Для Ирины это утро оказалось не самым лучшим. Продрав глаза и спустив ноги с койки, она немного удивилась спросонья, что вместо ее берцев стояли какие-то рваные помойные кроссовки. Узел с вещичками, брошенный вчера в угол, тоже как-то поопал, словно сдулся, да и поставленное к стенке ружье куда-то делось. Понимать, что вещи пропали, прямо вот так с утра страшно не хотелось, и потому Ирка внимательно обвела припухшими со сна глазами тесный вагончик, в котором шмоток и вещей было настолько мало, что смотреть дважды было незачем. Да вообще-то и половины взгляда бы хватило на нищую обстановку, в которой единственно ценным были раскладушки — разношерстные и сильно потрепанные. Вещи явно исчезли. Сами уйти они не могли, значит их сперли. Свистнули, стилибонили, сляпсили, стянули, стырили… Быстро, испуганно похлопала рукой по кобуре — та съехала во время сна, но по-прежнему была привычно тяжеленькой, то есть пистолет — на месте. Спала — то не раздеваясь. Даже из карманов ничего не вынимала, это получилось удачно — не хватало бы еще вместо одежки найти какой-нибудь бомжовый шмот. Обнесли, значит, новенькую… Хороши соседушки. Сунулась в сверток — одни пустые кастрюли остались, даже примус украли. Мда, сама тоже хороша, разоспалась как медведь в берлоге, тетеря глухая. Так… Дальше-то что? Соседок в вагончике не было, Ирка с отвращением сунула ноги в чужие расхристанные лапти, наскоро поплескалась в грязноватом рукомойнике, посмотрела с сомнением на серое полотенце и выбралась на улицу, не утруждая себя вытиранием рук и лица этой половой тряпкой.
Недолго думая, отправилась на вчерашнее КПП. Сонный дежурный — мужчинка с залысинами и геморроидальным цветом лица, как почему-то подумалось Ирине, вяло выслушал ее жалобу и отреагировал более чем спокойно. То есть настолько спокойно, что даже ничего не сказал. Вообще. Жужжали мухи, но опять же как-то сонно. Ирка посмотрела на свеженамалеванную табличку 'Без пропуска вход запрещен!' прикинула, стоит ли ломиться буром, решила пока обождать с этим и выбралась из душного КПП на свежий воздух. У шлагбаума отирался молодой паренек с такой же повязкой, что была на рукаве у сонного дежурного. Паренек отчаянно скучал и потому увлеченно ковырялся в носу, вкладывая в это нехитрое действие всю душу. Ирка минуту прикидывала возможные варианты, потом решила, что надо же понять что тут и как, подошла и сказала:
— Привет! Давно здесь? — и улыбнулась.
— Угу — ответил паренек, но ковырять в носу прекратил.
— Слушай, а что это за место?
— Не понял? Тебе надо-то что? Ты кто?
— Я вчера с конвоем приехала — из Питера конвой который.
— А! Только ты что-то мне мозги паришь — с чего тогда тебя в отстойник сгрузили? Дально бои-то все в чистой зоне живут.
— Меня на трассе подобрали, у меня мотоцикл накрылся.
Парнишка оживился и минут десять Ирке пришлось старательно описывать свой упокоившийся в болотах Новгородчины агрегат. Ее собеседник оказался завзятым любителем мотоциклов, знал о них наверное все — ну или так показалось не слишком продвинутой в технике Ирине, и свернуть тему с железных коней на то, что тут вокруг творилось оказалось непросто. На Иркино счастье пацан наскучался, стоя у шлагбаума и потрендеть ему было в радость. Сам он жил в 'чистой зоне', но видимо и эта зона была не совсем одинаковой — про начальство и его житье пацан говорил с явной завистью. То же получалось и с теми же дально боями, как он называл не водителей грузовиков, а группы, работавшие на большом удалении от базы, в частности и тех, кто сопровождал конвои. А вот то место, проход из которого в 'чистую зону' как раз и преграждал охраняемый им шлагбаум пацан презрительно величал отстойником, помойкой и всяко разно. В общем Ирка с ним была согласна. Как она поняла — тут жили всякие мутные и непроверенные личности, никудышники, сброд и человеческий мусор. В самом начале Беды тут был развернут временный лагерь для эвакуированных, куда собирали всех выживших, но те, кто представлял из себя мало-мальскую ценность, имел голову и желание выжить довольно быстро эту зону покидали, а тут оставался отстой. По инерции их бесплатно подкармливали, благо в самом начале мародерка носила лихорадочный и хаотический характер, вот и нагребли всякой дряни, которую девать было некуда, а употреблять не хотелось, потому шла всякая соевая тушенка и просроченная жратва на прокорм обитателей отстойника. Перспективы у отстойниковских жителей были самыми невнятными, но пока хватало соевой тушенки ни у кого не было каких-либо планов что-то менять, не до того было. Ирка осторожно поинтересовалась — а как либо вмешиваются люди из 'чистой зоны' в жизнь отстойника. Оказалось, что крайне мало, что там делается мало кого волнует. Хотя была с пару недель серьезная поножовщина, так пришлось гоняться по помойке за парой обратившихся зомби, а зачинщиков резни показательно грохнули, даже и суд вроде был какой-то. Довольно длинный — минут пятнадцать разбирались. Тут паренька явился менять старый гриб с сизым бугристым носом, паренек радостно отдал ему повязку и ушмыгнул, только его и видели. Гриб продолжать разговор категорически не захотел, посмотрел презрительно на раздрызганные Иркины кроссовки и демонстративно задремал, сидя на принесенной с собой табуретке.
