Цель данного параграфа — исследование «предтекстовых пресуппозиций, важных для формирования концептуального пространства текста» (Л. Г. Бабенко): имени автора, тем, актуальных для его творчества, времени создания текста, предстоящих тексту эпиграфов, рассмотрение позиций литературной критики, влияния жанра на процессы концептуализации. В написании параграфа использовались высказывания самих авторов о своем творчестве в многочисленных интервью, которые Аркадий и Борис Стругацкие давали в течение четырех десятков лет [Стругацкие 2001б] и работы литературных критиков.

Закономерно задаться таким вопросом: связана ли концептуализация художественного текста с его жанром. И на наш взгляд, ответ на этот вопрос положительный. Определение жанра часто связано с направлением, в рамках которого работает писатель, ср. аналитические определения жанров — рыцарский, авантюрный, романтический, готический, сентиментальный и т. п. роман. А художественное направление — это определенный взгляд на мир, определенный ракурс, способ мышления и отображения действительности. С одной стороны, жанр задает определенные рамки, какой-то набор признаков, а с другой — признаки жанра выражают и художественные устремления автора. Для научно-фантастического романа характерно присутствие элемента необычайного, укладывающегося в какой-то мере в рамки современной научной картины мира, то есть имеющего рациональное объяснение (оно может исходить как от писателя, так и от самого читателя). Кроме того, для этого жанра характерны черты, присущие собственно роману. В многовековой истории романа явственно просматриваются два его типа. Это, во-первых, произведения остро событийные, основанные на внешнем действии, герои которых стремятся к достижению каких-то локальных целей. Во- вторых, это романы, возобладавшие в литературе последних двух-трех столетий, когда одной из центральных проблем общественной мысли, художественного творчества и культуры в целом стало духовное самостоянье человека. С действием внешним здесь успешно соперничает внутреннее действие и на первый план выдвигается сознание героя в его многоплановости и сложности, с его нескончаемой динамикой и психологическими нюансами [Хализев 2000: 331–332]. Творчество А. и Б. Стругацких удачно совмещает в себе беллетристические черты обоих типов (яркая событийность, привлекающая читателя), а также изображение внутреннего мира и духовных поисков героев произведений и глубокую проблематику.

Вот как определяют направление и основные проблемы, рассматриваемые в своем творчестве, сами Стругацкие. Их интересы лежат не в плоскости изображения научных идей и достижений прогресса, а в плоскости изображения человека, причем человека в окружающей его среде, в обществе. Вот что по этому поводу говорит: «Современная фантастика, как бы мы ее не определяли, развивается в двух магистральных направлениях. Одно из них трактует проблемы, связанные с обширной темой „Человек и Природа“, „Человек и Вселенная“. Это и есть то, что обычно называют научной фантастикой. Другое направление связано с еще более обширной темой — „Человек и общество“ (курсив наш — В. Р.). Это то, что обычно называют фантастикой социальной и что нам с А. Н. Стругацким нравится называть фантастикой реалистической, как ни парадоксально это звучит» [Стругацкие 2001б: 442]. «Собственно, научная фантастика нас давно уже не волнует, только человек со своими „измами“ — цель, а идти к ней, к разным его глубинам и допускам, для нас естественно путем фантастики», — говорит в другом интервью А. Стругацкий [Стругацкие 2001б: 394].

В творчестве братьев Стругацких и выделить две подтемы, актуальные для романа «Трудно быть богом», а значит, и для нашего исследования. В одном из интервью Аркадий Стругацкий говорит, что «главная тема Стругацких — это выбор» [Стругацкие 2001б: 365]. Эту подтему Борис Стругацкий конкретизирует так (он говорит о повести «Жук в муравейнике», но эти слова вполне можно отнести к «Трудно быть богом»): «Это повесть о выборе. И выбор этот читатель должен делать вполне серьезно и вместе с героем. Мы построили текст таким образом, чтобы в каждый момент времени читатель знал ровно столько же, сколько знает герой. И вот на таком основании изволь делать выбор» [Стругацкие 2001б: 429]. Нужно заметить, что поскольку темой братьев Стругацких является человек и взаимоотношения человека и общества, то речь идет прежде всего о нравственном выборе, вообще в творчестве А. и Б. Стругацких сильна нравственная проблематика.

