Атлантик-Сити.
— О, Лэрри, нет. Я не могу, не могу… — Она быстро уловила его мысль.
Он продолжал, словно ничего не слышал:
— Ты пойдешь и возьмешь эту подушку, Дженис. Сама говорила, что он такой маленький, а голова так и вовсе как кокосовый орех. Так вот, накрой его лицо подушкой и подержи так минут пять.
— Лэрри, прошу тебя…
— Он и так уже почти мертв, так сделай все, чтобы он — умер окончательно.
На сей раз послышались уже настоящие рыдания — вся ее боль, все ее смятение рвались к нему по проводам, преодолевая тысячи миль расстояния. Он решил немного выждать. По потолку медленно проплыла искаженная тень от фар проехавшей машины. Его окружала ночь, наполненная неясными шорохами. Он внимательно всматривался в тлеющий огонек сигареты.
— Лэрри… — послышался ее умоляющий голос.
— Дженис, я уже все сказал. Ты сама сотни раз желала ему смерти, и сейчас у тебя появилась такая возможность. Он тенью нависал над всеми счастливыми минутами, которые у нас с тобой были.
— Но ведь он же живой… он мой муж.
—. Он — наше проклятие, вот и все. И навсегда им останется, если ты сейчас не сделаешь так, как я тебе говорю. — Он снова умолк в надежде на то, что молчание передаст ей все его нетерпение и гнев. А когда снова заговорил, слова его зазвучали уже жестко:
— Мне больше нечего тебе сказать, Дженис.
— Лэрри! — закричала она. — Лэрри, пожалуйста, не вешай трубку. Пожалуйста, Лэрри, я покончу с собой, если потеряю тебя.
— Тогда делай так, как я сказал.
— Да, да, что угодно… Но мне страшно. Мне надо, чтобы ты был здесь. Я хочу чувствовать объятия твоих рук…
— Скоро… очень скоро, — успокаивающе проворковал он.
— Я вся дрожу, прямо как какая-то девчонка. У меня лицо распухло на том месте, где он ударил меня. Видел бы ты…
— Дженис, возьми подушку. Иди и возьми ее. Освободись от него раз и навсегда.
— Взяла. Дорогой, я люблю тебя. Скажи, что ты меня тоже любишь.
— Я люблю тебя, — проговорил мужчина. — Представь, что я сейчас рядом с тобой.
— Да, да, мы вместе.
— Ну, иди, беби, я подожду тебя.
— Лэрри…
— Не надо больше слов. Помни, кем он для нас — является. Кончай с этим. А я побуду здесь и подумаю пока, что делать дальше.
— И мы больше никогда не расстанемся?
— Никогда.
— О Боже, я боюсь… — Ее снова охватила слабость.
— Ради меня, беби. Ради нас. Я люблю тебя.
— Сейчас, сейчас я сделаю это, — сказала женщина. — Подожди меня.
Он слышал, как трубка ударилась о стол, затем наступила тишина. Закурив вторую сигарету, он пустил дым в темноту, потом вытянул руку, чтобы посмотреть, не дрожат ли пальцы, но в комнате было слишком темно, и он ничего не разглядел. Трубка была по-прежнему плотно прижата к уху, и он мог даже слышать, как по проводам до него доносится тихая мелодия. Наверное, она так и уснула при включенном приемнике — не раз уже такое было. На память пришел маленький белый радиоприемник, стоявший рядом с его кроватью. Какой невинной показалась ему сейчас эта музыка, звучавшая безо всякой связи с тем, что происходило в эти минуты. По руке скатилась струйка пота. «Интересно, — подумал он, — какая сейчас в Нью-Йорке погода?» Он курил и ждал, ждал и курил. В какой-то момент ему даже почудилось, что он услышал неясный шорох, потом вроде бы разобрал приглушенное рыдание.
Он даже не представлял, сколько времени так просидел. Чуть позже телефон стал казаться ему продолжением его самого, превратившись в такой же жизненно важный орган, как рука или нога. Музыка сменилась полной тишиной! Словно все звуки, все колебания, происходившие за три тысячи миль от него, замерли навеки, оставив уху лишь бестелесное, монотонное, мертвящее напряжение. Пот струился уже по груди, сердце бешено колотилось. Прошло не меньше пяти, нет, даже десяти минут. Ничего… ничего… а потом ее голос — слабый, потусторонний, почти неживой:
— Лэрри?..
— Дженис?
— Все кончено, Лэрри. Он мертв. Я убила его. Как ты и сказал. Мне показалось, что я просто уложила его спать. Он был такой маленький, совсем тихий и спокойный…
— Ты уверена, что все в порядке?
— Даже более того. Я поднесла ему ко рту карманное зеркальце, как в кино делают. Ни малейшего следа. Он умер. — Слова прозвучали жестко, обреченно. — Поговори со мной, Лэрри. Здесь так тихо. Пожалуйста, прошу тебя, ну скажи что-нибудь.
— Тебе не о чем беспокоиться.
— Он так и лежит там — такой маленький, неподвижный…
— Дженис, поверь мне, когда-то это надо было сделать.
— А когда ты приедешь домой?
— Раньше, чем ты об этом подумаешь.
— И ты никогда больше не оставишь меня одну?
— Я же сказал тебе — никогда.
— Извини, но мне очень хотелось услышать от тебя эти слова, вот и все. А что мне теперь делать?
— Сними с кровати одеяло и накрой его им.
— А потом?
— Убедись в том, что на улице никого нет. Потом подгони машину как можно ближе к дому и быстренько запихни его в багажник.
— Боюсь, я не справлюсь…
— Должна справиться. Сама же говорила, что он щуплый и совсем не тяжелый.
— Дорогой, мне страшно.
— Я полагаюсь на тебя, Дженис.
— Я люблю тебя, Лэрри.
— Ну начинай, начинай.
— Да, хорошо, только скажи, как все это будет?
— Все будет прекрасно.
— И ты через месяц вернешься домой?
— Да.
— И мы поженимся?
— Ну конечно.
— И ты будешь любить меня? Никогда-никогда не оставишь одну?
— Нет.
— А ты станешь великим артистом. И каждый вечер, когда ты будешь приезжать с работы, тебя будет поджидать готовый ужин. И в доме будет все прибрано. Мы выпьем вина и будем без конца целоваться. Скажи мне, что все так и будет.
— Дженис…
— Скажи, прошу тебя. Мне это так необходимо. Я ведь убила его. Убила своего бедного пьяного мужа. Ему было только сорок три года…
— Разумеется, все именно так и будет. В точности как ты сказала. Я приеду домой, как только смогу.
— Именно это я и хотела услышать. Я все сделаю, как надо.