Мда, неласково тут в Ржеве получается… Или это не сам Ржев еще? Отстойник явно находился в старой советской промзоне, видно было, что тут раньше народу жило больше, но сейчас жилой можно было назвать только ту часть, что примыкала к КПП — несколько десятков стройвагончиков, каких-то балков, частью явно не жилых уже, но когда-то наскоро приспособленных для жилья. Мусор на старом бетоне, неухоженность, непонятные обшарпанные люди. Ирина остро почувствовала свое одиночество. Еще хорошо, что пистолет при себе, это как-то успокаивало. Вспомнив про пистолет, Ирка поискала по карманам и нашла подаренные вчера патроны. Для начала деловито набила оба магазина к Макарову тупоголовыми кургузыми унитарами, оставшиеся ссыпала в карман обратно. Задумалась, что дальше делать. Надо отсюда выбираться, вот что надо!
— Так все же — что нам надо с этим народонаселением в Ропше делать? — игнорирует культпросветработу среди неоперившейся желторотой молодежи Серега.
— И какая техника будет задействована? — поддерживает Вовка. Я так понимаю, ему небезразлично — на чем туда въезжать.
Двое из новонабранных минометчиков, тех страйкболистов бывших, со скучающим видом направляются на выход, попутно доставая сигареты. На выходе они сталкиваются с грузным флотским офицером — я его помню, он должен обеспечить нашу доставку туда.
Попытка навести армейский порядок, которую предпринял этот начальник транспортного цеха вызывает у неотесанной молодежи искреннее недоумение. Они ж его пропустили, чего он взъелся? Капитан-лейтенант Серединка Иван Матвеевич — вот ведь, я даже запомнил как его зовут, что со мной редко бывает, начинает отчитывать молокососов, те вступают в пререкания. Флотский краснеет, приобретая вид сеньора Помидора.
— Паша! — негромко окликает Брысь.
Павел Александрович моментально понимает намек и в свою очередь негромко произносит:
— Ракша!
Рыжая 'девушка с веслом' краснеет не хуже чем чурбанистый каплей, а уж белокожие рыжие краснеть умеют — загляденье — и привстав, резко окликает своих подчиненных:
— Извинились, закрыли рты. Сели!
Неудачливые курильщики вянут, бубнят что-то извинительное по тону, плюхаются на свободные места. Кипящий каплей кивнул, прошел к майору, отдал листок бумаги.
— Вот список того, что переправим на пароме в Ораниенбаум.
— Ага. Ну вот, Володя, получается такое: наш «Найденыш», как основная ударная сила, два джипа- пикапа под минометы с обслугой — это ваши, Ракша, люди, прицеп с минами, кунг с механическими игрушками — и с операторами, инженерский, саперный БРДМ, так, джип с медициной, радиокунг…
— Извините, тащ майор, а это что еще такое? — удивляется Вовка.
— Звукооформление — туманно отвечает майор, продолжает перечислять технику.
Список однако удручающе мал. Самое мощное — грузовик с зушкой в кузове. В общем меня не впечатляет, да и другие тоже в общем не в восторге. Как ни крути выделено сил очень небогато. Так, а моих подопечных как доставлять будут? И участие их в операции — все же тайна или уже секрет Полишинеля? И
