Настя не смела войти в комнату отца, помня движение ужаса, которое обнаружил он при подобном покушении.
Она слышала скрып пера в его комнате и тяжелые вздохи. Сердце в ней разрывалось. С каждой минутой ужас, поддерживаемый гибельным предчувствием, возрастал в ней. 'Что же нейдет Гриша? что нейдет Гриша?' -- судорожно повторяла она и в мучительном нетерпении выбежала к воротам и жадно вглядывалась в лица идущим.
Гриши не было между ними!
Она была так взволнована, что не могла долго оставаться ни в каком положении, и, постояв пять минут у ворот, она как безумная снова кинулась к квартире Гриши.
Тем временем Генрих возвратился, постоял у ворот и вошел в квартиру Ивана Софроныча (Настя забыла или не сочла нужным запереть дверь).
– - Ты, Настя? -- окликнул опять старик.
– - Я -- Генрих Кнаббе,-- отвечал молодой человек, приближаясь к двери его комнаты.
– - Не входите сюда! -- торопливо сказал Иван Софроныч.-- Я сейчас выйду к вам.
Генрих остановился и стал ждать. Через минуту вышел старик. В руке его было письмо, с адресом, незапечатанное.
– - Я не достал денег,-- сказал он,-- но всё равно: вот письмо, которое оправдывает вас. Прочтите его: по содержанию вы увидите, что должно делать… Прощайте!
Старик хотел идти, но не выдержал и, бросясь на шею к Генриху, рыдая, сказал:
– - О, прости, прости меня! Не так думал я встретиться, не так поступить с сыном моего благодетеля!
У двери, ведущей в квартиру, послышались шаги.
– - Идите! -- сказал старик торопливо.-- Не входите сюда!
И он поспешно ушел в свою комнату и долго вертел ключом, как будто замок не повиновался его дрожащей руке.
Вошла Настя -- и вскрикнула, увидав Генриха:
– - Вы уже были у него? он вас видел? что он вам сказал?
Генрих, пораженный известием, которое сообщил ему старик и которое лишало его всякой надежды, стоял, как приговоренный к смерти, бессмысленно держа в руке письмо, данное ему Иваном Софронычем.
– - Письмо?-- сказала Настя.-- Откуда? чье?.. он вам дал его?
– - Да,-- машинально отвечал Генрих.
Настя вырвала у него письмо, развернула и прочла следующее:
'Милостивый государь Август Иваныч!
Не вините Генриха Кпаббе в том, в чем виноват единственно тот, кого уже теперь нет в живых…'
Настя не читала далее. Она всё поняла; с воплем кинувшись к двери, она толкнула ее с такою силою, что половинки быстро расскочились.
Настя увидела своего отца, который торопливо писал.
Подле него лежал пистолет.
– - Батюшка, батюшка!
Старик сделал дочери своей грозный жест, как бы приказывая молчать и немедленно удалиться, и схватил пистолет.
– - Генрих! Генрих! -- закричала Настя, кидаясь к отцу.
Генрих быстро вошел.
Они соединили свои усилия, чтоб отвратить страшное намерение, которое старик непременно хотел совершить. Не прошло полминуты, как к ним присоединился третий помощник.
– - Гриша! -- с упреком воскликнула Настя.-- Гриша! вот до чего вы довели своею медленностию! Принесли ли вы деньги?
– - Принес!
Слово, произнесенное Гришей, имело действие электрического удара.
В одну секунду лица всех устремились к Грише.
Настя, Генрих и старик обратили к нему жадные глаза, полные сомнения и радости.
– - Деньги? так он достал деньги? -- проговорил старик.
– - Вот они! здесь ровно сорок тысяч!
Деньги были переданы Генриху, который поспешно ушел, не слыша ног под собой.
Руки Насти и Гриши лежали одна в другой, соединенные самим Иваном Софронычем. Шла дружеская беседа, когда у дверей послышался звонок.
Настя впустила гостя: то был камердинер Петр.
– - Приехал! -- сказал он после первых приветствий.-- Вам, кажется, было его очень нужно видеть, так я и поспешил повестить. Не больше часу, как приехал. Переоделся -- и марш, а я к вам!
– - Спасибо, Петруша! Да теперь уж не нужно: всё уладилось, слава богу, благополучно,-- отвечал старик.-- Мне лучше быть обязанным вам, дети мои, чем ему,-- прибавил он тихо.
– - Не нужно, так тем лучше! -- заметил Петр.-- А у нас в доме большая тревога… уж куда не люблю таких оказий!