В другом интервью Аркадий Стругацкий пишет говорит: «…уже в „Стажерах“ мы поставили вопросы, которые и впоследствии нас интересовали, и до сих пор интересуют. Мещанство. Мещанство и социализм. Мещанство и коммунизм. Мещанство и человечество. Роль мещанства. Можно ли ужиться с ним…» [Стругацкие 2001б: 458]. Среди тех, кто сразу откликнулся на написание романа, можно выделить позицию Кирилла Андреева, который писал, что в «Трудно быть богом» Стругацкие создали «свое собственное средневековье, сотканное из всего жестокого и отвратительного, что породило прошлое. Ведь это <…> яростный памфлет. И авторы в нем пристрастны, как должен быть пристрастен суд, который судит отвратительное родимое пятно, оставшееся нам в наследство от капитализма, — живучее мещанство» (Литературная газета, 27 мая 1965 г.). Здесь мещанство — это мировоззрение, которое может быть свойственно современным людям, независимо от места их рождения и проживания и места в общественной структуре; мировоззрение, характеризующееся необязательно и не только конформизмом и тупостью, но также и жестокостью, фанатизмом, склонностью к деспотизму, отсутствием уважения к знанию и его носителям и т. д.

Обратимся теперь к роману «Трудно быть богом». Здесь мы также рассмотрим высказывания авторов. Обращение к слову А. и Б. Стругацких (интервью и публицистика) дает возможность соотнести замысел автора, языковое воплощение и читательскую реакцию.

В одном из интервью Борис Стругацкий так отзывается о романе (позволим себе привести такую большую цитату из-за ее важности): «Переломом для нас стала повесть „Трудно быть богом“. Она задумана давно, в спокойные для нас времена, как повесть о том, как высокоразвитое общество пытается вмешаться в историю низкоразвитого. Мы хотели решить для себя этический <разрядка автора> вопрос: можно это, нельзя? Вредно или полезно для изменяемого общества и так далее. Но в 1963 году, как вы помните, произошла историческая встреча Никиты Сергеевича с художниками в Манеже. И это событие потрясло нас. Шок. Достаточно было прочитать газеты, чтобы понять — а мы были лояльными ребятами, — что во главе нашего государства стоят люди, называющие себя коммунистами, и на виду у всего мира топчут искусство, культуру, интеллигенцию и лгут беззастенчивым образом. Этот шок перевернул наши представления о коммунизме, как к нему идти и почему он так далек. Мы не там искали врагов! Начиная с „Трудно быть богом“ мы всеми силами, где только можем, боремся против лжи пропаганды. И защищаем интеллигенцию. Мы объявили ее для себя привилегированным классом, единственным спасителем нации, единственным гарантом будущего — идеализировали, конечно. И „Трудно быть богом“ возникла как повесть, воспевающая интеллигенцию» [Стругацкие 2001б: 449].

О трагедии главного героя — Антона-Руматы Эсторского Аркадий Стругацкий говорит так: «Антон мучительно решает сложнейшую проблему выбора. По сравнению с арканарцами он — бог. Он может практически все. Но совершить это „все“ — значит, предать дело, ради которого ты сюда послан. А оставаться в бездействии не менее мучительно. Ведь ты — человек (курсив наш — В. Р.), живой человек из плоти и крови, который страдает, любит и ненавидит. И Румата делает выбор — страшный, кровавый, но… неизбежный выбор. И хотя мы не говорим, что это было правильно, мы и не осуждаем его, а показываем путь, мучительный и трудный путь мысли…» [Стругацкие 2001б: 336].

