остановить меня? Разве ты попыталась хотя бы замедлить развитие событий? — Тогда мне следовало бы задушить тебя в колыбели. Севайин начала дрожать.
— Остальные мирятся с тем, что не в силах изменить. Ты не хочешь мириться с этим. Почему? Разве для тебя имеет значение, хожу я как мужчина или как женщина? Или ты боишься, что я стану твоей соперницей?
Элиан отвесила ей звонкую оплеуху. Севайин не уклонилась от удара и не ударила в ответ.
— О, великолепно, мама? Когда ты не можешь ответить, ты всегда бьешь. Я предала тебя, верно? — Ты предала своего отца.
— Об этом не тебе судить, — сказала Севайин. — Но я предала и тебя. Ты любила облик, который я когда-то носила, и ненавидишь меня за то, что я отказалась от него. — Я никогда не смогу ненавидеть тебя. — Тогда это презрение. Отвращение. Возмущение.
— Нет, это печаль. — Элиан заплакала. Это было душераздирающее зрелище: ее лицо застыло, слезы безудержно текли по щекам. — Должно быть, ты ужасно страдала. То, что тебе пришлось отказаться… от… всего…
— От чего бы я ни отказалась, я получила свою награду. Я получила моего принца, мама. Я получила моего сына. Ко мне вернулась моя сила, и теперь она становится еще сильнее, чем прежде.
— Но какой ценой и какой болью тебе это досталось, — сказала Элиан.
Севайин уже вполне превратилась в женщину и почти стала матерью. Но она оказалась не в состоянии понять эту женщину — свою мать. Элиан рассмеялась сквозь слезы.
— Это великая тайна, дитя мое. Женщины не понимают друг друга. Я была уверена, что смогу справиться с собой, когда это случится и если случится. А потом я увидела тебя, и это было невыносимо. — Она прижала руки к животу. — Не так давно я сильно болела. Я потеряла ребенка. Твою сестру.
Севайин покачнулась, почувствовав боль матери. Протянула к ней руки, чтобы облегчить ее страдания, чтобы горевать вместе с ней.
Элиан уклонилась от ее объятий.
— Она не должна была родиться. Мы с твоим отцом знали об этом, но дерзнули познать радость. Мы надеялись, что нам удастся как-нибудь справиться с этим, удастся победить. Мы думали, что ты излечишься и мы будем жить в мире вместе с нашим сыном и дочерью. И тогда, — продолжала Элиан, — пришла боль. Что бы мы ни делали, она не прекращалась. Это было самой ужасной мукой, какую я только познала. Мне казалось, что от меня отрывают мою собственную плоть.
Севайин опустилась на пол, прикрывая руками свою плоть, своего ребенка, который должен был родиться, увидеть свет и жить.
— Бог взял ее, — сказала Элиан. — И маги. Я знала, Саревадин. Я знала, что они рождают тебя. Завладевают моей силой. Отнимают неродившегося ребенка, чтобы изменить ребенка, которого я уже родила, отнимают с божественным бесчувствием. Это было невыразимо ужасно.
Севайин содрогнулась. Если бы она умерла, когда маги творили над ней свое колдовство, ее сестра осталась бы жива, выросла и превратилась в женщину. Хирел пережил бы войну; ждал бы и горевал, быть может, находясь в заточении. Но в конце концов он все-таки получил бы свою Солнцерожденную королеву.
— Аварьян, — сказала Севайин. — Нет никакого Аварьяна. Есть только Уварра. — Она подняла голову. Мать смотрела на нее без жалости. — Неудивительно, что ты ненавидишь меня.
— Я уже сказала тебе, что это не так. — Элиан села рядом с дочерью, но не очень близко. — Ты не знала, что делаешь. Тебе хотелось спасти всех нас. Ты заплатила цену даже более высокую, чем я, и перенесла боль сильнее моей. Я никогда не переставала любить тебя. Я пытаюсь простить тебя. Севайин прерывисто вздохнула.
— Я не нуждаюсь в твоем прощении. Мне необходимо твое одобрение. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, когда я предстану перед Керуварионом.
