— Да, он зол был в тот вечер, — согласился Баклагов. — Он, наверное, всегда такой.
— У вас был какой-то разговор с ним?
— Он рассказал мне нечто неприятное, — сказал Баклагов после некоторой паузы. — Он был жесток, очень жесток.
— Вот как?
— Да. Он дал мне понять, что я — никто.
— Это и есть его жестокость?
— Это очень жестоко, — спокойно сказал Баклагов. — Даже то, что он меня потом бил, потрясло меня меньше, чем его слова.
— Он бил тебя? — вскинул брови Матвеев.
— Да, в живот.
— За что?
— Ни за что, а для чего, — поправил Баклагов. — Он хотел показать мне, кто здесь хозяин. Он хотел унизить меня.
— А тот милиционер, который тебя привез сюда? — спросил Матвеев. — Он ведь тоже тебя бил, не так ли?
Баклагов повернулся к санитару и внимательно посмотрел на него.
— И он бил. Они оба творили зло.
— Это ты так решил?
— Я ничего не решил, — сказал Баклагов.
— Как же ты ничего не решил? — удивился Матвеев. — Они ведь оба погибли.
— А при чем тут я?
— И в случае с Витой ты ни при чем?
— Конечно.
— А твои слова сегодня утром? Ты ведь умолял не выпускать ее.
— Вот видишь, — спокойно сказал Баклагов. — А ты пытаешься доказать, что я виновен в ее гибели.
— Я ничего не пытаюсь доказать, — поморщился Матвеев.
— А чего же ты хочешь?
— Я хочу…
Матвеев осекся, увидев, как пошло багровыми пятнами лицо Баклагова.
— Они опять идут, — пробормотал в ужасе Баклагов и показал рукой на дверь. — Они идут!
Он приподнялся на кровати, ловя воздух ртом.
— Кто идет? — спросил Матвеев.
— Не знаю! — выдохнул Баклагов. — На меня оттуда повеяло злом!
— Не дури, — сказал Матвеев. — Успокойся.
Баклагов с лихорадочной поспешностью залез под одеяло. Его трясло. Матвеев подошел к двери и распахнул ее. Коридор был пуст, и только доктор Родионов стоял у стола дежурной медсестры, разглядывая разложенные там бумаги.
— Перестань, — сказал Матвеев. — Там никого нет.
— Закрой дверь, — попросил Баклагов. — Оттуда холодом тянет.
Коля появился в палате через два часа. Он был хмур и неразговорчив.
— Как свидание? — поинтересовался Баклагов.
— Нормально, — буркнул Коля. — Просто великолепно.
— He переживай, — посоветовал Баклагов. — Перейдешь на другую работу — и все.
Коля замер, осмысливая услышанное.
— Что ты сказал? — спросил он.
— Я говорю, что ты можешь поменять место работы.
Коля резко повернулся:
— Откуда ты знаешь обо всем?
Баклагов пожал плечами:
— Знаю — и все.
— Они растрезвонили, что я лежу на Камышовой даче. — Коля замотал головой. — Они объявили, что меня лечат в психушке! Жена говорит, что…
— Брось, не надо, — спокойно сказал Баклагов, — тебе ведь достаточно сменить место работы.
— Но почему они это сделали?
— О ком ты говоришь?
— О тех, кто распустил все эти слухи.
— Забудь о них, — сказал Баклагов. — Забывая о своих врагах, мы не даем разгореться чувству мести.
С вечера этого дня Родионов втрое увеличил дозу вводимых Баклагову лекарств. Медсестра посмотрела на доктора недоверчиво, когда он сказал ей об этом, но Родионов повторил упрямо:
— Все делать так, как я сказал, — и вышел из манипуляционной.
В своем кабинете Родионов взял карточку больного. Фамилия: Баклагов. Имя: прочерк. Отчество: прочерк. Год рождения: прочерк. Место рождения: прочерк. «Он никто, этот Баклагов, — подумал доктор. — Фантом, привидение. Он пришел ниоткуда и уйдет в никуда».
Коля повесился ночью. Задремавшая за своим столом дежурная медсестра не слышала, как он крадучись прошел мимо нее. В пустой дежурке Коля привязал к трубе веревку с петлей и спрыгнул со стола. Утром его нашли. Медсестра зашла в комнату, Коля висел под потолком, показывая ей синий язык. Медсестра, прежде чем потерять сознание, вскрикнула. Сбежались люди.
Баклагов не пошел смотреть на покойника. Сидел в палате, мрачно глядя в пол, иногда шептал что- то, но слов было не разобрать.
Доктор Родионов метался по коридору, отдавая бессмысленные распоряжения, пока Матвеев не увел его в кабинет — чтобы не мешал. Все подавленно молчали. Больные разошлись по палатам, каждый угрюмо думал о своем.
— Ужас, что творится, — сказал Родионов. — Уму непостижимо.
Матвеев ничего не ответил, пошел в палату к Баклагову. Одеяло на Колиной кровати было скомкано. Матвеев сдвинул одеяло в сторону, чтобы присесть, но, перехватив обращенные к нему взгляды, остался стоять.
— Почему он повесился? — спросил Матвеев. — Ты знаешь?
— Знаю, — кивнул Баклагов. — Кто-то рассказал на его работе, что он лежит здесь. Ему об этом сказала вчера жена.
— И из-за этого он полез в петлю?
— А разве этого мало?
— Но ведь он мог просто уйти с той работы.
— Я ему вчера об этом говорил, хотя и сам не верил в сказанное.
— Почему?
— Потому что уйти с работы — значит признать, что слухи правдивы.
— Да наплевать на то, что о тебе говорят! — воскликнул Матвеев.
— На себя-то не наплюешь, — пожал плечами Баклагов. — Коля ведь не людей испугался, а себя. Он переступил порог, за которым осознание того, что ты не такой, как все.
— Но ведь это правда.
— Не знаю, — покачал головой Баклагов. — Есть два пути: поверить в это или не поверить. Коля поверил.
— Значит, он сам виноват?
— Конечно, нет. Его толкнули на это, убедив, что он ненормальный.
