убийства с вашими. Хотя есть кое-какие настораживающие совпадения.
– Мне бы хотелось услышать подробности.
– Жду звонка.
– Ну что? – спросил Джино, откусывая огромный кусок пиццы и подхватывая языком протянувшуюся нитку сыра.
– Не знаю. Возможно, дикая случайность. Пошли. – Магоцци сорвался со стула, запетлял между письменными столами к комнате для допросов.
Джино последовал за ним, оставляя за собой на полу кровавые следы томатного соуса.
– Копы в случайность не верят. Я слыхал в сериале «Закон и порядок».
– Тогда не случайность. Помнишь пожилую пару, застреленную в висконсинской церкви в начале недели?
– Еще бы. Потом помощник шерифа проник в дом и схватил пулю из специально заведенного ружья. Какие-то религиозные фанатики или что-то такое. Хочешь кусочек? Не то что у Анджелы, но неплохо.
– Нет, спасибо. Шериф ждет. Говорит, они проследили убийцу до школы в Сент-Питере в штате Нью- Йорк.
Джино остановился.
– До
Джино стоял в маленькой комнатке для допросов, тараща глаза, пока Магоцци разговаривал с Холлораном, а когда детектив положил трубку, готов был от нетерпения влезть на стену.
– Ну?
Магоцци забросил ноги на стул, глядя на носки своих черных замшевых ботинок.
– Полный бред.
– Совсем плохо?
– Настолько, что шериф Холлоран нынче вечером выезжает сюда.
– Кого же они выследили в школе Сент-Питера?
– Ребенка убитых стариков. Насколько я понял, те его туда забросили в пятилетнем возрасте и больше ни разу не навещали. Это было двадцать шесть лет назад.
Джино закрыл дверь в шумный отдел убийств и целую минуту старался переварить сообщение о родителях, бросивших собственное дитя. Хотя сотню раз был свидетелем подобных случаев, никак не мог привыкнуть.
Магоцци взглянул на него:
– Этот самый ребенок – гермафродит.
– Что-о-о?
Магоцци кивнул:
– Одновременно мальчик и девочка. Холлоран разговаривал с врачом, который принимал его… ее… и тот сказал, что родители, помешанные на религии, посчитали ребенка Божьей карой или чем-то еще в том же роде. Отказались зафиксировать пол с помощью хирургической операции. Бог знает, как он прожил первые пять лет своей жизни. Потом они отвезли его в Сент-Питер, внесли вперед плату за двенадцать лет обучения и исчезли.
– Ты все время говоришь о нем в мужском роде.
– Его привезли как мальчика, в школе с ним обращались как с мальчиком. И назвали как мальчика.
Джино нахмурился:
– Что значит – назвали?
Магоцци схватил со стола желтый служебный блокнот и с мрачным выражением начал водить пальцем по строчкам, перечитывая свои записи.
– Когда ребенка привезли, у него не было имени. По мнению матери настоятельницы, которая беседовала с кем-то из сотрудников Холлорана, с ним до того момента вряд ли кто-то общался. Он почти не умел говорить. В школе его назвали Брайаном. Брайан Бредфорд.
Джино уставился в дальнюю стену спартанского вида комнаты с единственным узким окном.
– Знаешь, что самое удивительное? То, что шериф Холлоран вообще озаботился вопросом, кто грохнул эти мешки с дерьмом. Как я понимаю, старается найти их ребенка?
– Но ничего не нашел. Никаких следов Брайана Бредфорда с указанной датой рождения.
Джино вздохнул и почесал в затылке.
– Хорошо. Значит, стрелок Холлорана вырос в забытой богом католической школе в штате Нью-Йорк и наш киллер оставил электронный адрес той же самой школы. Один шанс из миллиона. Слишком красноречивое совпадение. Давай его возьмем и прищучим.
– Легко сказать.
– Черт возьми, я настоящий психолог. Даже не ждал другого ответа.
– Он исчез в шестнадцать лет.
– Боже милостивый. – Джино выдернул из-под стола стул и уселся. – Ты обратил внимание, что все причастные к этому распроклятому делу исчезают с лица земли? Я постоянно поглядываю на свои ноги, убеждаясь, что они еще тут.
Магоцци перевернул листок.
– Похоже, Клейнфельдты – убитые пожилые супруги – давно от кого-то скрывались. Дольше всего жили в Нью-Йорке – двенадцать лет, – а прежде, насколько известно шерифу, без конца меняли имена и фамилии. Фактически, когда ребенок получил аттестат и вышел из школы, начали прыгать по всей стране с места на место, из города в город, из штата в штат.
– От него прятались.
– Похоже на то. Оседали на какое-то время, пока что-нибудь не случалось. Налет на квартиру в Чикаго, вся одежда изрезана, стены дерьмом заляпаны, мебельная обивка вспорота, посуда перебита. На другой день сбежали. Всплыли в Денвере под новыми именами и фамилиями, пробыли несколько месяцев, потом какой-то ненормальный, которого местная полиция установить не сумела, набросился на них из-за спины, пытаясь столкнуть с утеса. Они опять исчезли. В Калифорнии кто-то взорвал их дом стоимостью миллион долларов. К счастью, везучая парочка ночевала в пансионе у пруда. Полицейский, занимавшийся делом, пришел к выводу, что они чего-то ждали, хоть и не знал всей истории.
– Господи боже, – покачал головой Джино.
– В следующий раз Клейнфельдты объявляются в Висконсине, наверняка к тому времени научившись хорошенько заметать следы. Их маленькие тени обнаружились лишь через десять лет, и на этот раз они думали, что ко всему приготовились.
– Установили автоматическое ружье, убившее помощника шерифа.
– Угу. А стрелок достал их в церкви, в единственном месте, где они не имели возможности расставить ловушку. Пули двадцать второго калибра в обе головы. От одной никакого толку, расплющилась в мужском черепе, ни черта не осталось, а вторая застряла в мягких тканях мозга женщины. И на ней сохранилась нарезка. Холлоран привезет гильзу. Никому ее не доверяет, держит у себя в кармане.
Джино поигрывал куском пиццы, пристраивая его на краю стола, поворачивая, уравновешивая, чтобы он не свалился.
– У него есть серьезные доказательства? Он точно уверен, что это дело рук их ребенка?
– Есть парочка доказательств, только не знаю, признаешь ли ты их серьезными. Если хочешь подсчитывать совпадения, Клейнфельдты были убиты в его день рождения. Кроме того, по словам доки- психолога из управления Холлорана, куча примет на местах преступлений свидетельствует о чисто личном характере дела. Например, экскременты на стенах чикагского дома. Классический признак ненависти ребенка к родителям. Журналистам об этом не сообщалось.
Магоцци взглянул на собственные каракули, превращавшиеся в бессмысленные штрихи.
– Застрелив их в церкви, он расстегнул одежду, вырезал на груди кресты – медэксперт говорит, что тела чуть не насквозь пропороты, – а потом опять застегнул.
Джино облизнулся, тяжело сглотнул.
– Видно, дело действительно личное.