– - А что такое?-- спросил Иван Софроныч.
– - Да сегодня в десятом часу у старой барыни пропала шкатулка, в которой было, говорят, пятьдесят тысяч.
Глаза Ивана Софроныча и его дочери невольно и быстро обратились к Грише.
Лицо Гриши выражало величайшее смущение.
Часть тринадцатая
Глава LXI
Ложась спать, Наталья Кирилловна была поражена восклицанием испуга, которое вдруг вырвалось у Зины. Старуха долго допытывалась, что это значит, и наконец хватилась своего маленького ящика с деньгами, стоявшего на комоде. В минуту по всему дому быстрее молнии пронеслась весть о пропаже денег. На всех лицах появился ужас, а губы как бы самопроизвольно бормотали: 'Пропали, пропали'. Зина упала к ногам растерявшейся хозяйки дома и, рыдая, говорила:
– - Господи! Господи! кто защитит меня? Я одна в доме знала, что тут деньги!
– - Да разве я сказала, что подозреваю тебя?-- сердито спросила Наталья Кирилловна.
– - Но сами посудите, разве чужой мог знать, что тут лежат деньги, и войти в спальню именно в то время, когда вы кушали чай!
– - Да, это всё так странно, что я не могу опомниться. Обокрасть меня!
И Наталья Кирилловна содрогнулась.
В эту минуту приживалки с воплями явились в спальню; они били себя в грудь, произнося страшные клятвы и призывая друг друга в свидетели своей невинности.
Наталья Кирилловна отложила допросы и розыски до другого дня, а дворецкому приказала обыскать строго всех людей и дом и поставить вооруженных часовых у своей спальни, а также и у ворот, чтоб вор не мог бегством спастись от наказания.
Никто глаз не смыкал в эту ночь. Лакеи рассуждали между собой. Горничные все собрались к приживалкам в комнату и слушали их гаданье на кофее и картах. Приживалка с мутными глазами в ночном туалете очень походила на одну из ведьм Шекспира в 'Макбете'.
– - Ну, девушки, что ни говорите, а деньги украдены! -- сказала она таинственно, держа перед свечкой чашку с кофейной гущей.
– - Да как же! ведь мы и гадаем об этом! -- заметила одна из горничных.
– - Эх, какая проворная! -- с досадой отвечала приживалка.-- Украдены -- и человеческими руками,-- продолжала она с прежней таинственностию.
– - Ах, господи! Оборони нас, боже! какие ужасти! -- раздались восклицания.
– - Кто же украл? -- спросила одна из приживалок.
– - Кто??..-- всматриваясь в гущу, протяжно произнесла приживалка с зобом.-- Их украл человек с бородой!
– - Уж не Флегошка ли?-- крикнула одна из горничных.
– - Ну, вот что выдумала! ведь и у Антипа, чай, такая же борода! -- с сердцем подхватила пожилая рябоватая горничная.
– - Полноте, девушки… слушайте! вор был с бородой и с ножом!
– - Ай, ой, ай! -- на разные голоса восклицали слушательницы.
Утром, с последней чашкой кофе,-- а она была, кажется, двадцатою с ночи,-- окончилось гаданье приживалки с мутными глазами.
Утренний чай прошел в тягостном молчании и подавляющей тишине. Поэтому приживалки немало обрадовались, когда вошел дворецкий с умильно-растроганным, лоснящимся лицом. Низко поклонясь Наталье Кирилловне, он донес почтительно, что и дом и люди обысканы.
– - И нас, пусть и нас обыщут! -- отдавая ключи от своих сундуков и комодов дворецкому, воскликнули все приживалки, кроме Ольги Петровны и Зины.
– - Не соваться, когда не с вами говорят! -- крикнула Наталья Кирилловна и, обратясь к дворецкому, с горячностью продолжала: -- Что же это, наконец! меня уже стали обкрадывать -- и даже нет следов!
Речь ее была прервана появлением депутации от горничных, которая, пав на колени, произнесла клятву в невинности; потом явились с тем же лакеи, прачки, кучера. Зала была полна. Зина выразительно поглядывала на дворецкого, который не без робости начал:
– - Осмелюсь доложить, так как вы изволите по справедливости требовать…
– - Говори скорее! что такое?-- крикнула Наталья Кирилловна.
– - Осмелюсь доложить, что вчера никто из посторонних не входил в дом, кроме… -- дворецкий поперхнулся и, бросив на Зину умоляющий взгляд, прибавил: -- Кроме-с Григория
