обычно производимые ею плоды и золото в смешении с другими металлами, но она одаряет своими щедротами как никогда ранее, и боги посылают лежащие наготове богатства. Присоединяли они к этому и другие раболепные выдумки, изощряясь одинаково в красноречии и льстивости, убежденные в том, что их слушатель поверит всему.
3. Основываясь на этих вздорных надеждах, Нерон день ото дня становился все расточительнее; истощались скопленные казною средства, как будто уже были в его руках такие сокровища, которых хватит на многие годы безудержных трат. В расчете на те же сокровища он стал широко раздавать подарки, и ожидание несметных богатств стало одной из причин обнищания государства. Ибо Басс, за которым следовали не только воины, но и согнанные для производства работ сельские жители, беспрестанно переходя с места на место и всякий раз утверждая, что именно здесь находится обещанная пещера, перекопал свою землю и обширное пространство вокруг нее и, наконец, изумляясь, почему лишь в этом случае сновидение впервые обмануло его, хотя все предыдущие неизменно сбывались, оставил бессмысленное упорство и добровольною смертью избегнул поношений и страха перед возмездием. Впрочем, некоторые писатели сообщают, что он был брошен в темницу и затем выпущен, а в возмещение царской сокровищницы конфисковали его имущество.
4. Следует указать, что, еще до того как начались пятилетние состязания, сенат, пытаясь предотвратить всенародный позор, предложил императору награду за пение и в добавление к ней венок победителя в красноречии, Что избавило бы его от бесчестья, сопряженного с выступлением на подмостках. Но Нерон, ответив, что ему не нужны ни поблажки, ни поддержка сената и что, состязаясь на равных правах со своими соперниками, он добьется заслуженной славы по нелицеприятному приговору судей, сперва декламирует поэтические произведения; затем по требованию толпы, настаивавшей, чтобы он показал все свои дарования (именно в этих словах она выразила свое желание), он снова выходит на сцену, строго соблюдая все принятые между кифаредами правила: не присаживаться для отдыха, не утирать пота ничем, кроме одежды, в которую облачен, не допускать, чтобы были замечены выделения изо рта и ноздрей. В заключение, преклонив колено, он движением руки выразил свое глубочайшее уважение к зрителям, после чего, притворно волнуясь, застыл в ожидании решения судей. И римская чернь, привыкшая отмечать понравившиеся ей жесты актеров, разразилась размеренными возгласами одобрения и рукоплесканиями. Можно было подумать, что она охвачена ликованием; впрочем, эти люди, равнодушные к общественному бесчестью, пожалуй, и в самом деле искренно ликовали.
5. Но прибывшим из отдаленных муниципиев все еще суровой и оберегавшей древние нравы Италии и обитателям далеких провинций, приехавшим в качестве их представителей или по личным делам и непривычным к царившей в Риме разнузданности, трудно было спокойно взирать на происходившее вокруг них; не справлялись они и с постыдной обязанностью хлопать в ладоши: их неумелые руки быстро уставали, они сбивали со счета более ловких и опытных, и на них часто обрушивали удары воины, расставленные между рядами с тем, чтобы не было ни мгновения, заполненного нестройными криками или праздным молчанием. Известно, что многие всадники, пробираясь через тесные входы среди напиравшей толпы, были задавлены, а других, проведших день и ночь на своих скамьях, постигли губительные болезни. Но еще опаснее было не явиться на зрелище, так как множество соглядатаев явно, а еще большее их число — скрытно запоминали имена и лица входящих, их дружественное или неприязненное настроение. По их донесениям мелкий люд немедленно осуждали на казни, а знатных впоследствии настигала затаенная на первых порах ненависть принцепса. Рассказывали, что Веспасиан, одолеваемый сном, смежил глаза, за что на него напустился с ругательствами вольноотпущенник Феб; едва вызволенный заступничеством благонамеренных и честных людей, он и впоследствии избег верной гибели[3], предназначенный судьбой для высокого положения.
6. Вслед за окончанием состязаний скончалась Поппея; причиною ее смерти был муж, который в припадке внезапной ярости ударил ее беременную ногой. Я не склонен верить, что она погибла от яда, хотя некоторые писатели сообщают об этом, скорее из ненависти к Нерону, чем из добросовестного убеждения; ведь он хотел иметь от нее детей и вообще очень любил жену. Тело ее не было сожжено на костре, как это в обычае римлян, но по обыкновению чужеземных царей его пропитывают благовониями и бальзамируют, после чего переносят в гробницу Юлиев [4]. Все же ей были устроены похороны на счет государства, и Нерон с ростральной трибуны произнес над ней похвальное слово, в котором говорил о ее красоте, о том, что она была матерью божественного младенца, и о прочих дарах судьбы, вменяя их ей в заслугу.
