заговорщиков. — Свет и мрак вместе? — А почему бы и нет? — Ты не можешь сделать этого. — Я попытаюсь. — Не смей. Твой ребенок…
Севайин рассмеялась.
— Ах, какие вы все заботливые! И все же вряд ли кто-нибудь из вас знает, что может сделать магия с еще не родившимся ребенком.
— Нам это известно слишком хорошо. Сила разрушает растущую душу. Если телу повезет, оно тоже умрет.
— Человеческая душа. Человеческое тело. А как насчет рожденного в магии? Как насчет того, кто обладает Касаром? — Ты хочешь узнать ответ? Значит, ты более чем безумна. — Разве у меня есть выбор? Иначе они убьют тебя и маму вместе с тобой. А я по крайней мере могла бы дать тебе возможность встретить смерть в бою. Мирейн схватил ее. — Ты не сделаешь этого! — Ты меня не остановишь. — Вот как?
Она взглянула в его сверкающие глаза. — Я сделаю это, отец. Ты не можешь направить всю свою силу на меня и при этом держать в руках армию и продолжать войну против Зиад-Илариоса. Я отправила ему послание: если я не появлюсь к рассвету завтрашнего дня, он не станет придавать значения твоим словам, даже если это будут слова о мире, и обрушится на тебя, объединив все свои силы. А их у него больше, чем ты думаешь, отец. Его колдуны вовсе не ослабли, а еще меньше они боятся защиты твоих магов. Они благодарны за эту милость: она освобождает их от необходимости заботиться об охране, пока они будут открывать ворота. Ворота Миров, отец. И адские драконы — это меньшее из того, с чем тебе придется тогда столкнуться.
Его руки были как сталь, лицо слилось с ночным мраком. У Севайин не осталось больше страхов. Она использовала вторую возможность. Теперь ей предстоит увидеть, с каким лицом он встретит предательство.
Мирейн сдавил ее еще крепче. Она сжала зубы, чтобы не закричать от боли. Внезапно его хватка ослабла, но ее плечи продолжали ныть от пульсирующей боли.
— Что, если ты останешься здесь, а я — нет? — хрипло спросил он.
Севайин едва осмеливалась дышать. Она не может победить. Мирейн никогда не откажется от битвы.
Но он мог бы, скажем, отступить. Чтобы собраться с силами. Чтобы пойти в новую атаку. Да, он мог бы сделать так.
— Я предстану перед этими предателями и положу конец их заговору. — В одиночку?
— Мои чародеи последуют за мной.
— Но только вместе со мной. Потому что, кроме заговорщиков или членов гильдии, дорогу туда знаю только я.
Мирейн молчал так долго, что Севайин засомневалась, слышит ли он ее. А может быть, она зашла слишком далеко? И вдруг, к ее удивлению, он рассмеялся.
— О, ты действительно вся в меня? Ты заставила меня плясать под твою дудку, а теперь хочешь, чтобы я плясал вместе с асанианцами? — И ты способен вынести это? Он поразмыслил.
— Ради такой причины… наверное, да. Но это будет только перемирием, Саревадин. Я не окончу войну, пока Асаниан не покорится мне и не признает меня своим властелином.
— Но сейчас ты нуждаешься в силе Асаниана. Без него ты не сможешь встретиться с той силой, которая собралась в Сердце Мира. А с ним ты, возможно, не только выдержишь, но и преодолеешь ее.
— Ты в этом не уверена, принцесса?
— А в чем вообще можно быть уверенным? — Ей хотелось ударить отца. Он уступал ей, но все равно упрямился, пытаясь командовать там, где потерпел поражение. — Я поведу вас в Сердце Мира и буду противостоять нашим врагам вместе с вами.
— Вместе с другими нашими врагами, которые примут нашу сторону. — Мирейн взял Севайин за руки и взглянул ей в глаза. — Ты поведешь нас, но в битве участвовать не будешь. Она отвела глаза и уставилась в землю. — Если удержусь. — Уж пожалуйста, удержись.
— Я пойду и буду драться при необходимости. Если ты попытаешься остановить меня, я буду бороться и с тобой так же жестоко, как с любым магом. Это моя священная клятва перед лицом бога, который дал тебе жизнь.
Его гнев огнем опалил ее кожу и разум. Севайин выстояла, не пытаясь ответить ударом на удар, хотя он вынуждал ее к этому. Она просто отказывалась уступить. И тогда уступил Мирейн. Она продолжала стоять на своем, опасаясь западни. Он сказал:
— Да будет так, дитя мое. А теперь может ли простой и смиренный император просить тебя хотя бы о том, чтобы ты поберегла собственного ребенка? — Я постараюсь, — обещала она.
Вряд ли этого было достаточно. Но Мирейну пришлось этим удовлетвориться.
Глава 24
Севайин, одна-одинешенька, дремала в шатре, стоящем стена к стене с шатром ее отца. Через дубленую кожу, из которой были сделаны стены шатра, до нее доносились голоса магов и военачальников. Она ушла с совета, потому что ее присутствие лишь омрачало их мысли. А она смертельно устала. Ей пришлось смириться со своим одиночеством. Она слишком устала, чтобы изображать королевскую наследницу; слишком устала, чтобы думать и даже чтобы спать.
Шатри стоял на страже возле входа в шатер. Увидев Севайин, он сначала побледнел, но потом пришел к решению поклониться ей. Это поклонение было вполне терпимым: от Севайин требовалось только присутствовать здесь и иногда улыбаться. Позже она объяснила ему, что она не святая и не богиня. Но сегодня у нее не оставалось сил для этого.
Она лежала на боку, дрожа под меховыми шкурами, и пыталась не слушать бормотание голосов за стеной. Ребенок был неутомим: даже такой крошечный, он брыкался как сенель. Ее рука немного успокоила его, сила Касара заставила притихнуть эту веселую искорку.
Севайин почувствовала на ногах знакомую тяжесть. Родное теплое тело прильнуло к ней, рука скользнула по груди, поцелуи покрыли ее шею и остановились в уголке рта. Ребенок подпрыгнул до самого сердца.
Она осторожно повернулась. Хирел, хмурясь, смотрел на нее. Она нахмурилась в ответ.
— Ты даже одну ночь не можешь прожить без меня? — Не могу. — Его рука была гораздо нежнее голоса, она провела линию по щеке Севайин, пригладила ее спутанные волосы. — Они были с тобой жестоки? — Мой народ — по-прежнему мой народ. А как ты? — Я остаюсь Высоким принцем Асаниана. — Даже несмотря на твою возмутительную женитьбу? — По указу моего отца ты являешься принцессой первого ранга. Кто осмелится дурно отозваться о тебе, тот умрет.
— Какая строгость! — Она взглянула на освещенную фигуру мужа. На нем был черный костюм олениай; облегающий капюшон закрывал подбородок, резко выделяясь на фоне белой кожи. Его веки были покрыты золотым порошком. Она коснулась их кончиками пальца. — Тебе не стоило появляться здесь.
— Я не находил себе места. — Он был сердит, но внезапно рассмеялся. — У одного глупца хватило наглости заявить, что я стал жертвой суккуба. А я ответил ему, что нет рабства слаще.
— Надеюсь, что, когда ты это сказал, он был еще жив и мог тебя услышать.
— Мой отец тогда еще не издал указ. — Хирел поцеловал ее и отстранился. — Вайин, мне необходимо поговорить с твоим отцом. — Это опасно. — А что не опасно?
Он встал, поднимая ее за собой. Севайин вздохнула, подумала и подавила желание возражать ему. Она молча взяла меховую мантию с бархатной подкладкой, которую дала ей мать, и закуталась в нее. Нетерпение Хирела нарастало, оно отражалось в его глазах. Она взяла его за руку и вывела из шатра.
У них был достойный эскорт. К ним присоединился Юлан, который оставил свое теплое гнездышко в ногах ее кровати, ослепительно улыбающийся Зха'дан в просторном черном плаще и Шатри. Мальчик поклонился Хирелу с глубоким и искренним уважением. Севайин почти влюбилась в него за это.
