— Все так… Да смотри, не забудь расплатиться, как в тот раз.
«Тем разом» был случай четыре года назад, когда Упрям, закупая травы у одного толкового знахаря, запамятовал выложить деньги. Знахарь, давно имевший дело с чародеем, не сказал ни слова, полагая, что плату получит в следующий раз. Поскольку был он очень терпелив, ждать пришлось долго… История едва не закончилась предельной обидой. Упрям же (а день был ярмарочный, как сегодня), сделав все покупки, очень обрадовался, когда обнаружил, что у него остались «лишние деньги». Он рассудил, что это учитель решил порадовать его на праздник, и с легким сердцем прогулял излишек, крутясь подле скоморохов и лотков со сластями (девушки его в тот год еще не слишком интересовали). Понятное дело, чародей ничего не заподозрил и, когда дошли до него слухи о ворчании знахаря, подумал, что травник на старости лет впал в забывчивость. И с самыми лучшими намерениями переслал знахарю чудодейственную настойку от такой напасти. И чуть не приобрел смертельного врага.
Впрочем, с шумом, криком и местами с бранью, но дело уладилось. Ни до, ни после Упрям ничего подобного не творил, и по большому счету имя его оставалось незапятнанным, но время от времени Наум считал нужным вернуться к тому случаю, дабы напомнить ученику о пользе внимательности.
— Учитель, но это когда было! И то ведь случайно! — взмолился Упрям, которому каждое такое напоминание было, что острый нож по сердцу.
— Ну, будет, — вздохнул чародей. — Я ведь старое не со зла поминаю… Говори, что еще делать должен.
— Еще снеди прикупить, как обычно, масла побольше. Да, у нас соль кончается, всю на опыты извели, так я возьму мерку-другую?
— Возьми. А еще вот что сделай. Заверни в кремль, повидайся с князем и передай ему вот это, — чародей протянул туесок. — Будет занят князь — подожди, только лично в руки ему передай, не доверяй никому больше.
Лицо Упряма просветлело, он даже невольно приосанился, благоговейно принимая туесок. Что поделать — молодо-зелено, юнцу только дай пройтись по кремлю с видом занятого человека.
— Слушаюсь, учитель! Все исполню, не подведу!
Упрям сдержал обещание. Он ничего не перепутал, разъясняя кузнецу, что и как надо сделать с чародеевой посылкой, закупил нужных продуктов (и в нужных количествах, не упирая на особо вкусные в ущерб особо питательным), придирчиво осмотрел заказанный у заморского купца котел, прежде чем за него расплатиться. Единственной ошибкой, если это вообще можно назвать ошибкой, было то, что для сбережения времени он все делал по дороге — и в кремль явился, как бродячий барахольщик, с грудой покупок на одолженной телеге, соответственно, пешком ведя недовольного Ветерка в поводу. И чувствуя себя глупее некуда под удивленными взглядами княжеских гридней.
Князь был занят, судил да рядил с боярами дела важные, неотложные. Упрям загнал телегу в глухой угол за конюшней, а сам присел в тенечке, озирая двор. Кругом царило возбуждение того особого свойства, которое передается людям неосознанно от близкого присутствия важных особ. Все были преисполнены ощущением важности тех решений, что принимал сейчас князь, но чего именно они касаются — толком не знал никто. Гридни и дружинники, не особо скрывая бесцельность блужданий, слонялись по двору и пытались ненавязчиво расспросить прислугу, суетливо сновавшую между Гостиной палатой и Думным теремом.
Какое-то время Упрям любовался статными воинами, ловя себя на нелепой зависти к ним. Он хорошо понимал, что к дружинному делу не слишком пригоден, ибо не обучен; знал, что иные отроки из княжьего детинца, напротив, с завистью смотрят на него самого; понимал, наконец, что его чародейное ремесло не менее важно для родной земли, чем воинское. И все эти соображения были не просто наставлениями Наума, но и собственными выводами. Однако ничего не мог Упрям с собой поделать, и часто окунался в мальчишеские мечты, в которых видел себя облаченным в горящую на солнце кольчугу, опоясанным добрым мечом, окруженным славой великого богатыря. Или, на крайний случай, толкового воеводы.
Нет, не слава сама по себе манила, а то неизъяснимое право ходить с гордо поднятой головой и смотреть на людей прямо и открыто — право, которое имеет всякий воин, свято блюдущий свою честь.
— Ты, что ли, до батюшки князя просился? — оторвал его от размышлений чей-то голос.
— Ну я, — поднялся на ноги Упрям, удивленно оглядывая собеседника.
Перед ним стоял отрок, пожалуй, моложе его года на два, с детским еще лицом. Странно, но одет он был по-крестьянски: в чистую, хотя как-то нелепо сидящую на нем рубаху, холщовые штаны на ладонь длиннее, чем нужно и, несмотря на жару, в невероятный, тертый и трепаный малахай, заломленный на затылок. Представить себе этого мальчишку, в какой бы то ни было должности, при княжеском дворе было нелегко, тем не менее, держался он уверенно, глядел чуть ли не с вызовом.
— Так иди, чего расселся-то? Не прикажешь ли князю тебя, лентяя, дожидаться?
— Ты сам-то кто? — спросил Упрям.
— Не тебе спрашивать! Кому надо, тот знает, а всякому другому оно без надобности, — бойко ответил мальчишка. — Ну, так ты своего князя вниманием пожалуешь или как?
«Своего князя? Э, да нахал-то, может, прислуга кого из гостей», — догадался Упрям. Гостей у князя завсегда много, а в эти дни, по случаю весенней ярмарки, и подавно: и купцы знатные, и вельможи чужеземные, каждый с обильной свитой.
Тут лучше поостеречься и не учить пришельца уму-разуму. Не приведи боги, окажется его хозяин обидчивым и решит, что ученик чародея нарушил закон гостеприимства. Упрям нарочито медленно одернул рубаху и спросил:
— Куда идти-то? Чем кричать, лучше дело говори.
— Куда-куда… в светлицу, конечно, там укажут, — ответил отрок уже не задиристо, явно думая о чем-то другом.
Упрям поднялся по резному крыльцу, отворил дверь и шагнул в терем. В передней дожидались чего-то пять или шесть гридней.
— Доброго здоровья, служивые, — обратился к ним ученик чародея.
— Добро и тебе, — ответил ближайший, — Чего надобно, малый?
— Меня князь ждет.
— Тебя? — недоверчиво хмыкнул гридень. — И кто же ты таков?
— Это парень чародея Наума. — сказал другой. — Упрямом его кличут.
— Вот как… Впустить, что ли?
— Конечно, чародей без дела не пошлет. Что, малый, как нынче здоровье Наума?
— Не жалуется, — ответил Упрям, слегка подивившись вопросу: кому же и быть здоровым, как не чародею? То есть, конечно, хвори никого не минуют, но для своих девяноста шести Наум был вполне крепок.
— Как тебя, малый, Упрям? — переспросил первый гридень. — Ну а я Прыгун. Идем, провожу.
Он провел Упряма по всходу наверх, до нужной светлицы, и толкнул тяжелую дубовую дверь:
— Князь-батюшка, отрок чародеев, Упрям, к тебе явился.
Наглый мальчишка оказался еще и обманщиком: князь Упряма не ждал. Разговор в светлице замер на полуслове.
Разговор? Да нет, тут уже не разговор, перебранка кипела…
Застыли два боярина, готовые вцепиться друг другу в бороды, застыла неприятная усмешка на лице чужеземного вельможи чуть поодаль от них, застыла в воздухе княжья длань, воздетая, надо думать, для наведения порядка. Прыгун, поняв, что вместе с учеником чародея его занесло сюда в наименее подходящий миг, испарился.
По всей видимости, накал страстей в светлице достиг уже того предела, за которым человек перестает быть похожим на себя. Появление постороннего резко охладило всех — люди как-то разом смутились, притихли, и, хоть Упрям стоял перед князем красный как рак, у того и мысли не возникло выгнать не вовремя возникшего юнца.
— Здрав буди, княже, — выдавил из себя Упрям.
— И тебе поздорову, — кивнул тот.
— Я вот вроде по делу…
— Хм. Это хорошо, что не в бирюльки играть, на бирюльки у меня сейчас времени нету, — улыбнулся
