Это произошло в горном Рене, расположенном на высоте почти 800 метров над уровнем моря, где в добрые старые времена на тощей горной почве люди в одиночку растили свой хлеб. Годовой заработок кнехта за ежедневный двенадцатичасовой труд не превышал 240 марок. Из родившихся здесь детей выживала только половина, так как врачебная помощь отсутствовала, да и молока не на что было купить. Люди жили в жалких лачугах и вечно впроголодь.
Здесь, в горном Рене, Тюрингия граничит с Гессеном и Баварией, и здесь пролегла граница между двумя германскими государствами, разделившая два мира. Местечко Франкенхайм в прошлом служило тем же, чем в Царской России была Сибирь: сюда ссылали неугодных.
Итак, в тот год в горный Рен однажды ночью неожиданно вернулась зима. Случилось это 6 или 7 мая. Снег и мороз были такими сильными, что старожилы не помнили подобных холодов даже зимой.
Не переставая выл ветер, крутила метель. Поднимаясь высоко в горы, вьюга гигантским белым полипом охватывала все живое. И трудно было представить, уцелел ли кто-нибудь в этом необъятном море снега.
...Пограничники выступили на пост. Свирепый норд-ост обжигал лица. В снежной круговерти трудно было дышать. Все дороги завалило, и только по кронам придорожных деревьев можно было определить шоссе Рейхманнхаузен — Франкенхайм.
— Здесь, надо двигаться в этом направлении! — Фельдфебель Янсен показал рукой и попытался забраться на снежную баррикаду. Вскоре воющая тьма поглотила парный дозор. Только интуиция и многолетний опыт пограничной службы помогали фельдфебелю находить верную дорогу.
Когда они достигли поселка, он показался им вымершим, погруженным в снежное море. Однако в некоторых окнах проглядывал свет. Со скрипом раскачивалась на фонарном столбе одинокая лампа. Свет от нее с трудом пробивался сквозь пелену метели, отбрасывая фиолетовые блики в снежную мглу...
Янсен служил здесь уже третью зиму. Год назад он твердо решил искать себе местечко поудобнее. «В конце концов, в других местах тоже пекут хлеб и охраняют границу! — думал он. — Пусть теперь другие дышат свежим воздухом и занимаются зимним спортом...» Он пошел к командиру роты и высказал свою точку зрения.
То, что Янсен все же остался здесь, объясняется не столько весенним теплом, пришедшим вслед за суровой зимой, сколько тем, что он познакомился с Петрой. Эта девушка была само совершенство, во всяком случае для Янсена. Она появилась словно наперекор лютому морозу и суровой зиме.
Сейчас, проходя по поселку, он пытается отыскать дом, в котором должна спокойно спать его Петра. Она ждет ребенка, но время еще есть. Врач говорит — еще две или три недели. «К тому времени снежные горы растают, должны растаять», — думает Янсен. Но он все же немного встревожен. Хорошо, если так, но кто знает? Дети никого не спрашивают, когда им появиться на свет. А врач не Петре, а именно ему многозначительно сказал, что было бы лучше, если бы она рожала в клинике в Крейштадте, где созданы все условия для рожениц.
А если из-за этого проклятого снегопада у нее начнутся преждевременные роды?
Когда он проходил мимо домика, все казалось спокойным, еще спокойным.
Началось все часом позже.
Возможно, причиной тому был вой ветра, внешних причин не было. Просто матери пришла пора родить, а ребенку появиться на свет.
Петра зарылась лицом в подушку. Боли становились все сильнее. Она уже не могла сдержаться. «Мама, — позвала она. — Мама, мне кажется...»
Было уже за полночь, когда сестра Петры, с трудом преодолевая снежную бурю, добралась наконец в сельскую амбулаторию. Доктор Краман встревожился, узнав о начавшихся родах. По всем признакам они могли быть с осложнениями. Женщину немедленно нужно доставить в клинику, но как? Поселок отрезан от внешнего мира.
Прежде всего доктор связался по телефону с женской клиникой, поставил в известность пограничников, местного начальника народной полиции, бургомистра, поскольку, если у них имеется возможность помочь, они должны это сделать. Речь шла о жизни двух людей.
Сельскому врачу доктору Краману часто приходилось принимать роды в весьма сложных условиях. Но здесь было иное дело. Здесь он должен был попытаться задержать роды до перевозки молодой женщины в клинику.
Уколы, уговоры и искреннее желание будущей матери сделать все, как велит врач, мало помогали. Схватки становились все сильнее.
И в то время как врач старался сделать все возможное, пришло сообщение, что специальная автомашина, которая должна была доставить в амбулаторию врача-гинеколога, безнадежно застряла перед «Драй Шпитцен».
«Ну, теперь может помочь только одно», — подумал доктор Краман и вновь начал звонить.
Вскоре на ближайшей вертолетной станции пограничных войск пограничники уже лихорадочно готовились к вылету в условиях полного отсутствия видимости.
Командир, опытный пилот, сам сел за штурвал. Он знал, что летать в такую погоду смертельно опасно, но он знал также и то, что от этого полета зависит жизнь матери и ребенка, который еще не появился на свет.
Летчик запустил мотор. Шторм рвал лопасти винта. Машина задрожала и ринулась навстречу урагану, разрывая снежные облака, поднимая стальную птицу ввысь. Но чем выше поднимался вертолет, тем сильнее бросало его из стороны в сторону.
Ветер играл с тяжелой машиной, как с бумажным змеем, который оторвался от бечевки. Внезапно вертолет заскользил к земле. Майор Бекман знал, что может произойти, он был почти уверен в этом. На какую-то долю секунды летчик заметил сквозь разорванные клочья облаков огни вертолетной станции, — оказывается, его относило назад. Посылая проклятия разбушевавшейся стихии, он с трудом выровнял машину и пошел на посадку.
С вертолетной станции майор сообщил командиру бригады о своей неудачной попытке.
В этом почти безнадежном положении командир саперного подразделения приказал попытаться предпринять спасательную экспедицию.
Через несколько минут две мощные машины, КрАЗ и «Урал», покинули объект. Впереди, пробивая дорогу, двигался КрАЗ с его скатами колес высотою в человеческий рост.
Перед «Драй Шпитцен» они взяли доктора Михаэлиса. Затем начался решающий штурм казавшихся непреодолимыми снежных высот.
Ефрейтор Хейнд включил первую скорость. Мощный мотор привел машину в движение. Видимость была отвратительной. Фары освещали лишь бесконечные снежные массы. Все бо?льшие и бо?льшие сугробы возникали перед капотом радиатора. А колосс все же шел вперед. Несмотря на холод, водитель взмок от напряжения. У него была одна мысль: «Машина не должна встать, задание должно быть выполнено!» И метр за метром Хейнд пробивался вперед, в нем росла уверенность, что он пробьется. «С такой техникой, с этими мощными гигантами из Советского Союза, — думал он, — можно добраться до края света».
Однако «конец света», кажется, должен быть уже где-то здесь. Все труднее становилось различать кроны деревьев, и наконец они совсем исчезли. Казалось, вой вьюги соревновался с ревом мотора, пытаясь заглушить его. Но мощный двигатель не давал себя победить, и машина упорно преодолевала снежные барьеры...
Через два часа доктор Краман позвонил пограничникам, и фельдфебель Янсен, только что возвратившийся из наряда, узнал, что он стал отцом.
— Если бы не помощь опытного специалиста, — сказал Краман, — трудно сказать, чем бы все кончилось. Но теперь мать чувствует себя хорошо и девочка тоже. Врач находится при них.
— Как же ему удалось добраться к ней? Как он сумел пройти по такому снегу? — недоумевал Янсен.
— Это целая история, — промолвил доктор Краман. — Как в сказке.
Он положил трубку и представил себе, что Янсен сейчас сидит, наверное, в оцепенении, потом он вскочит, быстро оденется и схватит лыжи. И доктор повторил еще раз:
— Как в сказке. Вернее, в сказке, в которой мы живем...
