Маленький друг

видела уже много лет. Конечно, несмотря на печальный повод, люди хотели поговорить друг с другом, кое- где даже слышался смех, но Эдди это было приятно, по крайней мере гости вели себя более пристойно, чем ее собственная семья. От них она устала безумно, особенно от Адди, этой престарелой идиотки, которая сейчас флиртовала с жутким мистером Саммером, записным бабником, которого еще покойный папа недолюбливал. А она-то старалась как могла — и глазками хлопала, и за рукав его хваталась, и прихлебывала маленькими глоточками пунш, который не помогала готовить, из чашечки, которую не помогала мыть. И она ни разу не приехала навестить Либби в больнице — как же, вдруг придется пропустить дневной сон! Впрочем, Шарлот тоже не приезжала в больницу — слишком занята была лежанием в кровати да глотанием таблеток. А девочки? Они себя вели просто неприлично — так истерично рыдали, что даже гости почувствовали себя неловко. Впрочем, точно так же они вели себя, когда умирала эта их кошка. «Да, точно так же!» — горько подумала Эдди. Одна Тэт приезжала в больницу, а впрочем, лучше бы дома сидела — совсем извела Эдди своими причитаниями и попрекали: мол, могла бы избежать столкновения или внимательнее прислушаться к бестолковым объяснениям Алисон. Что они все знают о ее горе? Либби была ей отцом и матерью, она была единственным человеком на свете, мнение которого Эдди уважала.

Немедленно всплыли воспоминания: похороны матери, Либби в стареньком черном мамином платье, ушитом в талии и груди, держит ее за руку. Эдди в то время было девять лет, Либби, стало быть, восемнадцать. Какая она была худенькая! Ее маленькое личико с прозрачной кожей и огромными глазами казалось совершенно бесцветным, как у всех тогдашних блондинок, не имевших в своем распоряжении современных тональных кремов… Однако Эдди прекрасно помнила то ощущение полного доверия, которое она испытывала, держась за руку старшей сестры.

Слезы навернулись на глаза, и Эдди поспешно схватила со стола очередное блюдо, чтобы унести его на кухню, как вдруг краем глаза заметила маленькое существо в кроссовках и обрезанных джинсах, крадущееся по гостиной, — младший Халл, дружок Харриет! Кто это впустил его? Она неслышно подошла сзади и схватила его за плечо, — Хилли издал задушенный вопль и так сжался, будто боялся, что она сейчас схватит его острыми когтями, как сова зайчонка, и унесет в свое гнездо на растерзание.

— Чем могу помочь, молодой человек?

— Харриет… я…

— Я не Харриет, я ее бабушка, — сказала Эдди, скрестила руки на груди и наклонила голову набок, насмешливо и презрительно рассматривая свою жертву. Она в самом деле напоминала хищную птицу, и Хилли на секунду возненавидел ее.

— Я… — попытался он начать сначала, — я…

— Ну давай, говори, что тебе надо?

— Где Харриет?

— Она здесь. А теперь иди домой, тебе здесь не место. — Она больно ухватила его за плечо, повернула лицом к двери и подтолкнула.

Хилли вывернулся из ее рук.

— А она поедет назад в лагерь?

— Ей сейчас не до игр, — резко сказала Эдди. Мать мальчишки, недалекая пустышка, не пришла на похороны и даже не позвонила. — Скажи своей маме, чтобы она не разрешала тебе мешать людям, у которых в доме горе. А ну беги прочь, живо!

Мальчишка повернулся и пошел прочь, нога за ногу, руки в карманах. Эдди проследила, чтобы он завернул за угол, потом прошла на кухню долить себе виски в стакан и вернулась в гостиную. Толпа гостей постепенно редела. Шарлот (которая выглядела совершенно потерянной, взмокшей и очень красной) стояла на своем посту около чаши с пуншем, теребя черпак на длинной ручке и оцепенело глядя вдаль. Рядом с ней стояла курносая миссис Шаффин, которая работала в магазине цветов.

— Вот мой совет, — говорила она доверительным тоном, притрагиваясь к локтю Шарлот, — заполните гнездо новыми цыплятами. Конечно, ужасно потерять ребенка, но я много смертей на своем веку перевидала, и поверьте, чем скорее вы заведете еще парочку малышей, тем лучше будет для вас, милочка.

