губах навеки застыла улыбка, а за пожелтевшими зубами нескончаемой черной лентой шевелились все те же муравьи. И лицо, совсем белое! Рутлэнду никогда не приходилось видеть подобной белизны. Боже! Вся голова Мэнсона была заполнена муравьиными полчищами!
Он качнулся и опустился на мягкую траву. Зрелище было столь ужасным, что он понял — избавиться от него невозможно, оно навсегда останется с ним, до самых последних дней его жизни. Он сидел, тупо уставившись в пространство, чувствуя подкатывающие волны тошноты. Что за сила заставила его прийти на это место и увидеть то, с чем не могли сравниться жесточайшие видения ужасов ада?
Рядом со своей рукой, опиравшейся о землю, он почувствовал какое-то движение. Невольно опустив взгляд, Рутлэнд тут же, как ужаленный, отдернул руку. По траве, прямо под его башмаками, тянулась тоненькая полоска проворно снующих муравьев, и он с ужасом обнаружил, что все они выползают из-под кучи сухих веток в канаве. Их раздутые чернее тельца живыми точками блестели в лучах солнца.
Рутлэнд почувствовал, как неведомая сила придавила его к земле, он не мог даже пошевелиться. А муравьи двигались все быстрее. Взгляд Рутлэнда был прикован к чернеющей ленте, значительно расширявшейся у края канавы. С медленно подкатывающим ужасом он понял, что все насекомые выползают из головы Мэнсона. Воздух над ямой, казалось, был наполнен присутствием мертвеца, и это ощущение усиливалось по мере того, как он вглядывался в извивающуюся по траве полоску ползущих к нему муравьев. Он откинулся назад, судорожно стряхивая этих тварей, потом резко вскочил и, спотыкаясь, кинулся бежать по склону.
На мгновение остановившись, он все-таки оглянулся. Муравьи отнюдь не пытались преследовать его, казалось, они что-то подбирают с земли, постепенно покрывая ее черной бисерной накидкой. Рутлэнд словно зачарованный смотрел, наблюдая за происходящим. Создавалось впечатление, что насекомые заполняют собой какую-то форму: вот медленно текущая черная масса разделилась посередине, потом еще раз, словно вылепляя контуры какой-то фигуры. Картина была жуткой, а сам он молил Бога, чтобы все это оказалось лишь сном, после которого наступило бы пробуждение. Но это был не сон, а зловещая реальность…
Лорейн застала его в слезах, он пребывал в странном, почти невменяемом состоянии. С трудом уговорив мужа лечь в постель, она пошла к врачу, предварительно заперев дверь его комнаты. То, чего она боялась больше всего, все же свершилось, и сейчас ей хотелось лишь выяснить причину этого срыва, постоянно дававшего о себе знать. В тот же вечер приехал врач из местной психиатрической клиники.
— Я так рада, доктор Леннарт, что вы пришли. С Мэлом произошло что-то ужасное. Вы видели его сегодня утром? — Желая спасти мужа, она еще неделю назад договорилась, чтобы за ним постоянно наблюдали.
Доктор Леннарт плотно прикрыл за собой дверь.
— Вы заперли его в комнате?
Женщина кивнула.
— Дорогая моя, вам придется пройти со мной в полицию. Мне надо сообщить вам нечто весьма странное, даже страшное.
И тогда женщина поняла, что Мэла ей не спасти.
Ей казалось, что поездка эта никогда не кончится. Но вот машина резко затормозила, и она позволила проводить себя в помещение полицейского участка. Пока Лорейн пила чай, пытаясь сдержать или хотя бы унять нестерпимую дрожь, ей задавали разные вопросы. Она не понимала смысла происходящего…
Почему она здесь? Какое полиции дело до душевного заболевания ее мужа?
Как можно мягче ей объяснили, что этим утром доктор Леннарт обнаружил Рутлэнда — тот был на грани истерики. Когда к нему подошли, он как безумный бросился бежать через поле. Доктор Леннарт смекнул, что разгадка столь странного поведения может крыться в канаве, на краю которой сидел Рутлэнд. Тогда он осмотрел ее и в конце концов обнаружил тело Мэнсона. Не тратя времени, он связался с полицией и сообщил о своей находке. Тем временем Мэл кружным путем не замеченный никем вернулся домой.
Чуть позже его отвезли в психиатрическую больницу, где предстояло решить, сможет ли он предстать перед судом. Выяснилось, что на найденной недалеко от канавы трости Мэнсона остались отпечатки пальцев Рутлэнда. О том, что трость действительно принадлежала покойному, можно было судить по вырезанному на ней имени. Первоначально этой находке не придали особенного значения, но теперь имя бесследно пропавшего человека всплыло вновь. И вот Рутлэнд оказался запертым в палате и с нарастающим чувством ужаса ожидал приближения ночи.
От еды он отказался. Через высоко расположенные окна ему были видны звезды — эти беспрерывно наблюдающие за ним глаза. Он закрыл лицо руками, но от этого галлюцинации стали еще страшнее.
— Выпустите меня отсюда! — кричал он. — Выпустите, иначе мне конец!
Сидевший снаружи санитар жалостливо ухмыльнулся.
— Вот ведь бедолага, — едва слышно проговорил он.
Время тянулось бесконечно долго. Комната словно плавала в струившемся через маленькое окошко слабом лунном свете. Ему наконец удалось заснуть — сидя, склонив голову на плечо. Рутлэнду снилось, будто он снова оказался у той канавы и разглядывает муравьев… Боже, тех же самых муравьев! Он подошел ближе, одновременно чувствуя приближение невидимого Мэнсона, и… проснулся. Измученный, с разрывающимся от страха сердцем, он кинулся к двери, крича:
— Выпустите меня!.. О Боже, выпустите меня отсюда!
Санитар медленно подошел к двери, легонько постучал.
— Все в порядке, старина, ты здесь в полной безопасности. Ложись-ка и поспи пока.
Сказал и ушел. Рутлэнд попытался было докричаться снова, но бесполезно.
— Вы же знаете, знаете… он доберется до меня… — стонал он.
Его окутывала темнота ночи со всеми ее звуками и шорохами. Едва не сходя с ума от страха, он стал бродить от стены к стене, не решаясь поднять взгляд туда, к окнам, — оттуда на него смотрели звезды…
В палату проскользнул луч лунного света, чуть раздвинувший покров темноты. Он отшатнулся от него, словно тот мог причинить ему зло, но потом понял, что этот свет — хоть какое-то спасение от этой ненавистной ночи, и снова приблизился к окну. Мысли его помимо воли снова и снова возвращались к муравьям… И он заплакал, захныкал, как ребенок.
В дальнем конце коридора тихо беседовали два санитара. Неожиданно один из них поднял голову:
— Билл, ты ничего не заметил?
Его напарник повертел головой, всматриваясь в слабо освещенное пространство помещения.
— Нет, а что такое?
— Мне показалось, будто тень какая-то проскользнула.
Тот рассмеялся:
— Хотел бы я посмотреть на того субчика, которому вздумается проникнуть сюда ночью. Тебе просто померещилось.
Оба еще некоторое время прислушивались, но так ничего и не услышали и продолжили тихую беседу.
А по коридору тем временем медленно двигалась черная тень человека. Остановившись перед дверью Рутлэнда, она словно легла на пол и снова двинулась вперед. Голова тени проскользнула под дверь, затем просочились и все остальные части.
Рутлэнд был почти уверен в том, что кроме него в комнате находится кто-то еще — снова это извечное, зловещее присутствие.
Лицо его исказилось, взгляд заметался по стенам, пытаясь пронзить окружающую темноту. В палату снова прокрался луч лунного света, в бледном мерцании которого Рутлэнд увидел… черную фигуру, двигающуюся к нему.
— Нет, нет, нет! — завопил он, в отчаянии срывая голос. — Убирайся отсюда!
Он затрясся в рыданиях.
Тень приближалась. Он схватил с постели одеяло, пытаясь воздвигнуть на ее пути хоть какую-то преграду, но вскоре понял всю тщетность своих стараний. Разве можно остановить воздух? Тогда Рутлэнд