7. Убийство Поппеи, которому, наружно скорбя, радовались все те, кто вспоминал о ее бесстыдстве и кровожадности, Нерон дополнил новым злобным деянием: он воспретил Гаю Кассию участвовать в ее погребении, что было первым предвестием грозящей ему беды. Она и не замедлила обрушиться на него, а вместе с ним — и на Силана, хотя за ними не было другой вины, кроме того, что Кассий выделялся своим унаследованным от предков богатством и строгостью нравов, а Силан — знатностью происхождения и скромностью, в какой проводил свою юность. Итак, Нерон направил сенату речь, в которой настаивал на отстранении их обоих от государственных дел и обвинял Кассия в том, что среди изображений предков он окружает почитанием и статую Гая Кассия с начертанной на ней надписью: «Вождю партии»; ведь это — зародыш гражданской войны и призыв изменить дому Цезарей; но для разжигания междоусобия Кассий не только возвеличивает память ненавистного имени, он также сделал своим сообщником Луция Силана, юношу знатного рода с честолюбивыми стремлениями, чтобы выставить его знаменем переворота.
8. Далее он обрушивался на Силана с теми же обвинениями, которыми ранее погубил его дядю Торквата, а именно будто он уже распределил между своими вольноотпущенниками обязанности по управлению государством, возложив на них заведование казною, прием прошений и ведение переписки, — обвинениями пустыми и ложными, ибо Силан, устрашенный гибелью дяди, соблюдал величайшую осторожность. После этого под видом свидетелей ввели в сенат тех, кто возвел клевету на Лепиду, жену Кассия и тетку Силана, утверждая, что она повинна в кровосмесительной связи с сыном своего брата и в злокозненных священнодействиях. Были привлечены к суду как соучастники также сенаторы Вулкаций Туллин и Марцелл Корнелий и римский всадник Кальпурний Фабат; обратившись с апелляцией к принцепсу, они избежали безотлагательного вынесения приговора, а затем, так как Нерон был поглощен разбором важнейших государственных преступлений, и вовсе от него ускользнули, поскольку их дело было сочтено менее существенным.
9. Сенатским постановлением Кассию и Силану определяется ссылка; решить судьбу Лепиды предоставляется принцепсу. Кассий был отправлен на остров Сардинию доживать свою старость. Силана под предлогом высылки на остров Наксос доставили в Остию, а затем заточили в апулийском муниципии, носящем название Барий. Там, мудро перенося незаслуженно постигшую его кару, он погибает от руки присланного для его умерщвления центуриона; когда тот стал советовать ему вскрыть себе вены, он ответил, что, приуготовив к смерти свой дух, все же не желает лишать убийцу похвалы за выполнение отданного ему приказания. И хотя Силан был безоружен, центурион, видя его могучее телосложение и что он скорее охвачен гневом, чем страхом, велит воинам умертвить его. Силан не преминул оказать им сопротивление и, насколько голыми руками мог отбиваться от них, осыпал их ударами, пока не пал, словно на поле битвы, от ран, которые центурион нанес ему в грудь.
10. С не меньшей твердостью встретили смерть Луций Ветер, его теща Секстия и дочь Поллитта, ненавистные принцепсу как живой укор, ибо он предал казни Рубеллия Плавта, зятя Луция Ветера. Повод к свирепому преследованию подал его вольноотпущенник Фортунат, который, расхитив имущество патрона, обратился к его обвинению при соучастии Клавдия Демиана, за позорные поступки брошенного в темницу Ветером, в бытность того проконсулом Азии, и освобожденного из нее Нероном в награду за выдвинутое им обвинение. Узнав об этом и о том, что вольноотпущенника выставляют против него как равного, обвиняемый удалился в свое поместье близ Формий, и там его окружают воины, получившие предписание вести за ним тайное наблюдение. Вместе с ним была его дочь, ожесточенная не только нависшей над ним опасностью, но и давнею скорбью, охватившей ее с тех пор, как она увидела убийц своего мужа Плавта; она тогда обняла его окровавленную шею и сохраняла у себя омоченную его кровью одежду, безутешная вдова, погруженная в траур и не знающая другой пищи, кроме необходимой для поддержания жизни. По просьбе отца она выезжает в Неаполь и, так как ее не допустили к Нерону, подстерегает его у дверей, дожидаясь, пока он выйдет, молит, чтобы он выслушал ни в чем не повинного и