Эдди заметила здоровенную дырку на чулке дочери. Она специально поставила Шарлот распоряжаться пуншем, чтобы та не стояла посреди гостиной, глядя в одну точку, как в приступе кататонии. «Но, мама, я ведь даже не знаю, что надо делать», — пролепетала Шарлот, когда мать всунула ей в руку черпак, и попыталась оттолкнуть его от себя, словно он был живым существом, и при этот очень противным. «Ничего особенного, бери да наливай гостям пунш». — «А что мне надо им говорить?» — истерическим шепотом спросила Шарлот. «Да ничего не надо», — нетерпеливо бросила Эдди, зачерпнула прохладный напиток, налила в первую чашку и поставила ее на стол. Миссис Тигартен, в своем зеленом платье похожая на лягушку, обернулась и театральным жестом приложила веснушчатую руку к груди.

— Боже, как мило! Это мне?

— Конечно, милочка, угощайтесь! — Эдди постаралась говорить погромче, чтобы ее было слышно в другом конце комнаты. Дамы заулыбались и стали потихоньку мигрировать в их сторону.

— Какой необыкновенный вкус! — громко сказала миссис Тигартен. — Эдит, я чувствую имбирный эль, верно?

Эдди повернулась лицом к гостям:

— Прошу вас, попробуйте нашего безалкогольного домашнего пунша, ничего особенного, мы всегда делаем такой на Рождество. Мэри Грейс! Катрин! Что я могу вам предложить?

— О, Эдит… — раздался хор голосов. — О, как это прелестно… и с каким вкусом сделано… и как у вас хватает времени…

— Ну, Эдит это не сложно, — язвительно произнесла Аделаида. — У нее же есть морозильник!

Эдди, поморщившись, взглянула на сестру, поймала ее вызывающий взгляд, но ничего не сказала. Она оставила дочь с черпаком в руке, бессильно и неуверенно улыбающейся этой своей вечной потусторонней улыбкой. Воистину смерть Робина стала двойной потерей, ведь она тогда навсегда потеряла свою умненькую веселую дочку. Конечно, такой шок пережить сложно, но все же прошло уже больше десяти лет, другие как-то с этим справляются!

Миссис Шаффин поставила чашку на подставку и опять наклонилась к Шарлот:

— Знаете, милочка, пуансеттия может быть очень хороша в цветочных композициях, например на рождественских похоронах. Так освежает букеты и какой запах!

Эдди наблюдала за ними, скрестив руки на груди. Она решила перемолвиться словечком с миссис Шаффин, причем как можно скорее. Дело было в том, что Дикс сам не приехал на похороны, но вместо себя прислал букет, который показался Эдди весьма подозрительным — слишком он был искусно составлен, какой-то даже женственный. К тому же во время похорон ее покоробил разговор, который она случайно подслушала. «Но это же могла быть его секретарша!» — сказала миссис Кин в ответ на реплику, которую Эдди пропустила. Миссис Шаффин поправила алые гладиолусы, стоящие в высокой вазе. «Ну не знаю, — иронически заметила она, — я сама разговаривала по телефону с этой особой, и она вовсе не показалась мне секретаршей».

Хилли не отправился домой, просто завернул за угол, прошел до калитки и вошел во двор, где сразу увидел Харриет — она угрюмо болтала ногой, сидя на старых качелях. Без предупреждения он приблизился к ней и сказал:

— Привет, ты когда вернулась домой?

Он ожидал, что Харриет обрадуется его появлению, но она просто молча взглянула на него. Сердце Хилли заныло, как всегда, когда она вела себя странно.

— Ты получила мое письмо? — спросил он слегка раздраженно.

— Получила. — Харриет наелась засахаренного миндаля, и теперь у нее во рту стоял противный сладкий вкус. — Зачем ты его послал?

Хилли присел рядом с ней на качели.

— Если честно, я чуть не помер от страха, я…

Харриет нахмурилась, кивнув на гостей с чашками пунша, столпившихся на крыльце.

Хилли глубоко вздохнул и сказал более спокойным голосом: