что Одум ведет себя по-другому? Наверняка этот унылый урод тоже захочет выместить хоть на ком-то свою обиду. Опять воспоминания лезут в голову: «До тех пор, пока ты живешь под моей крышей…». Лампочка на кухне дрожит, а бабушка бесстрастно готовит ужин, будто ругань, звуки ударов, крики, плач не более чем очередной сериал, что крутят каждый день по телевизору.
Дэнни выудил из кармана пару четвертаков, чтобы бросить девчонке, — его отец тоже делал так с другими детьми. Внезапно он понял, что все это время разговаривал сам с собой вслух. Или ему это только казалось? Дэнни потряс головой, оглянулся, чтобы сунуть мелочь девчонке, и вздрогнул — скамейка была пуста, девчонка исчезла, и вообще на улице — ни одной живой души, — даже бродячей кошки.
— Что произошло? Скажи мне! — с нетерпением повторил Хилли. Он умирал от любопытства, а Харриет просто молча сидела на железных ступеньках старого склада, не говоря ни слова. Стены склада были покрыты темными пятнами — два года назад они с Харриет и с Диком Пиллоу развлекались тем, что швыряли в стену теннисные мячики, предварительно хорошенько изваляв их в луже.
Харриет молчала. Хилли вскочил и начал ходить взад-вперед, заложив руки за спину и приняв деловой вид. Когда Харриет не отреагировала и на это, он подошел к ней и ткнул локтем в бок.
— Ну, расскажи мне, — сказал он ободряющим, как ему показалось, тоном, — он что-нибудь тебе сделал?
— Нет.
— Хорошо, а то ему бы здорово от меня досталось! — Хилли подпрыгнул, рассек воздух воображаемым мечом и проделал несколько боевых движений карате, рубя руками воздух и делая резкие выдохи: хух! хух!
Харриет не смотрела, она будто не замечала его. В конце концов Хилли подошел к ней и сел рядом.
— Да что с тобой такое? — спросил он с раздражением. Он боялся рассердить ее — после недели сидения дома в одиночестве мысль о новой ссоре наполняла его ужасом, однако ее внезапная молчаливость также вызывала у Хилли беспокойство — вдруг она уже придумала какой-нибудь план, в котором ему, Хилли, нет места?
Харриет вдруг быстро подняла на него глаза — прямо-таки обожгла взглядом, Хилли даже подумал, что она сейчас вскочит и даст ему пинка, но она просто сказала:
— Я думала о той осени, когда я была во втором классе. Я тогда выкопала себе могилу на заднем дворе.
— Что? — спросил Хилли недоверчиво. Он сам много раз пытался выкопать что-нибудь у себя во дворе (подземные бункеры, тоннели в Китай), но никогда больше чем на полметра не продвигался.
— Она была неглубокая, — сказала Харриет, — всего-то вот такая. — Она показала руками, какой глубины была могила. — Я ложилась в нее, засыпала себя листьями и лежала так до вечера, пока Ида не звала меня ужинать.
— Господи боже, зачем тебе это понадобилось? — рассеянно спросил Хилли. Он вдруг увидел огромного жука, с рогами и усами, черного, блестящего. — Харриет, взгляни, какой огромный жучара! Я такого в жизни не видел!
Харриет наклонилась вперед и окинула жука равнодушным взглядом.
— Ага, прикольно, — сказала она, — ты помнишь, когда я заболела бронхитом и лежала в больнице? Я тогда простудилась, потому что земля была очень холодная.
— Знаешь что? — сказал Хилли, трогая жука большим пальцем ноги. В передаче «Рипли, хочешь верь, хочешь нет» рассказывали про одну женщину, которая попросила поставить ей телефон в могилу. Здорово, правда? Ты набираешь номер и слышишь, как звонок доносится из-под земли. А потом тебе говорят: «Алло!» С ума сойти, правда? — Он подвинулся к ней поближе. — А здорово было бы, если бы у миссис Бонамон тоже стоял в могиле телефон! Она бы позвонила тебе посреди ночи и заорала бы: «Отдайте мне мой парик! Отдавайте мой белый парииииик!»
— Только посмей! — сказала Харриет, глядя на трясущуюся и тянущуюся к ее шее руку. Миссис Бонамон была церковной органисткой, она умерла в январе после долгой болезни. Так или иначе, ее похоронили в парике.
— Откуда ты знаешь?
— Мне Ида сказала. У нее все волосы выпали от рака.
Некоторое время они сидели молча. Хилли оглянулся в поисках жука, но тот куда-то спрятался. Хилли качал ногой, ритмично ударяя кроссовкой о железный бок лестницы — бонг, бонг, бонг… Что это еще за глупости она говорила про могилу? Почему она раньше ему об этом не рассказала? Он-то ей все рассказывает! Он рассчитывал, что они сейчас выработают новый план по уничтожению Дэнни Ратклиффа, а вместо этого она сидит как неживая. Хоть бы стукнула его, что ли! Хилли вскочил и с преувеличенным вздохом остановился перед ней.
— В общем, план такой, — важно сказал он. — Мы сейчас пойдем ко мне, потренируемся биться на мечах. На нашей боевой арене. — Боевой ареной он называл место на заднем дворе, которое он расчистил от сорняков. — Через пару дней можем начать стрелять из лука…
— Знаешь, что-то мне не хочется играть…
— Мне тоже, — сказал Хилли, уязвленный. Конечно, его арбалеты и луки были просто детскими игрушками, на стрелы вместо отточенных насадок были надеты голубые присоски, но все же, по его мнению, это было лучше, чем ничего. — Ну ладно, можно провести ревизию оружия (Хилли прекрасно знал, что из оружия в наличии было только его стрелявшее шариками ружье, заржавевший перочинный ножик и бумеранг, который никто из них не умел бросать).
Харриет даже не подняла глаз. Наоборот, она обхватила колени руками и мрачно уставилась в землю перед собой.
— Знаешь, — сказала она наконец. — Я что-то устала. Пойду к тете Либби.
— Хорошо, я провожу тебя, — пробормотал Хилли после недоуменной паузы. Что это на нее нашло?
Хилли прекрасно знал, что из всех тетушек Харриет всегда выделяла Либби. Либби относилась к девочкам почти с материнской нежностью, поэтому, когда Харриет в детском саду называла ее мамой, Хилли это совершенно не удивляло. Конечно, Либби была старая и не жила вместе с ними, но именно она вела Харриет за руку в первый класс, она пекла ей на день рождения торты и шила костюмы для спектакля «Золушка», в котором Харриет исполняла роль самой младшей и зловредной сестры.
К сожалению, Либби не оказалось дома.
— Мисс Клив на кладбище, — сообщила им заспанная Одеон. — Рвут траву на конфедератских могилах. Могут до вечера не появиться.
— Хочешь, поедем туда, — предложил Хилли. Вообще-то поездка на кладбище была крайне утомительной, надо было проехать по шоссе, а потом еще пробраться сквозь греко-итальянские кварталы на окраине. Там смуглые, хмурые, круглоголовые парни играли в кости на улице, а рядом с лотков торговали твердым итальянским печеньем, разноцветным шербетом и сигаретами по два пенса за штуку.
— Я бы поехала, но Эдди, наверное, тоже там. Она президент Клуба дам-садоводов.
Хилли молча кивнул. Сам он питал крайнюю неприязнь к Эдди и всегда старался не попадаться ей на глаза, поэтому не увидел ничего странного в том, что Харриет тоже не хотела ее видеть.
— Пойду лучше к Тэт, может быть, она дома.
— Ну а почему бы нам не поиграть на твоем крыльце? Или на моем? — Хилли вытащил из кармана арахис и зло швырнул его в стекло припаркованной машины. Либби была нормальной старухой, но остальные тетки Харриет были немногим лучше Эдди.
Тетя Тэт провела на кладбище вместе с другими дамами из Клуба садоводов большую часть дня, но потом ей пришлось срочно вызывать такси, так как у нее разыгралась сенная лихорадка. Теперь глаза ее слезились, на тыльной стороне ладоней выступили красные рубцы, и она, как и Хилли, совершенно не могла понять, почему Харриет выбрала именно ее дом для своих полуденных игр. Тэт открыла детям дверь, будучи еще в рабочей одежде — на ней были широкие бермуды и африканская рубашка-дашики. Харриет невольно улыбнулась. У Эдди тоже была похожая рубашка — их прислал тетушкам один баптист из Нигерии. Обе дамы
