брака. Помимо разницы в возрасте (огромной, как устье Амазонки), они физически и ментально несовместимы.
Маффет – мешок с костями шести футов шести дюймов росту – уверен, что королева очень трудолюбива, а Пэдди Эшдаун[22] не способен соврать. В мамочке пять футов и пять дюймов, она втискивается в одежду на два размера меньше и считает, что Британия должна быть республикой, а первым президентом – Кен Ливингстон,[23] известный любитель тритонов. В свой последний визит к ним я обратил внимание, что юный мистер Маффет к мамочке менее внимателен, чем раньше. Судя по всему, он уже сожалеет, что в безумном порыве связал себя матримониальными узами.
Мама сказала:
– Сегодня утром он уехал в Лондон на свои курсы по инженерному делу в здании Ллойда.
Мамины представления о географическом расположении Британских островов всегда были минимальны. Я сообщил ей, какое расстояние отделяет здание Ллойда в лондонском Сити от моей кладовки в Оксфорде.
Она печально ответила:
– Я просто подумала, что он мог к тебе заскочить на пути в Лестер.
Мама перезвонила в 2 часа ночи. Маффет просидел шесть часов в застрявшем поезде подземки, – по крайней мере, он ей так сказал.
На этот раз Леонора попросила меня вообразить, что стул – мой отец. Дала мне африканскую палку, и я выбивал стул, пока не рухнул от изнеможения, не в состоянии и рукой шевельнуть.
– Да он, в общем, не такой уж плохой парняга, мой папочка, – сказал я. – Даже не знаю, что это на меня нашло.
– Не разговаривайте со мной, говорите с ним, – приказала Леонора. – Разговаривайте со стулом. Стул – ваш отец.
Обращаясь к пустому стулу, я чувствовал себя очень глупо, но мне хотелось сделать Леоноре приятное, поэтому я посмотрел обивке прямо в глаза и вопросил:
– Почему ты не купил мне лампу на шарнире, когда я готовился к выпускным экзаменам?
Леонора похвалила:
– Хорошо, хорошо, ведите дальше, Адриан.
– Терпеть не могу твои кассеты с кантри-вестернами.
– Нет, – прошептала Леонора. – Глубже, мрачнее, самые ранние воспоминания.
– Помню, когда мне было три года, – сказал я, – ты вошел ко мне в спальню, выдернул у меня изо рта соску и сказал:
После чего я снова схватил с пола палку и принялся колошматить стул. Полетела пыль.
Леонора проговорила:
– Хорошо, хорошо. Как вы себя
–
– Нет-нет, – раздраженно произнесла она. – Как вы себя чувствуете
– О, я примирился с собой, – соврал я. Встал, вручил терапевтической доминатрисе тридцатку и ушел. Нужно еще купить нурофен, пока ночная аптека не закрылась. Боль в плече сводит меня с ума.
Среди тритонов Ньюпорт-Пагнелла новый раскол. Теперь у нас – три раздельных ареала. В тритоновом мире какая-то катавасия. Браун названивает экспертам по тритонам по всему миру и гундит об этом феномене.
Миссис Хедж провела собеседования с другими потенциальными жильцами, но выбрала меня! Всю ночь меня терзали эротические сновидения – они касались меня, Брауна, Меган и миссис Хедж. Стыдно, но что поделаешь? Я ведь не могу контролировать свое подсознание, правда? Пришлось сходить в прачечную- автомат, хотя сегодня вовсе не мой обычный день.
Вечером по телевизору видел Нормана Шварцкопфа[24] – он тыкал палкой в невнятную карту. Почему он одет в военную маскировочную форму – для меня загадка. Ведь:
а) в пустыне нет деревьев;
б) в зале для пресс-конференций тоже нет деревьев;
в) Норман – слишком важная шишка, чтобы приближаться к противнику, так что мог бы спокойно разгуливать в костюме клоуна Коко – в него все равно никто не стал бы целиться.
Навестил сегодня миссис Хедж – окончательно договориться и обсудить соглашение о найме. У нее на холодильнике под магнитом с Микки-Маусом – фотография обугленной головы иракского солдата, которого нашли мертвым в машине. Я отвел взгляд и попросил воды.
Вчера вечером поставил в известность Пандору, что на выходных съезжаю с квартиры. Надеялся, что она бросится мне на шею и станет умолять, чтобы я остался, но она не бросилась. В час ночи меня разбудил хлопок пробки от шампанского, звон бокалов и дикий безудержный хохот Пандоры, Кавендиша и Джулиана. Инфернальный треугольник.
Сегодня говорила главным образом Леонора. Сказала, что я слишком многого от себя ожидаю, что у меня невозможно высокие стандарты. Посоветовала мне быть к себе добрее и заставила составить список десяти вещей, которые мне нравится делать. Всякий раз, когда я отказываюсь от плохой мысли о себе самом, мне позволяется себя порадовать.
Леонора спросила, есть ли у меня возможность время от времени себя баловать. Я признался, что какие-то сбережения в Строительном кооперативе Маркет-Харборо у меня имеются. Тогда она дала мне листок бумаги и детский цветной карандаш и велела записать десять моих радостей.
1) Читать романы.
2) Писать романы.
3) Половой акт.
4) Смотреть на женщин.
5) Покупать канцелярские принадлежности.
6) Есть бананы.
7) Сандвичи с крабовой пастой.
8) Смотреть бокс по телевизору.
9) Слушать Чайковского.
10) Гулять по сельской местности.
Я спросил у Леоноры, каковы радости у нее.
Она хрипло ответила:
– Мы здесь не обо мне говорим. – Потом улыбнулась, показав изумительно белые зубы, и сказала: – У нас есть кое-что общее, Адриан.
