нас в каких-нибудь двух десятках шагов. Шнайдер быстро скомандовал: «Стой! Пограничный патруль!» Однако нарушитель и не подумал выполнить приказ. Он бросился от нас в сторону, пытаясь скрыться в зарослях. Но это ему не удалось: кустарник там рос низкий и густые ветки переплелись у самой земли. Я потом покажу это место...
Шнайдер крикнул мне: «Хоппе! Предупредительный выстрел! Я отрежу ему дорогу к границе!..»
Фельдфебель Хоппе поправил лежащий перед ним автомат, будто он мог ему вот-вот понадобиться, а затем продолжал:
— Я сделал предупредительный выстрел. Точнее, это был не выстрел. Из моего автомата вылетела целая очередь, так как я забыл поставить автомат на одиночный огонь. Впрочем, это не имело значения. Человек этот вдруг закричал: «Не стреляй! Я же инвалид!» Шнайдер между тем отбежал уже метров на сорок — пятьдесят от нас. Я видел, как он мелькал между деревьями. Нарушитель неожиданно остановился и поднял одну руку вверх. Я видел, что он поднял только одну руку, и тем не менее направился к нему... — Фельдфебель опять замолчал, как бы вновь осознавая ту ошибку, которую тогда совершил, а затем тихо промолвил: — Шнайдер в этот момент выстрелил...
Я взволнованно спросил:
— Значит, этот тип был вооружен?
Хоппе ответил:
— Ну, конечно. У него оказался пистолет бельгийского производства. И он бы выстрелил в меня, если бы не Шнайдер... Штабс-ефрейтор был вне себя от моей глупости и рычал на меня ужасно. И вот тогда-то он и произнес эти слова — «Мертвый Угол», потому что это место могло стать для меня могилой. Нарушитель действительно был одноруким, но он умел стрелять, используя протез. Протез же у него служил тайником. В нем оказались документы, золото, фотоаппарат.
Мы помолчали. Я не утерпел и задал вопрос, который вертелся у меня на языке:
— Шнайдер убил нарушителя?
— Нет, — ответил Хоппе, — он прострелил ему бедро. Рану мы перевязали...
Я продолжал внимательно наблюдать за своим сектором на той стороне. Через полчаса у домика путевого обходчика остановился автобус. Из него высыпали школьники, одиннадцати-, двенадцатилетние мальчишки и девчонки. Человек в большой белой кепке подвел их к границе.
— У тебя есть дети? — спросил меня Хоппе. Я ответил отрицательно, а он сказал: — Моей дочери столько же, сколько тем, на той стороне. — И, помолчав, добавил: — Она — староста в классе.
Мужчина в белой кепке что-то объяснял детям и показывал рукой в нашу сторону.
— А этот вот как раз, может быть, сейчас рассказывает историю о бедняжке инвалиде, — со злостью произнес вдруг Хоппе, — об инвалиде, который хотел навестить свою сестру в Лейпциге или еще где- нибудь, о несчастном инвалиде, которого злодейски убили восточногерманские пограничники. Вот так отравляют они души детей. И дети, к сожалению, им верят. Так они воспитывают ненависть к нам, а преступника, который готов был совершить убийство, превозносят как героя.
Хоппе гневно плюнул через бруствер.
— Когда мы задержали однорукого, — продолжал он, — на той стороне соорудили деревянный крест. И люди по воскресеньям приходили к этому кресту, возлагали там цветы и грозили нам кулаками. Тогда мы известили жителей деревни на той стороне о том, что в действительности случилось с одноруким. И знаешь, крест сразу же убрали. Однако организаторы этого подлого дела не успокоились. Они стали привозить сюда людей из других мест, тех, кто ничего не знал, и пичкали их лживыми баснями о том, как «красные» убили бедного инвалида. Так они прививают антикоммунизм...
Я извлек для себя большой урок из моего первого наряда на границе и твердо усвоил: нужно смотреть в оба. Тишина на границе обманчива. От врагов на той стороне, от тех, кто организует провокации против нас, нельзя ждать мира и спокойствия...
Заскрипели вагонные тормоза: Галле, Главный вокзал.
Я встал и двинулся к выходу. Дама оторвалась от кроссворда:
— Счастливого отпуска!
Я обернулся и, просунув голову в дверь купе, поблагодарил:
— Большое спасибо!
Клаус Петерс
ПРЕСЛЕДОВАНИЕ
Я лежал на нарах. Какой-то шорох разбудил меня. Приподнявшись, я попытался сориентироваться в темноте. В деревне слабо светилось несколько окон. Который час? Эти огоньки в окнах сейчас погаснут или их только что зажгли? Я не знал, долго ли спал. Что сейчас — вечер или раннее утро? В прихожей хлопнула дверь. Внизу у ворот послышались мерные шаги часового. Кажется, все в порядке. Почему же я проснулся? Вроде бы ничего не произошло. Успокоившись, я закрыл глаза и попытался заснуть, однако храп моего соседа мешал. Но мне не пришлось долго мучиться. Резко распахнулась дверь, и меня осветил луч карманного фонарика.
— Что случилось? — спросил я.
— Боевая тревога! Ты и Вульф — на выход!
Я быстро собрался. Сон как рукой сняло. «Если посылают с Вульфом, значит, что-то интересное...»
Бертольд Вульф считался лучшим проводником собак в нашем округе. Правда, он не был таким знаменитым, как советский пограничник-следопыт Карацупа или наш, можно сказать, легендарный Зепп Хаусладен, но старший моего дозора Вульф имел на своем счету множество задержаний, и большинство из них он осуществил со своей собакой Астой.
Через десять минут мы уже сидели в автомашине немецкой народной полиции.
Да, о способностях Вульфа и его великолепной собаки Асты знают уже не только в пограничных войсках. Сегодня их позвало на помощь командование народной полиции соседнего округа.
На булыжной мостовой Альтмарка машину так трясло, что, казалось, внутренности наши готовы были выпрыгнуть.
— Проклятие, — проворчал Вульф. — На этих мостовых, наверно, еще ломались колеса наполеоновских пушек. — Он погладил собаку по голове и ласково сказал: — Бедная ты моя, от этой тряски у тебя начнет шкура зудеть.
Наконец мы остановились возле магазина, где продавались часы, ювелирные изделия, фотоаппараты и оптика.
Сотрудник уголовной полиции и участковый инспектор ждали нас. Стекло витрины было выдавлено. Мы узнали, что похищены часы, бинокли, фотоаппараты и ювелирные изделия. Взломщикам досталась большая добыча. В магазине все было перевернуто вверх дном. Предполагали, что кражу совершили вскоре после полуночи. Я бросил взгляд на свои часы. Сейчас было около шести. Уже начало заниматься утро. Значит, у воров — большой выигрыш во времени.
Вульф и Аста принялись за работу. Дилетанту могло показаться, будто Аста не умеет искать следы. Она бестолково металась по магазину, обнюхивала углы, прилавки и полки. Но я-то хорошо знал: скоро собака натянет поводок и поведет нас по следу. И точно: поводок натянулся, Аста потащила своего хозяина из магазина. Закинув автомат на плечо, я последовал за ними. Собака повела нас через двор, через сад соседнего участка и на улицу. Мы выбежали из городка прямо на булыжное шоссе, по которому тряслись несколько минут назад.
— Твоей собаке захотелось, наверное, домой! — крикнул я Вульфу.
— Это тебе захотелось домой, в постель! — парировал Вульф. — Напрасно надеешься!
Я, конечно, не надеялся. Напротив, я прикидывал, как долго нам придется бежать, если наше предположение верно: преступник или преступники получили фору в четыре часа или даже больше.
— Да, предстоит небольшой марш-бросок, если Аста не потеряла след, — попытался я пошутить.
— Не потеряет, будь спокоен, — заверил меня Вульф.
