свободной рукой и дернул к себе Черуха. На короткое мгновение противники застыли, вырывая из рук друг друга старческий посох.
Пламя!
Огненный язык лизнул его левое бедро. Что-то жгучее омыло ногу. Какая боль! Гор с ужасом глянул вниз. Правой рукой удерживая свой посох, свободной левой, одним мастерским ударом Черух вспарывал его бедро ножом от колена до таза, разрывая артерии и профессионально выворачивая клинок поперек разреза в его ноге. Прямо в ране.
Кровь брызнула бешеным фонтаном, и Гор выпустил из внезапно ослабевших рук посох, затем рапиру.
«Все кончено… Все кончено, – мелькнуло в его голове. – Ведь я чемпион, неужели так просто? Проклятый старик!..»
Сознание медленно истекало из него вместе с алым и вязким потоком.
Старик вырвал палку и с громким «хеканьем» одним ювелирным ударом сбил Гора с ног, а другим – в кровавое месиво разбил переносицу…
Пульс бил его по вискам.
Свет был цвета крови.
И струны боли, вибрирующие в пустоте.
И веки его опустились. И он закрыл глаза…
Сквозь густой пурпурный туман, накрывший холл Брегортова отеля, сквозь опущенные веки, сам не понимая как, Гор видел Черуха. Гротескная фигура в нелепой хламиде, полы которой в этом странном, багровом мире без глаз и без света напоминали скорее крылья демона, нежели обрывки человеческой одежды.
Пульс бил по вискам… Пульс бил по вискам…
Вместо лица у старого провилика, так ловко «сделавшего» чемпиона турнира, был шар, надутый изнутри. Воздухом? Кровью? Шар-голову распирало во все стороны и то ли от натяжения, то ли от смеха над поверженным консидорием, шар мелко трясся, вздрагивая в судорожных, отвратительных спазмах.
По стенам бежали пурпурные линии – электрическая проводка, спрятанная внутри кирпича и бетона. А сам шар удерживался на плечах только тонким, таким же пурпурным ободом, стянувшим его на шее.
Хомут?
Да, он сверкал. Блики пламени плясали вокруг него, а внутри тонкой галогеновой нитью мигал сигнал. Тоненький голосок электронного разума, удерживающий в этой дьявольской игрушке все замки и запоры.
Как в кошмарном бреду, Гор вытянул руку, красную как мясо без кожи. Коснулся.
Нить ошейника вспыхнула сверхновой, разбрызгав ослепительный свет и…
Погасла…
Глава 34
Анатомия бунта
Гор очнулся. Он резко сел и, напрягая глаза, стал всматриваться в окружающую темноту, ощупывая ее руками.
Постепенно очертания предметов приобрели некую обрывочную угловатую четкость, а сами предметы – осязаемую твердость. Под Гордианом была крепкая стальная кровать, стены комнаты, похоже, обиты тканью.
Гор аккуратно сполз с койки (а, черт, нога!) и, держась за стенку, прошелся вперед, а затем назад. Судя по результатам «экспедиции», помещение занимало метров пять в длину и примерно столько же в ширину. Потолок был высокий, Гор до него не достал.
Тогда он прошел вдоль стены, по периметру своей невольной обители, и нащупал металлическую дверь, плотно прилегающую к коробке. Не в силах держаться более на одной ноге, Гор опустился перед дверью на пол и что есть мочи с размаху ударил в нее кулаком.
Чуть ли не сразу задвижка на двери отодвинулась.
– Очнулся? – прозвучал голос. – Ну наконец!
Задвижка захлопнулась, и по коридору заспешили, удаляясь, чьи-то размашистые шаги.
Спустя несколько минут шаги «вернулись» обратно – и дверь отворилась.
Гор крякнул. Вместо обычных, так сказать «рядовых» габеларов, призванных таскать таких, как он, «беглецов» (а в том, что его снова поймали, сомневаться не приходилось), в дверном проеме во весь рост стояли лавзейские «чемпионы».
Люкс Дакер в кирасе и Римо Аклет в кольчужной рубашке да в стальных поножах. Оба – при мечах.
Подхватив Гордиана, они вытащили его на свет.
Свет резко залил глаза. От движения рана в ноге вспыхнула и окатила болью.
– Болит? – Дакер подставил плечо.
– Немного.
Они протащили его по коридору, по лестнице вниз и далее через двор.
Лавзея?
Гор узнал «свою» школу. Долго же он был без памяти! Из Лавзеи в Бронвену ехали они тогда две недели. Значит, и обратно – столько же. А держали его, оказалось, в больничном покое, в котором по счастью, по несчастью ли – теперь не понятно – ранее ему бывать не доводилось. Ну что ж – не плохо. По крайней мере не застенок и не «экзекуторская», как в прошлый раз.
Наконец все трое оказались в одном из самых больших помещений Лавзейского шато – школьной столовой для кадетов и консидориев.
Здесь собралось много людей, но не обычных, не тех, кто обедал здесь каждый день. Кадетов, например, почти не было. И даже консидориев – по пальцам пересчитать.
Зато присутствовал весь тренерский состав, барристы и дационы.
Еще таргитарий, абосиларий, Крисс со старшинами габеларов.
Вилики, конечно. Часть провиликов.
А что же бойцы?
Вот в углу скрючил свое длинное тело Бранд, уже без повязки на плече и руке, но с мечом на поясе и… и в доспехе!
Вот несколько незнакомых людей. Судя по ошейникам – рабов, судя по лицам – лидеров и начальников. В возрасте и с печатью власти на сильных, угрюмых лицах.
Наверняка – или прославленные бойцы или приближенные рабы, распорядители усадеб и школ.
В центре помещения – на небольшом возвышении, сделанном для трапезы консидориев (чтобы те ели отдельно от серой кадетской массы), вместо нескольких широких дубовых столов, за которыми трапезничали прославленные герои Лавзеи, стоял один, за которым восседала сейчас не боевая, а административная элита – сам вилик Сабин, никогда ранее не бывавший в столовой Дуэльной школы, и дацион Трэйт.
Дакер и Римо провели Гора через весь зал.
Остановились перед стулом, стоящим практически посередине неширокого коридора, образованного сидящими вокруг людьми.
Здесь Дакер аккуратно снял с плеча руку Гордиана, поддерживая его предплечьем. Весь вес раненого фехтовальщика оказался взвален на Римо, который, не задумываясь, скинул того на стул. От резкой боли Гор невольно вскрикнул, тихо выругавшись и скорчив гримасу.
– Осторожней, Римо, – сказал Трэйт, покачав головой. – Угробишь мне чемпиона.
– Так он ведь беглый, господин, – удивился Римо. – Какой с него чемпион теперь? У него теперьча одна дорога – на кол, известно.
– А ты помолчи. На кол не на кол – не тебе решать. Отойди.
Римо молча повиновался, и взоры почти сотни пар глаз уставились на изможденную и подавленную фигуру Гордиана Рэкса.
Молчание повисло в воздухе. Бывший демиург Нуль-Корпорации не понимал, что происходит; мучительная боль в ноге, ноющий от голода желудок и общее ужасное состояние мешали думать. Мысли путались, бегая туда и обратно от воспоминаний о попытке побега и нелепом провале до этой минуты. Половина из сидящих были дационами и консидориями Трэйта. Остальные – совершенно незнакомы. И все
