторых, ты же сам слышал — здесь по всем домам с обысками прошли, где по разу, а где и по два. И еще пройдут. Так что никто тут не станет оружие дома держать, даже последний дурак. А Зияд не дурак.»
Махмуд неохотно кивнул. Абу-Нацер снова задумался, прислушиваясь — не шевельнется ли нехорошее предчувствие, не выдаст ли прославленное его чутье затаившуюся впереди опасность? Нет… Хотя, и в самом деле — чем черт не шутит?.. От двери донесся легкий свист.
«Ладно, — сказал Абу-Нацер, вставая. — Кто предчувствиям не верит, тот до седин не доживет. Как в дом войдем, достань один автомат, на всякий случай. Только помни — стрелять нельзя. Сразу солдаты набегут — не меньше роты. Видел джипы? В общем, надо его втихую, как и тех — ножиком или придушить. Но автомат надень, так уж и быть. Для солидности. А то и прикладом приложиться, коли что не так пойдет…»
В большой зиядовой гостиной, на экране телевизора в отчаянии заламывала сдобные руки толстуха из черно-белого египетского фильма. В углах комнаты удобно устроился теплый домашний полумрак, ни за что не желающий уходить, невзирая на все старания приделанной посередине люстры. Люстра добросовестно протягивала к углам все четыре своих тусклых рожка, но полумрак оставался неумолим. Он чувствовал себя в осаде из-за наглухо закрытых оконных трис, отгородивших от него родственную темноту ночи. Зияд полулежал-полусидел в самом дальнем углу, на низкой тахте, весь обложенный подушками. Лицо его было в тени, так что, войдя, Абу-Нацер не сразу обнаружил своего старого приятеля и остановился, недоуменно осматриваясь, в самой середине гостиной, где прямо под люстрой полукругом стояли большой мягкий диван и кресла.
«Садитесь, гости дорогие,» — голос Зияда звучал странно хрипло и напряженно.
Абу-Нацер обернулся.
«А, Зияд, душа моя, — сказал он наидружелюбнейшим тоном и сделал шаг в его сторону. — Мир дому твоему. Как поживаешь?»
«Назад! — взвизгнул Зияд. — Я сказал — сесть! Всем сесть на диван! Последний раз говорю!»
Он сделал движение, и тут только Абу-Нацер увидел нацеленный в его сторону автоматный ствол. Этого еще только не хватало… Он медленно отступил, не сводя глаз с едва различимого в темноте зиядова лица.
«Сесть! — повторил Зияд. — Всем сесть!»
Абу-Нацер кивнул своим людям, и они все уселись на диван, Хамдан посередке.
«Сумку! — продолжал командовать Зияд. — Сумку положи на кресло, справа!»
«Вот же песий сын, — подумал Абу-Нацер. — Прав был Махмуд… молодой, чувства острые. А ты чересчур на прежний опыт полагаешься. Вот и получай теперь…»
«Да ты что, Зияд? — спросил он вслух как можно жестче. — Обкурился, что ли? Не видишь, с кем говоришь?»
«Пес! — донеслось из угла. — Убийца! Зачем братьев моих зарезал? Что они тебе сделали, грязная твоя душа? Кто их детей и жен теперь кормить будет? Я?»
Абу-Нацер опустил голову, стараясь сосредоточиться. Как этот клоун успел узнать о гибели братьев? Не иначе — кто-то из домашних Ахмада наткнулся на трупы во дворе и догадался немедленно оповестить следующего по старшинству — Зияда — по телефону. Да, скорее всего, так и случилось. Не везет, так не везет. «А вот в следующий раз дураком не будешь! — упрекнул он сам себя по давней привычке извлекать урок из любого промаха. — Скинул бы падаль под обрыв — не пришлось бы сейчас на невезение пенять. Главное, и обрыв-то там всего в двух шагах… Ах ты, черт… Да разве ж тебе, кобелю, тогда до того было? Ты тогда все больше о бабьих задницах думал, да об оглобле своей… Тьфу!..»
«Что молчишь? Язык от страха проглотил?» — выкрикнул Зияд.
«А что тут говорить? — спокойно ответил Абу-Нацер. — Ты ведь нас для чего сюда заманил? Чтобы перестрелять? Ну и стреляй. Только тебя это не спасет. И семью твою тоже. Их всех потом мои парни на вертела насадят и по жилочке тянуть будут, до самой смерти. Помнишь Абеда Маршуда? То-то же. Так что, перед тем, как стрелять, подумай, на что своих близких обрекаешь.»
Зияд нервно засмеялся:
«За дурака меня держишь, Марван? А я ведь тебя не глупее. Это верно, обгонял ты меня с самого детства — где на шаг, где на полшага, но главное ведь — чей конь будет первым под конец, правда? И конь этот — мой, Марван, мой, а не твой. Ты думаешь, чего я сейчас жду, почему не стреляю? На спусковой крючок нажать боюсь? Нет, не боюсь… хватит, Марван, отбоялся я тебя… Джипа я жду, Марван… ага… джипа. Вот как джип проезжать станет, тут-то я вас всех троих и положу, одной очередью. А потом еще и в лоб дострелю, для надежности. А потом, сам понимаешь, подожду солдат, пока дом окружат; постреляю в окошко по небесам, они тоже сюда постреляют, потом начнут переговоры вести: мол, сдавайтесь, пожалейте женщин и детей… Ну, я поупираюсь, да и сдамся под конец — единственный уцелевший боец героической группы легендарного Абу-Нацера. Скажу: вместе отстреливались, все погибли, кроме меня, всех солдаты в бою поубивали. Поди потом докажи другое… И семье моей будет почет и уважение, как семье шахида… деньгами помогут, как водится — а как же иначе? Посижу я недолго — крови на мне нету… с полгодика продержат, да и отпустят. Такое вот кино, Марван. Нравится?»
Абу-Нацер задумчиво покачал головой. Да, что и говорить, неплохо придумано. Молодец. А усадил-то их как грамотно — под лампой, как на ладони, а сам — в тени. И расстояние приличное… это ж сколько тут будет? Метров семь, не меньше. Одного точно успеет уложить, а может и двоих. Но не больше. Опыта не хватит, хладнокровия. Опять же поза у него для стрельбы неудобная: сидя, много не настреляешь. В общем, хватит расслабляться, пора дело делать, а то и ведь и впрямь начнет стрелять сдуру. Хамданом придется пожертвовать… жалко, так и не пригнул его… Он вздохнул и полез в карман.
«Стой! — немедленно закричал Зияд. — Ты куда руку суешь? Вынимай, только медленно, не то — стреляю!»
«Да что ты нервный такой? — улыбнулся Абу-Нацер, вынимая из кармана руку с пачкой сигарет и показывая ее Зияду. Выкидной ножик — вот же удобная вещь — точь-в-точь поместился с другой стороны пачки. — Покурить-то дашь напоследок?»
Он ловко вытряхнул сигарету прямо в рот и повернулся к Махмуду:
«Эй, Махмуд, чиркни-ка мне зажигалкой. А то наш хозяин не любит, когда я в карман лезу.»
Махмуд медленно вынул зажигалку, чиркнул. Наклонившись к нему над Хамданом, Абу-Нацер быстро прошептал:
«Крикну «пес»… Хамдан — прямо, Махмуд — направо, за кресло, автомат…»
Выпрямился, выдохнул клуб дыма, погрозил Зияду сигаретой:
