застряла, — услышал Уфимцев, — Может, еще какие продукты привезет, кроме хлеба»).
Он продрался через пустырь, где там и сям виднелись останки колхозной техники. Торчащие из земли гусеничные траки, выглядывающие из высокой травы кабины и беспомощно валяющиеся карданные валы напоминали то ли картину «После побоища» одного из русских живописцев, то ли плод воображения писателя — фантаста: иллюстрация к главе «Столкновение железных монстров».
За пустырем скромно, в обществе нескольких полуоблетевших плакучих ив, доцветал заброшенный пруд с гнилыми мостками, с которых бабы полоскали белье еще в канун трехсотлетия дома Романовых. Сразу за прудом, в зеленом венце стойкой к наступлению осени крапивы, чернел высокий, кое-где подпертый жердями, забор.
По тропинке среди крапивных джунглей Уфимцев пробрался к кривой калитке. Она держалась в естественном для себя, вертикальном, положении, только благодаря обручу из проволоки, прикрепившему ее к столбу ворот. Выржавевшие до ярко-красного цвета петли были всего лишь декоративным элементом. За калиткой открывался заросший травой обширный двор, захламленный сломанными детскими колясками, рамами старых мотоциклов, чугунными батареями («Ого, — подумал Игорь, — в этом селе еще и паровое отопление водится) и остовом грузовика ЗИЛ выпуска какого-нибудь шестьдесят дремучего года. Складывалось впечатление, что в этом доме обосновался старьевщик со стажем.
Впрочем, открывать калитку и проходить во двор Игорь не спешил: к ручке дверцы автомобильного ветерана была привязана черно-желтая немецкая овчарка. Длина цепи позволяла собаке перекрыть тропку, ведущую от забора к дому. Пес остервенело лаял, демонстрируя черное нёбо и белые клыки, не имея ничего общего с безобидным «звонком» отца Никифора. Игорь знал, что таких собак держат исключительно для того, чтобы они спускали штаны с незваных посетителей.
— Хозяин! — крикнул Уфимцев.
Ему показалось, что белая занавеска на окне избы едва заметно колыхнулась. Игорь не стал повторять призыва: пес продолжал надрываться, и если дома кто-нибудь есть, то наверняка выглянет посмотреть, ради чего лохматый страж так надрывает свою глотку. Журналист вытащил сигарету и решил терпеливо дожидаться, когда любитель ржавых транспортных средств и парового отопления соизволит посмотреть на гостя.
Ждать ему пришлось долго. Сигарета благополучно истлела до самого мундштука, овчарка устала лаять и только злобно рычала, а хозяин не появлялся.
Игорь раздраженно перекинул сумку с блокнотом, фотоаппаратом, двумя запасными кассетами с пленкой и тремя завернутыми в целлофан бутербродами с колбасой. Он подумал о бутербродах и вспомнил, что с обеда с участковым прошло не меньше четырех часов, и крикнул громче:
— Хозяин!
— Чего надо? — ответ неожиданно раздался почти над самым его ухом.
Уфимцев чуть не присел от неожиданности: он готов был поклясться, что не мог пропустить шаги подкрадывающегося к нему сзади человека. Игорь обернулся быстрее, чем следовало, чтобы сохранить остатки спокойно-пренебрежительного отношения к жизни, с которым он приехал в село. Увы, такого расположения духа у него оставалось все меньше.
Он обернулся и едва не столкнулся нос к носу с высоким крепким парнем лет на пять старше его. Темные волосы человека, умеющего ходить по усеянной сучками тропе как кошка, были гладко зачесаны назад и блестели от геля, мощные ключицы перечеркивала полоска воротника безукоризненно белой футболки. Все это никак не вязалось с черной замасленной спецовкой. Казалось, что человек накинул на плечи первое, что попалось под руку, лишь бы не выделяться среди местных жителей.
— Тебе чего надо? — маскарадный парень повторил свой вопрос.
— Мне нужен Сиплый, — ответил Уфимцев, сделав невольную паузу перед тем, как назвать прозвище.
«Кто его знает, — мелькнуло у него в голове, — Может, это обидное погоняло. Как бы не испортить все дело…»
Однако на лице парня не отразилось ничего.
— Ты кто такой? — задал он следующий вопрос, в свою очередь с прищуром рассматривая незваного гостя.
— Я — корреспондент областной газеты.
— Корреспондент?! — глаза у парня при этом известии, однако, не распахнулись, как у вилоносца Михаила, а еще больше прищурились, — И чего тебе надо от Сиплого?
— Поговорить, — миролюбиво произнес Уфимцев.
Парень хмыкнул, пожевал губами, искоса окидывая фигуру корреспондента с ног до головы: с поношенных кроссовок рижского производства «советский «Адидас», корейских синих джинсов и такой же, только более темной куртки, воротника рубашки (На шее он задержался, словно выбирая, как лучше по ней врезать, ежели что — Игорь поежился под этим взглядом), до светлых усов, курносого носа и карих глаз с легким монгольским разрезом.
Игорь сжал зубы и выдержал этот пристальный оценивающий взгляд, во второй раз за день подумав:
«Какого хрена я здесь делаю?»
— Подожди здесь! — произнес наконец парень, обошел журналиста, открыл калитку, крикнул заворчавшему псу, — Джек, место! — и скрылся в доме.
Игорь нервно прошелся вдоль калитки, вытащил сигарету, обнаружив, что в пачке их осталось всего несколько штук, и подумал, что он влип в весьма опасное предприятие, и еще не поздно делать отсюда ноги, пока охранник (в том, что это был охранник, сомневаться не приходилось) консультируется со своим боссом.
Пройдя несколько шагов вдоль забора — до края вытоптанной площадки перед непроходимыми зарослями из кустов и крапивы, он заметил за ржавым хламом, загромождавшим двор, новенькую «шестерку». Чьи на ней были номера, разглядеть не представлялось возможным, но корреспондент был почему-то уверен, что они были не ярославские. Зато Игорь сумел разглядеть натянутую среди кустов черной смородины, вплотную росших у забора с той стороны, тонкую вязь проволоки.
«Путанка, — подумал он, — Спираль Бруно. Интересная, однако, избушка. От кого они отгородились по всем правилам военной науки? Может, все-таки слинять?..»
Игорь представил, как он осторожно пятится назад по крапивной тропке, потом сломя голову несется по улицу, распугивая кур и будя нездоровый интерес к своей персоне. Деревенские псы провожают его лаем, жители — недоуменными взглядами. И вот он на автобусной остановке — нервно прохаживающийся, поминутно оглядывающийся на улицу, ведущую сюда, в этот двор, охраняемый, как военный объект. Ждет автобуса и боится, что тот придет позже, чем парень в замасленной спецовке с чужого плеча, другие, подобные ему. Стоит и боится, боится, боится…
«В таком случае мне нужно менять специализацию, — подумал он, — Писать на темы культуры или городского хозяйства. Всерьез обсуждать, почему в подъезде тети Мани до сих пор не вставили выбитые стекла, и когда дорожно-ремонтная служба заасфальтирует яму во дворе пятнадцатого микрорайона. Ведь за последние три месяца в нее влетели пять машин, а автомобиль пенсионера Коклюшкина, его персональный «жопик» — пардон, иномарка «Запорожец» даже сломал мост. А мэрия мне на это будет отвечать, что это все — от скудности городской казны и безответственности самих граждан. Надо самим стеречь стекла в подъездах и внимательнее смотреть на дорогу перед капотами своих персональных, горбом заработанных авто…»
Додумать эту тему, очень важную для сохранности собственного здоровья, Уфимцев не успел. Охранник вышел из дома и направился к калитке. Игорь разглядел на нем деталь одежды, которую не заметил в прошлый раз, когда беседовал с парнем чуть ли не нос к носу: на секьюрити избушки-на-курьих ножках были высокие десантные ботинки или «прыжки», как их именуют в армии. Они были заправлены в просторные брюки военного покроя — с накладными карманами чуть выше колена.
Правый карман заметно оттопыривался. В нем лежало что-то тяжелое и колыхалось при каждом шаге.
Уфимцев представил, как парень, так и не удосуживавшийся снять с себя нелепую куртку тракториста, которая смотрелась на нем, как женский лифчик на черкеске у джигита, вытягивает из этого
