возникает. Впрочем, в данном случае оно не возникло, на него не было ни малейшего намека. Кстати сказать, на ее месте вполне мог оказаться мужчина. Сам по себе факт, что это была девушка, молодая и довольно смазливая, можно сказать даже симпатичная (во многом за счет дешевой косметики), не имеет никакого отношения к случившемуся. Могу поклясться и в том, что никогда и ни при каких обстоятельствах не совершу с женщиной ничего подобного.
Впрочем, если посмотреть на все это с другой стороны, я должен благодарить судьбу за то, что газеты так неверно все восприняли. Ведь это поможет сбить со следа полицию. Она станет искать сумасшедшего, сексуального извращенца, и очень мало шансов останется на то, что я попаду под подозрение. Ведь меня совершенно не в чем упрекнуть, и чем больше они будут пытаться распутать это дело, тем дальше от истины окажутся. В последней передаче по радио, в новостях, диктор намекнул, что возможно, существует какая-то связь между этим делом и убийством библиотекарши. Ну что за бестолковые, невежественные дурни! Как могло это взбрести им в голову? Нет, я, наверное, никогда не смогу их понять. Скорее всего, они бьются то над одним, то над другим делом, и там и там безуспешно, а потому полагают, что промахи следствия покажутся в глазах общественного мнения не столь явными, если удастся связать оба эти преступления. Что ж, значит до правды им не докопаться, это уж точно.
Я заметил, что все еще нё в состоянии объективно излагать факты — настолько раздражен газетными публикациями и потрясен воспоминаниями о той ночи. Но завтра опишу все как было.
Наконец-то я дождался момента, когда почувствовал, что могу все спокойно описать. До этого я не доверял самому себе, но сейчас готов изложить все, что произошло той ночью, и убедительно доказать, как неправы были газеты.
В тот день я отправился на дальнюю прогулку. Из дома я вышел прямо после обеда, а потому до наступления темноты у меня оставалась еще масса времени. Элен, похоже, не догадывалась, что это будет за ночь, или просто подумала, что я ушел ненадолго. Во всяком случае, перед моим уходом она ни о чем не спросила.
У меня не было ни малейшего представления о том, где провести ночь, но я точно знал, что в камеру не спущусь. Сама мысль об этом стала мне невыносима. Кроме того, мне надо было выбраться из города, уйти подальше от людей. Рисковать я не мог. Я подумал… убедил себя… по-настоящему поверил, что именно уединенная обстановка камеры делала мои перемены в последние месяцы особенно мучительными. Будучи отрезанным от воздуха, неба и луны, я особенно ожесточенно воспринимал их. Кроме того, я допускал, что поскольку перемены протекают особенно интенсивно именно в затхлом помещении камеры, то и для самого их наступления также необходима камера. Теперь-то я знаю, что это не так и что степень интенсивности перемены отнюдь не связана с остротой мучений, сопровождающих ее наступление. К сожалению, тогда я почему-то уверовал в это и потому никаких особых неожиданностей и тем более опасностей не предвидел.
Некоторое время я бесцельно бродил по улицам, а затем, ближе к вечеру, стал удаляться от густонаселенных районов, идя на запад. Я никуда не спешил и шел ровным шагом. Очень скоро город оказался у меня за спиной, а сам я шагал по дороге. Это было широкое шоссе, мимо меня в дыму и пыли проносились машины. Это было очень неприятно. Сам я никогда не увлекался автомобилями и предпочитал ходить пешком или ездить на поезде. Возможно, я немного старомоден, однако не вижу в этом большого греха. В наш век праздности и лени это даже представляется мне некоей добродетелью.
Вскоре стало темнеть, у машин зажглись подфарники. Тогда я смекнул, что пора подыскать уединенное место, и свернул на первую же боковую дорогу. Она была узкая, без тротуара, и вела в северном направлении; по обеим ее сторонам росли деревья, а вдали виднелись густые заросли. Постепенно шум шоссе за спиной стал затихать. На этой дороге не было машин, хотя в пыли я все же разглядел несколько отпечатков шин. Понимаете ли, тогда я еще не знал, что не настало время машин, и уж тем более никак не мог предположить, что дорога эта ведет к той самой Любовной тропе. Подобные вещи мне вообще кажутся отвратительными, и потому я никогда не задумываюсь о них. Не сочтите меня наивным, мне прекрасно известно, какими делами занимаются в припаркованных машинах неженатые люди, но я и подумать не мог, что направляюсь именно к такому месту.
Я поднимался на холм. Дорога все время извивалась, и я шел, пожалуй, не меньше часа, не повстречав ни одной живой души. Несколько раз мне попадались собаки, которые рычали и скулили, а когда я делал резкое движение в их сторону, убегали, поджав хвосты и изредка оглядываясь в мою сторону. Собаки при виде меня всегда приходят в ужас, убегают даже самые злобные псы, обычно нападающие на почтальонов и разносчиков всяких товаров. Меня это искренне удивляет. Их хозяева тоже не могут понять, почему так происходит. Одна очень крупная дворняга с громадными зубами несколько секунд неподвижно стояла передо мной прямо посередине дороги. Я издал какой-то звук и двинулся в ее сторону, и она быстро убежала, причем вид у нее при этом был какой-то побитый. Мне это показалось настолько нелепым, что я громко рассмеялся.
Вскоре я очутился на вершине холма — дорога заканчивалась у какого-то карьера или котлована. Я не особенно разбираюсь в подобных вещах, но это место показалось мне заброшенным. Сгущалась темнота, и я решил немного отдохнуть, присел на камень и ослабил галстук. Взбираясь на холм, я немного вспотел, но сейчас, находясь здесь в полном одиночестве, приятно расслабился. На память пришли картинки детства. Я был почти уверен, что перемена пройдет довольно гладко и что я даже получу удовольствие, если, как прежде, побегаю по лесу. Я и предположить не мог, что встречу кого-нибудь. Все казалось пустынным и спокойным. Шорохи леса сильно отличаются от звуков города, они как бы становятся приятным фоном, сродни музыке. Мне было приятно сидеть, закрыв глаза, и я рассчитывал, что просижу так всю ночь и ничего ужасного не произойдет. Но тут подъехала машина.
Я услышал ее приближение еще задолго до того, как она появилась. Сначала мне показалось, что машина едет где-то рядом, но потом понял, что она приближается ко мне. Меня охватило раздражение. Так хотелось побыть одному, и почему кому-то понадобилось ехать именно к заброшенному карьеру? Я подождал еще немного. Убедившись, что машина едет в мою сторону, я поднялся со своего камня, углубился в лес, прошел несколько метров в сторону зарослей кустарника, где меня никто не мог заметить, и опустился на колени.
Земля подо мной была сухая и жесткая, от нее исходил густой запах. Еще не совсем стемнело, и из своего укрытия я мог разглядеть и грязную дорогу, и камень, на котором сидел несколько минут назад. Немного спустя показался автомобиль. Он подъехал к самому концу дороги и остановился. Я надеялся, что водитель, увидев тупик, развернется и уедет, но он этого не сделал и лишь выключил двигатель. Я страшно рассердился. У меня было такое ощущение, словно он въехал на мою территорию. Я смотрел на машину из- под раскидистых ветвей кустов, и тогда до меня стало доходить, что именно происходит.
В машине сидела девушка, точнее, двое мужчин и одна девушка. Я не очень хорошо различал детали происходящего, но слышал хихиканье, какой-то хруст и приглушенные голоса. Да, именно тогда я начал что-то понимать, и гнев мой еще больше усилился. Я крепко упёрся руками в землю, из моего горла вырвались какие-то звуки — мне так хотелось, чтобы они уехали, побыстрее скрылись отсюда. Ну почему бы им не уехать?
Но они не уезжали. Внезапно стало совсем темно, и прямо у меня над головой зависла луна, лучи которой слабо освещали машину, а я все так же сидел, и слушал эти бесстыжие звуки. Мне хотелось скрыться, убежать как можно дальшё и быстрее, но неведомая сила заставила меня остаться, так что я даже не мог сдвинуться с места. Я был не в состоянии отвести глаз от машины. Думаю, что именно в тот момент со мной произошла перемена, хотя я, разумеется, об этом даже не догадывался. И уже когда она завершилась, я все так же не оценивал ее как нечто реальное и объективное.
Наконец они вышли из машины! Девушка смеялась, она была очень возбуждена, одежда на ней была частично расстегнута. Она вышла и встала рядом с машиной, потом показались оба мужчины. У одного в руках было одеяло, которое он тут же расстелил на земле; другой поцеловал спутницу. Я видел, как терлись их губы, причем мне показалось, что ей это нравится. Нехорошая это была девушка, я это сразу понял. Я видел, как она сняла с себя платье и белье и легла на одеяло, после чего оба мужчины также опустились на него и… они по очереди… О, я не в силах писать об этом. Есть такие вещи, видеть которые не в состоянии ни один нормальный человек. Но они проделали с ней все это, а я продолжал стоять на корточках,