Еще одна важная пресуппозиция — эпиграфы. Тексту А. и Б. Стругацких предстоят два эпиграфа, которые в известном смысле задают прочтение текста и выстраивание его смысла. Первый эпиграф взят из сочинений Пьера Абеляра: «То были дни, когда я познал, что значит: страдать; что значит: стыдиться; что значит: отчаяться». Этот эпиграф, во-первых, задает, так сказать, средневековый антураж текста, ведь Абеляр — средневековый философ и теолог (ср. важную роль концепта «Бог» в тексте), во-вторых, задает содержательный и эмоциональный тон произведения. Второй эпиграф взят из Эрнеста Хемингуэя: «Должен вас предупредить вот о чем. Выполняя задание, вы будете при оружии для поднятия авторитета. Но пускать его в ход вам не разрешается ни при каких обстоятельствах. Ни при каких обстоятельствах. Вы меня поняли?». Этот эпиграф задает две позиции главного героя: наблюдение, т. е. бездействие, и связанное с этим бессилие при наличии явного преимущества — «оружия».

Нужно сказать, что литературоведческих работ, посвященных Стругацким, немного. Связано это с тем, что советская власть считала Стругацких по меньшей мере неблагонадежными. Хотя к диссидентскому движению писатели никогда не принадлежали, сама постановка проблем в их произведениях и способ их решения не позволяли в то время рассматривать их в общепринятых рамках соцреализма. Современное литературоведение только начинает открывать для себя Стругацких как явление серьезной, а не только развлекательной литературы. Среди серьезных литературоведческих работ, рассматривающих роман «Трудно быть богом», можно выделить работы польского исследователя Войцеха Кайтоха и советских литературоведов А. Ф. Бритикова и Е. М. Неёлова [Кайтох 2003, Бритиков 1970, Неёлов 1986].

Современные литературоведческие тенденции не затронули произведения А. и Б. Стругацких. В литературоведении сложилась определенная традиция рассмотрения прозы писателей. Произведения Стругацких рассматриваются с точки зрения идейного, нравственного содержания. В фокусе внимания литературоведов оказывается поступок Руматы в финале, Румата мстит за смерть любимой, прокладывая мечом путь во дворец и убивает Рэбу. Не рассматривается в критических работах роль бога и противоречие этой роли положению и природе человека. Многочисленные текстовые оппозиции также не рассматриваются. Критики верно прочитывают одну из главных тем произведения — противостояние мещанства и интеллигенции, а также попытку предостережения отката к сталинским временам, изображение тоталитарного государства.

Как показывает анализ интервью и статей Аркадия и Бориса Стругацких, на протяжении четырех десятков лет (60-90-е гг. прошлого века) способы метафорического миромоделирования оказываются теми же. Сопоставление разных произведений и публицистики позволяет выявить сквозные метафоры. Проиллюстрируем это. Так, можно видеть употребление А. и Б. Стругацкими лексемы серый вне текста анализируемого романа. Например: И вот тогда писатель, потный от злости, хватает неуклюжую критическую рапиру и начинает неумело тыкать ею в СЕРУЮ критическую МАССУ[2] (1962) (актуализируется смысл «большое скопление кого- или чего-либо способствует потере индивидуальных черт», неодобр, отношение), И они абсолютно не публикуются, а если вдруг что-нибудь пробивается, то самое НЕУДАЧНОЕ, СЕРОЕ! (1987) (неодобр, отношение, АС «посредственное»), Мы потеряли будущее. Оно у нас было: СЕРОЕ, ОБЫДЕННОЕ, СУКОННОЕ, очень СКУЧНОЕ, ШЕРШАВОЕ и НЕПРИЯТНОЕ, но совершенно определенное будущее (1991) («скука, обыденность, неодобр. отношение»). Важно здесь не столько количество, сколько то, что лексема употребляется на протяжении означенных четырех десятилетий, входя в лексикон авторов.

Творчество в публицистике и анализируемом романе одинаково категоризуется через модель «роды — творческий процесс, ребенок — результат творческого процесса». Сравним следующие контексты: «Но когда мучения кончились, когда РОДЫ произошли, когда эта боль, нечистота, отчаяние — все это позади, а на руках у тебя МЛАДЕНЕЦ — крепкий, здоровенький, красавец… Это счастье…», — говорит Борис Стругацкий о творческом процессе и его результате [Стругацкие 2001б: 518]. «Вам приходилось когда-нибудь жечь собственных ДЕТЕЙ?», — говорит Гур-сочинитель о сожжении своих книг в романе.

В своих произведениях («Трудно быть богом», «Обитаемый остров») людей с негативными качествами, низких, безнравственных А. и Б. Стругацкие представляют через сферу «животного мира», используя такие слова, как лапа, морда, пасть, наименования животных — спрут, паук и т. д.

Еще несколько примеров, которые коррелируют с концептуальным признаком «развитие болезни» в текстовом концепте «Серость», даже метафора та же — гнойник, эти контексты важны для нас тем, что показывают: через «болезнь» А. и Б. Стругацкие создают образ социальной действительности, точнее ненормальное ее состояние. Нужно отметить, что «болезнь» — одна из основных метафорических тем современной публицистики и современного политического дискурса [Чудинов 2001]. «А вот то, что происходит между Арменией и Азербайджаном, видимо все-таки процесс межнациональный. Прорвались застарелые ГНОЙНИКИ, которые НАРЫВАЛИ на протяжении многих и многих десятилетий» [Стругацкие 2001б: 513]. В «Комментариях к пройденному», где описывается история создания «Трудно быть богом» эта метафора становится текстообразующей: «Словно застарелый НАРЫВ ЛОПНУЛ. ГНОЙ И ДУРНАЯ КРОВЬ заливали газетные страницы… Во благовременье ГНОЙНАЯ ВОЛНА докатилась и до нашей околицы, до тихого нашего цеха фантастов… Никого даже не исключили из союза писателей. Более того, посреди ГНОЙНОГО ПОТОКА разрешили даже построить две или три статьи с осторожными возражениями и изложением своей (а не партийной) точки зрения… Никто не понимал толком, чем вызван был этот стремительный возврат на ГНОИЩЕ» [Стругацкие 2001а: 690–693].

Если в предыдущих примерах используется метафора из сферы «Болезнь», то в следующем контексте — комплекс метафор, которые можно объединить понятием «грязь» (речь идет о неосуществленном замысле романа о Максиме Каммерере): «Внешний круг был клоакой, стоком, адом этого мира — все подонки общества стекались туда <…> — гной, шлаки, фекалии социума» [Стругацкие, Т. 8: 724]. С помощью механизма метафоризации происходит уподобление «грязь» явлений общества, одним из которых является безнравственность. Обратим внимание на то, что и в исследуемом произведении, и в приведенном контексте связанными оказываются сферы «грязь» и «болезнь». И в текстах, и в ментальном лексиконе А. и Б. Стругацких метафоры из этих групп играют очень важную роль.

Таким образом, анализ предтекстовых пресуппозиций — имени автора, тем, актуальных для его творчества, истории создания текста, публицистики и интервью показывает, что роман «Трудно быть богом» — один из наиболее значимых в творчестве братьев Стругацких, концептуальные модели, которые использовали авторы в анализируемом тексте, используются ими в публицистике и, возможно, в других произведениях, что дает возможность в перспективе говорить и о чертах идиостиля авторов. Прежде всего, можно предположить, что метафора — одно из ведущих средств в палитре Стругацких как художников слова. Для Стругацких актуальной оказывается метафора болезнь общества, которая реализуется и в

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату