Управа предполагала устраивать палатки для дорожников в подобие тем, «какие употребляются в Москве Обществом электрического освещения на временных работах».
20 апреля 1906 года гласный Н. А. Шамин подал в Комиссию о наемном труде заявление: «Летние работы по замощению и ремонту московских мостовых начались, и снова рабочие городских подрядчиков принуждены отдыхать после завтрака и обеда в самых непринужденных позах под открытым небом на камнях, булыжнике и на голой земле.
Практикуется ли такой способ «отдыха» еще где в других городах Европы, мне не известно, но что в Москве требуется упорядочение такого отдыха рабочих — это неоспоримо. Я предлагаю обязать подрядчиков устраивать для рабочих на время отдыха переносные шатры и палатки, или же иметь легко одною лошадью перевозимый вагончик-фуру, в которой были бы устроены нары в два этажа, или же снимать помещения в частных, ближайших к производимым мостовым и земляным работам, домах под спальни или воспользоваться некоторыми городскими учреждениями, во дворе которых устроить можно для рабочих бараки. Таковые же бараки можно иметь на городских площадях… Улучшить быт рабочих мостовщиков давно пора — об этом говорят все московские обыватели».
Шамин был очень беспокойный и полезный для Москвы человек. Спустя два года, 20 мая, по тому же вопросу на имя уже городского головы поступило его дополнительное заявление:
«Сегодня, в сильный дождик пришлось мне снова видеть „отдыхающих“ мостовщиков-рабочих на голой сырой земле, покрытых грязными мокрыми рогожами и кулями. Надо же пожалеть этих несчастных „пасынков судьбы“ и что-нибудь сделать для улучшения их безобразного положения».
И потом он заявлял об этом неоднократно.
Но 3 июня 1908 года Комиссия о наемном труде была упразднена, ее вопросы были переданы обратно в Комиссию о пользах и нуждах общественных. За годы своей работы Комиссия о наемном труде ничем не помогла мостовщикам, хотя работавшая параллельно Комиссия о пользах и нуждах… предпринимала робкие шаги к улучшению положения дорожников.
Комиссия о пользах и нуждах общественных поручила городской управе представить до наступления строительного периода 1909 года доклад о мерах по улучшению условий труда мостовщиков.
Городская управа в феврале 1909 года вновь рассмотрела этот вопрос. На заседании говорилось о том, что устройство палаток и шатров значительно отразится на стоимости работ, устройство же фургонов с нарами — тем более. Фургоны к тому же загромоздили бы московские проезды. Естественно, что повысились бы цены на дорожные работы.
Совет инженеров по внешнему благоустройству, включившийся в разрешение проблемы, указал, что… работы отдалены от квартир рабочих, что промежуток времени на обед продолжителен, что он связан с нерегулярностью подвозов лошадьми дорожных материалов, что сократить время обеда невозможно. Этот совет счел, что наиболее разумным было бы отвозить рабочих на обед домой на подводах и тем же путем возвращать их на работы, категорически запретив отдых мостовщиков на улицах.
На это предложение управа нашла, что подобным образом можно было бы решать проблемы и с рабочими других аналогичных профессий, как то: землекопами и рабочими, занимавшимися прокладкой разного рода подземных сооружений. Управа отметила, что в лучшие условия нужно поставить и сторожей (дневных и ночных) при дорожных работах. Эти сторожа обыкновенно устраивали себе посреди улиц «первобытные шалаши из носилок, прикрытых тряпками и рогожами». В них они укрывались от непогоды и часто спали. Для сторожей управа предлагала иметь на объектах переносные будки установленного образца…
Совет инженеров по внешнему благоустройству Москвы, предложивший развозить рабочих в обед на подводах, рассчитал, что в городе на разного рода мостовых работах как у подрядчиков, так и в городских артелях на лето 1909 года рядилось до 100 тыс. человек, то есть при 150 рабочих днях приблизительно по 666 человек в день. Для перевозки этого количества людей потребовалось бы 111 подвод одновременно.
Если принять среднее расстояние перевозки от места работы до квартир мостовщиков в 3 версты, то из четырех поездок, принятых по урочному положению на ежедневные мостовые работы, одна поездка должна была бы пойти на перевозку рабочих. Она, при цене подводы в 2 рубля 20 копеек в день, стоила бы 55 копеек, или по 9 копеек в расчете на одного человека. За лето общая сумма перевозок 100 тыс. человек составила бы 9 тыс. рублей. Городской голова Н. Гучков и члены управы одобрили эти предложения.
Однако 14 апреля 1909 года гласный Московской думы Кутырин сделал заявление. Он обратил внимание думы на то, что многих рабочих надо везти до домов на окраины Москвы более часа. Все время отдыха рабочего могло уйти на дорогу «на ломовой полке», что только утомило бы мостовщика. Кутырин предложил, сэкономив на подводах, выдавать рабочим причитавшиеся суммы денег, для того чтобы они, не валяясь на дорогах с кусками хлеба и прочей пищей, могли заходить в ближайшие харчевни. Там мостовщики могли бы иметь порции горячей еды, чая, немного отдохнуть. Выдача на то средств производилась бы десятниками или подрядчиками деньгами или особыми марками. Марки были бы действительны только в харчевнях или чайных. Деньги, как считал Кутырин, менее желательны для выдачи, так как могли быть использованы на приобретение водки.
В дополнение к тому гласный думы предложил выдавать рабочим и сторожам брезентовые накидки. Каждая по стоимости была не дороже рубля. Затраты на накидку легли бы в затраты на рабочий день не выше одной копейки…
Все статьи «Управской повести» долго оставались лишь росчерками пера на бумажных листах. А рабочие сезоны начинались и заканчивались по-прежнему, по старинке: «Богатенький не ведает, как бедненький обедает».
К слову, о продовольственных «харчевных» марках можно сказать следующее.
Аналогичными льготными карточками-марками на практике пользовались многие категории рабочих. И в пивных эти марки чаще всего встречались при расчетах за крепкие напитки. Бывало, что и кондуктор городского трамвая получал в оплату за проезд именно такую марку или карточку.
Распевы ямщиков
В одном анекдоте давно прошедших лет извозчик, подвозивший Ф. И. Шаляпина, после обыкновенной дорожной беседы спросил, где работает его пассажир. И получил ответ: «Пою». Возница был недоволен: «И я пою. Я спрашиваю о том, на что живете». Спрыгнувший певец лишь недоуменно пожал плечами.
Действительно, извозчики, ломовики, ямщики на больших и малых дорогах, в дождь, снег, пургу, на палящем солнце и при чудной погоде работали — дело делали. И, между прочим, тоже умели неплохо песни распевать.
Принято считать, что в песне, имеющей слова «Эй, ямщик, гони-ка к „Яру“!», пассажир, желая повеселиться, едет в ресторан из Москвы на окраину. Однако это не так. Ямщики в город не заезжали, делать это им было запрещено: в Москве пассажиров обслуживали извозчики. Героя этой песни, ресторанного любителя, везут из недалекого пригорода в подмосковную слободу.
Нам известно, что у Тверской заставы в старину находилось обширное поселение ямщиков, обслуживавших Тверской тракт (позднее названное Санкт-Петербургским шоссе). И хотя о возницах сложены многие песни, мы сегодня мало знаем, что за каста были эти люди.
Ямщики на Руси — те крестьяне, что вместо подушных податей и других повинностей по земству обязаны были содержать почтовую гоньбу, которая, по сути, и была их повинностью. Селения ямщиков не имели ничего общего с городами.
Московские ямщики были пожалованы от государей пахотными землями, сенными покосами и угодьями в вечное и потомственное владение. Земли находились в предместьях Москвы, за Земляным городом. Там ямщики проживали с правами уездных жителей (ими же и считались). А указом 1704 года им было «не велено производить никакие большие промыслы и торговли». Они не имели личного права приобретать в собственность земли и располагать ими, но должны были селиться только в местностях, им специально отведенных. Помимо того, что ямщики по закону не платили никаких податей и налогов, с 1758 года их освободили еще и от рекрутской повинности, то есть они не подлежали ежегодному воинскому призыву. Ямщики состояли в ведомстве Ямской канцелярии, которая заведовала и ямскими лошадьми по всей России. 25 июня 1781 года эта канцелярия была упразднена, ее дела перешли в ведение вновь образованного губернского правления.
С древних времен московские ямщики разделялись по пяти слободам, первоначально находившимся за чертой города. Когда же границей Москвы стал Камер-Коллежский вал, эти слободские поселения вошли в город, и жители превратились в городских обывателей. Тогда горожане возложили на ямщиков и многие городские повинности (полицейские, уплату акцизных пошлин за торговлю и промыслы, другие). Наравне с прочими городскими обывателями в начале XIX века ямщики были обложены еще и постоем, то есть, при необходимости, в их дома расквартировывались военные.
По указу от 4 марта 1812 года свободные земли ямщиков, находившиеся внутри города, должны были быть срочно застроены. В противном случае эти земли подлежали продаже в течение трех лет.
Ямщики много раз просили главное начальство Москвы избавить их от городских повинностей, но постоянно получали отказы. На уплату разных податей, недоимок в казну богатые ямщики ссуживали деньгами бедных ямщиков. На этой основе возникала зависимость одних от других. Часто вместо оплаты долга богатые заставляли своих должников выполнять за себя обязанность почтовой гоньбы. Прошло некоторое время, и по высочайшему повелению от 16 марта 1817 года недоимки с московских ямщиков в сумме 31 тыс. рублей были им прощены.
Любопытно обратиться к статистическим цифрам. Тем, что касались ямских московских поселений. В Москве ямских слобод было пять. К примеру, в 1801 году в них было земли под дворами:
Всего московских ямщиков в том году числилось 427 человек, а в 1816 году — 563. На почтовых станциях находилось обыкновенно 13 троек, а на Архангельском тракте ставили по 16 лошадей…
Для статистики же в подсчете количества русских народных песен о ямщиках и тройках открою их ряд следующими строками из них (с указанием на авторство):
«Вот мчится тройка удалая» — Ф. Глинка.
«Тройка мчится, тройка скачет, вьется пыль из-под копыт» — П. Вяземский.
«…С ухарской тройкой понесусь» — К. Бахтурин.
«Гремит звонок, и тройка мчится» — Н. Радостин.
«…Лихая тройка, вихрем мчись!» — Г. Малышев.
«…И уныло по ровному полю разливается песнь ямщика» — И. Макаров.
«…Тройка мчалась пред горою, вдруг ямщик коней сдержал» — В. Чуевский.
«Запрягу я тройку борзых» — Фадеев.
«Гайда, тройка! Снег пушистый» — М. Штейнберг.
«Вот мчится тройка почтовая» — неизвестный автор.
«Тройка мчится, комья снежные летят» — Скиталец.