Она посмотрела на Элиан и поняла, что просит слишком многого. Императрице стоило огромных усилий прийти сюда, встретиться с дочерью один на один и сказать правду. Вряд ли она сможет дать больше этого.
Севайин поникла головой, сокрушенная своим поражением, и не видела способа изменить ситуацию.
— Не знаю, смогу ли я одобрить твой поступок, — сказала Элиан, — но стоять рядом с тобой я буду.
Севайин полупривстала от удивления. Элиан удержала ее и вновь усадила. Легкое прикосновение принесло ей боль. Горькую, но целительную боль.
Императрица порывисто обняла ее. Обе они дрожали, измученные пережитым. — Пойдем, — сказала Элиан. — Твой народ ждет тебя.
Севайин не вышла к своему народу обнаженной, но она предстала перед ним как женщина, как жрица и как королева.
Для этого ей понадобилась вся ее гордость. И не справилась бы с задачей, не призови она на помощь самообладание.
Наиболее тяжелое испытание ей пришлось пережить вовсе не из-за простых людей. Им нужно было лишь посмотреть на нее, убедиться, что она здорова и сильна, что ее жертва стала ее победой. Севайин знала, как сделать их своими приверженцами.
Но лордам было недостаточно выслушать ее и принять ее условия. Снова повторился прежний безрезультатный спор. Лорды и капитаны Керувариона не желали становиться союзниками Асаниана. Они не хотели подчиняться асанианскому принцу. Они отказывались признать законность брачного союза без брачного договора и свидетелей.
Это переполнило чашу ее терпения. Севайин не кинулась на идиота, сказавшего такую глупость: побоялась, что убьет его. Она просто поднялась со своего сиденья, установленного перед шатром ее отца, улыбнулась, оскалив зубы, и очень тихо спросила:
— Вы называете моего ребенка незаконнорожденным? Она не обратила внимания на нестройные отрицания из толпы. Поведение простолюдинов поддавалось логическому объяснению. Если они ненавидели, то на это была какая-то причина. Лорды же напоминали сенелей-жеребцов. Они бросали вызов и дрались, фыркали и бодали рогами воздух, громко кричали при малейшем намеке на угрозу.
От изумления лорды тут же замолчали. Некоторые из них казались испуганными и, возможно, действительно испытывали страх.
— Я выслушала вас, — сказала Севайин. — Я услышала все, что мне нужно было услышать. Это ничего не меняет. Я выбрала в мужья Высокого принца Асаниана. Отказываясь от него, вы отказываетесь и от меня. — Она взглянула на своего отца. — Ну что же, зверь станцевал перед твоим народом. Хорош ли был танец? Понравился ли он тебе? Должен ли бедный зверь теперь вернуться в свою клетку, или ему позволят воссоединиться с супругом?
Мирейн не рассердился. Казалось, он даже гордится ею. К тому же он никогда не вмешивался в дела, с которыми его наследник прекрасно справлялся сам. Он откинулся на спинку кресла, скрестил на груди руки и сказал:
— Нам с тобой необходимо рассмотреть некоторые вопросы. На принятие решения уйдет целая ночь. Задержишься ли ты ради этого?
Севайин могла бы отказаться. Он предложил это ей, однажды уже обманувшей его доверие. Но Мирейн Ан-Ш’Эндор всегда дарил провинившемуся еще одну возможность. После этого он становился беспощадным. — Я останусь до утра, — был ее ответ. Он кивнул. Севайин не раздумывая подошла к нему, встала на колени, поцеловала его руку и взглянула ему в лицо. В его ясных и спокойных глазах вспыхивали искорки силы. Севайин вздрогнула. Перед ней был король и император, великий военачальник, маг и жрец, и смерть всегда следовала по правую руку от него. Но сейчас, взглянув на него, она увидела, что смерть положила свою печать на его темную блестящую кожу.
— Саревадин!
Она стояла у края рядов кавалерии и смотрела поверх разрушенных стен города туда, где садилось
