идиотам. Многие из новых шлюзных сторожей, в особенности в людных местах реки, — нервные суетливые старики, совершенно непригодные для своих обязанностей. Здесь же встречаешься с другими лодками и обмениваешься речными сплетнями. Темза не была бы волшебной страной, если бы не ее увитые цветами шлюзы.
По поводу шлюзов мне вспоминается катастрофа, едва не постигшая меня и Джорджа одним летним утром в Хэмптон-Корте.
День был чудесный, и шлюз кишел народом; и, как это водится на реке, предприимчивый фотограф задумал изобразить нас разбросанными по поднимающейся воде.
Я не сразу заметил, что происходит; поэтому очень удивился, увидев, что Джордж поспешно разгладил свои брюки, взъерошил волосы и залихватски заломил шапку на затылок; после чего, придав лицу выражение смешанной приветливости и печали, он принял грациозную позу и постарался запрятать ноги.
Первой моей мыслью было, что он внезапно заметил знакомую барышню, и я стал смотреть по сторонам, разыскивая, кто бы это мог быть. Все присутствующие словно внезапно одеревенели. Все они стояли или сидели в самых оригинальных и любопытных позах, какие мне когда-либо приходилось видеть лишь на японских веерах. Девицы все улыбались. Ах, и до чего же они были милы! А молодые люди хмурились и выглядели суровыми и благородными.
И тут, наконец, меня озарил истинный смысл происходившего, и я встревожился мыслью, поспею ли? Наша лодка была на первом плане, и мне казалось неделикатным испортить фотографу его снимок.
Поэтому я живо обернулся и занял позицию на носу, опершись на багор с небрежной грацией, свидетельствовавшей о ловкости и силе. Затем я выпустил на лоб вьющуюся прядь и изобразил выражение мечтательности, с примесью легкого цинизма, которое, как говорят, мне к лицу.
В то время как мы стояли, дожидаясь решающего момента, кто-то за нами крикнул:
— Эй, там! Смотрите на свой нос.
Я не мог оглянуться, чтобы узнать, в чем дело и на чей нос требуется смотреть. Я искоса взглянул на нос Джорджа. Нос оказался нормальным — по крайней мере, в нем не было ничего, подлежащего изменению. Скосил глаза на свой, и он также оказался таким, как можно было от него ожидать.
— Смотрите на свой нос, вы, глупый осел! — повторил тот же голос, но громче.
Потом другой голос крикнул:
— Вытащите свой нос! Вы что не слышите, — вы, двое с собакой!
Ни я, ни Джордж не смели оглянуться. Рука фотографа была у аппарата, он с минуты на минуту мог щелкнуть затвором. Нас ли это они окликают? Что случилось с нашими носами? Откуда их надо вытаскивать?
Но тут весь шлюз поднял крик, и громовой голос позади нас рявкнул:
— Смотрите на лодку, джентльмены, вы, те, что в красной и черной шапках! Поторопитесь, не то фотограф изобразит два ваших трупа!
Тогда мы взглянули и увидели, что нос нашей лодки застрял под бревнами шлюза, а прибывавшая вода поднимается вокруг и опрокидывает ее. Еще минута, и все будет кончено. С быстротой молнии каждый из нас схватился за весло, мы мощным ударом высвободили лодку, оттолкнувшись от стенки, в то время как сами полетели вверх тормашками на дно.
Мы не удались на фотографии, Джордж и я. Разумеется, как и следовало ожидать, фотограф пустил свою окаянную машину в ход в тот самый момент, когда мы оба лежали на спине с диким выражением «где я? что случилось?» на лице и отчаянно размахивали в воздухе четырьмя ногами.
Наши ноги, несомненно, оказались на переднем плане. Собственно говоря, едва ли было видно что- либо другое. Из-за них выглядывали части других лодок и фрагменты пейзажа; но все и всё на шлюзе казались такими незначительными и жалкими по сравнению с нашими ногами, что остальная публика чувствовала себя вконец пристыженной и отказалась подписаться на фотографии.
Владелец одного парового катера, изъявивший желание взять шесть экземпляров, отказался от заказа при виде негатива. Он сказал, что возьмет их, если кто-нибудь сумеет показать ему его катер, но никто не смог этого сделать. Катер притаился где-то за правой ногой Джорджа.
У нас было немало неприятностей по этому случаю. Фотограф считал, что мы каждый обязаны взять по дюжине экземпляров, ввиду того, что фотография на девять десятых состоит из нас, но мы отказались. Мы объявили, что не прочь сниматься во весь рост, но предпочитаем при этом находиться в надлежащем виде.
На шесть миль выше Стригли находится Уоллингфорд, очень старинный город, игравший деятельную роль в английской истории. Это был грубый глинобитный город в дни бриттов, гнездившихся здесь, пока их не выселили римские легионы, заменившие глиняные стены мощными укреплениями, следы которых доныне еще не удалось изгладить времени, так умело строили эти древние каменщики.
Но время, хотя и приостановленное римскими стенами, скоро истерло римлян в прах: и на той же земле, в позднейшие годы, сражались дикие саксы и грузные датчане, пока не пришли норманны.
Город оставался обнесенным стеной и укрепленным вплоть до Парламентской войны, когда подвергся долгой и жестокой осаде Фэрфакса. Наконец он пал, и стены его сровняли с землей.
От Уоллингфорда вверх до Дорчестера окрестности реки становятся все более холмистыми, разнообразными и живописными. Дорчестер стоит в полумиле от реки. Можно достигнуть его, поднявшись вверх по Темзе на веслах, но всего лучше расстаться с рекой у шлюза Дэй и взять поперек полей. Дорчестер — очаровательно мирное местечко, погруженное в тишину, безмолвие и сонливость.
Дорчестер был, подобно Уоллингфорду, крепостью в древнебританские времена; он назывался тогда Каер Дорен, «город на воде». В позднейшие времена римляне устроили здесь большой лагерь, укрепления которого кажутся теперь низкими, ровными холмами. В саксонскую эпоху здесь была столица Уэссекса. Дорчестер — очень древний город, был некогда великим и могущественным. Теперь он, в стороне от подвижного света, клюет носом и грезит.
Очень пышны и красивы окрестности реки вокруг Клифтон-Хэмпдена, который и сам по себе очарователен, — старомодная, мирная деревушка, изобилующая цветами. Если ночевать в Клифтоне, нельзя выбрать ничего лучше, чем «Ячменный стог». Могу сказать, что это занятная, наиболее древняя харчевня на всей реке. Она стоит направо от моста, в стороне от деревни. Ее низко спускающаяся остроконечная крыша, крытая тростником, ее решетчатые окна придают ей нечто сказочное, между тем как внутри она еще более напоминает о «некотором царстве, некотором государстве».
В ней не следует останавливаться героине современного романа. Героиня современного романа всегда бывает «божественно высока» и то и дело «выпрямляется во весь рост». В «Ячменном стогу» она стукалась бы головой о потолок каждый раз, когда ей вздумалось бы выпрямиться.
Также это неподходящая гостиница для пьяницы. Слишком уж много в ней сюрпризов в виде неожиданных ступенек, ведущих то вниз, то вверх; что же касается того, чтобы подняться по лестнице к себе в спальню или найти свою кровать, однажды поднявшись, — обе эти операции оказались бы одинаково невыполнимыми для него.
Мы рано встали на следующий день, задавшись целью быть в Оксфорде до вечера. Поразительно, как рано можно встать, когда ведешь кочевую жизнь. Когда лежишь, завернувшись в плед на досках лодки, с подсунутым под голову саквояжем, далеко не так жаждешь поваляться «еще пять минут», как это бывает, когда лежишь на перине. Мы успели позавтракать и миновать Клифтонский шлюз к половине девятого.
От Клифтона до Калэма берега реки плоски, однообразны и неинтересны; но после Калэмского шлюза, наиболее холодного и глубокого на всей реке, пейзаж становится привлекательнее.
В Эбингдоне река проходит у самых улиц. Эбингдон — типичный провинциальный городок низшего разряда, тихий, чрезвычайно почтенный, чистый и отчаянно скучный. Он гордится своей древностью, но сомнительно, чтобы мог соревноваться в этом с Уоллингфордом и Дорчестером. Когда-то здесь стояло знаменитое аббатство, и в том, что сохранилось от его освященных стен, теперь варят пиво.
В церкви Святого Николая в Эбингдоне имеется памятник Джону Блейкуоллу и жене его Джейн, скончавшимся после счастливой супружеской жизни в один и тот же день, 21 августа 1625 года; а в церкви Святой Елены есть надпись, гласящая, что В. Ли, скончавшийся в 1637 году, «имел в течение жизни двести без трех человек потомства». Сделав вычитание, вы увидите, что в семействе господина Ли насчитывалось
