интерес к жене (ранее не было сил), а после того как Аня убежала, долго валялся на перине, счастливый от самой мысли, что горестные дни кончились.
…Конрад прислал им коней, когда резня под Плесковом завершилась. Богданов с Аней вскочили в седла и поскакали. С высоты не видно, что делают бомбы на земле, даже Богданову не доводилось глянуть… Разорванные в клочья тела, сизые внутренности на тынах, человеческие головы под ногами копыт, собака, несущая в зубах оторванную руку… Разрубленные и потоптанные копытами трупы; везде кровь, кровь, кровь… Тошнотворный запах разорванных внутренностей и прело-железистый кровяной… Богданова замутило, Ане стало плохо: ее рвало, полдня она пролежала как мертвая.
Их поселили в княжьих палатах, многочисленные слуги хлопотали изо всех сил, Аня поднялась. Однако ходила бледная, смурая. Как-то Богданов проснулся и услышал горячий шепот. Он приоткрыл глаза и увидел жену. Она стояла на коленях перед лампадкой, освещавшей икону, и горячо молилась. Богданов прислушался. Среди торопливых слов то и дело доносилось «раба Божьего Андрея»… Она молилась за него, просила простить его прегрешения. Богданов еле сдержался. Когда Аня, закончив, скользнула под одеяло, он молча обнял ее и привлек к себе. Она затихла, приникнув к его плечу. Он гладил ее волосы и целовал русую макушку, задыхаясь от нежности. Она почувствовала и заплакала. Однако слезы эти были светлыми…
После той ночи Аня ожила. Негорад, устав ждать просьбы богатыря, сам прислал портниху. Аня загорелась, чему Богданов только радовался. Пусть шьет! Пусть носит свое платье! Лишь бы стала прежней…
Сладостное безделье в постели прервал постучавший в дверь гридень. К богатырю просится какой-то купец, сообщил отрок. Богданов оделся и велел звать.
Это был Конрад! Богданов понял, почему ошибся гридень. Швейцарец облачился в русское платье: порты, свиту, нахлобучил шапку с меховой отделкой. Ни дать ни взять – купец с торга! Только лицо вытянутое, нездешнее. По всему было видать, что Конраду неловко: он смущенно улыбался и поклонился неуклюже.
– Рад видеть тебя, кондотьер! – сказал Конрад. – Зрав ли ты?
– Зрав! – засмеялся Богданов, обнимая швейцарца. – С чего вырядился?
– Привыкаю! – сообщил наемник. – Я теперь русский, и звать меня Кондрат.
– С каких пор? – изумился Богданов.
– Боярская старшина решила. Постановила принять меня в Плесков купцом, но не немцем, а русским. Посему и писать меня везде Кондратом. В награду за оказанную услугу дать мне в Плескове лавку, дом и освободить от податей.
– Ну и ну! – покачал головой Богданов. – Вот это дар!
– Я не ждал его! – сказал Конрад, он же Кондрат, смущенно. – Мы не так много побили немцев. Даже растерялся… Ульяна обрадовалась. Хочет перебраться в Плесков, я не против.
– А парни?
– Их звали остаться, но они сомневаются. Русские воюют конными, мы – пешими. К тому же здесь наделяют землями, парни привыкли к серебру. Думают идти в Ригу. Тамошний архиепископ с радостью примет победителей ордена, к тому же добрых католиков.
Богданов кивнул.
– Наша кондотта в силе! – напомнил Конрад.
– Побудьте, пока воротится дружина Довмонта! – попросил Богданов. – В Плескове мало воинов. Придут, можете уходить.
Конрад поклонился.
– Пойдешь с ними или останешься?
– Остаюсь! – сказал наемник. – Надоела война, с четырнадцати в латах. К тому же Ульяна беременна. Мы решили венчаться…
– Пускаешь корни? – обрадовался Богданов.
– Совет был добрым! – согласился Конрад.
– Приду на свадьбу! – пообещал Богданов, разгадав невысказанную просьбу.
– И Анна?
– Разумеется! Ульяну каждый день поминает!
– А Ульяна Анну!
– Судьба… – задумчиво произнес Богданов. – Думаю, ни ты, ни я не представляли, что так выйдет.
– Почему? – возразил Конрад. – У вас с Анной было видно…
Богданов поднял брови домиком.
– Вы так смотрели друг на друга! Украдкой, когда другой отворачивался. Но я-то видел! Мне много лет, кондотьер…
– Перестань звать меня кондотьером! – сказал Богданов. – Уговор с тобой кончается, и не в нем суть. У нас люди, воевавшие вместе, обращаются по имени.
– Постараюсь привыкнуть! – пообещал Конрад.
Прощаясь, они снова обнялись. Теперь Андрей сидел у окна, наблюдая за княжьим двором. Терем, где их разместили, занимал третий этаж, вид с высоты открывался замечательный. Ничего интересного внизу, впрочем, не происходило. Бегали слуги, проскакал конный гридень, видимо, посланный с поручением, поварята тащили к кухне откормленную свинью. Предчувствуя свою участь, свинья упиралась и визжала. Внезапно Богданов заметил за оградой толпу. Она валила к воротам, занимая всю улицу. Богданов встал и присмотрелся. Во главе толпы шествовали празднично одетые люди. Богданов узнал Негорада и нескольких бояр, чьих детей и близких он лечил. Рядом со старшиной вышагивал в парадном облачении настоятель Троицкого собора.
«Это они чего? – удивился Богданов. – К кому?.. Наверное, к сыну Довмонта, звать на княжество! – догадался он, но тут же засомневался: – Наследовать полагается старшему, а тот ушел с дружиной. В Плескове – младший. Избрали его? Конрад говорил про боярскую старшину, – вспомнил лейтенант. – Ясное дело, собиралась она не ради швейцарца, с ним решили попутно. Значит, к княжичу… Интересно, швейцарец знал? Мог бы сказать, купец новоокрещеный!..»
Неожиданно воздух перед Богдановым уплотнился, прозрачная, но прочная на вид перегородка встала за окном. Летчик с изумлением заметил, что внизу все замерло. Остановились, подняв ноги для шага, Негорад и настоятель, застыли с веревками в руках поварята, так и не дотащившие свинью к кухне, да и сама свинья лежала на спине, вытянув кверху ноги, которыми только что брыкалась. «Это что?» – изумился Богданов.
– Заждался меня? – спросили за спиной.
Богданов стремительно обернулся. На лавке в отдалении сидел старик в рясе. Полузабытое моложавое лицо… Старик смотрел на него сурово.
– Привет!.. – растерянно сказал Богданов.
– И я тебя приветствую! – звучным голосом сказал гость. – Так заждался?
Богданов кивнул.
– Ругал меня? Поносил словами срамными? – спросил старик. Ощущалось, гость настроился на нотацию. Только Богданов не собирался выслушивать.
– Зачем людей обманываешь? – спросил хмуро.
– Кого? – удивился старик.
– Княжну! Пообещал, что выйдет за меня!
– Я такого не обещал!
– Отроковица передала: «Прилетит Богдан, поцелуй его троекратно! Обретешь себе мужа!» Говорил?
– Говорил.
– Обманул!
– В чем? Я сказал: «Обретешь себе мужа!» Я не сказал: «Обретешь его мужем».
– Зачем тогда целовать?
– Ты намеревался ее убить. Забыл? Поцеловав тебя, княжна дала знать: она друг…
– Так! – перебил Богданов. – Не юли! Сделал девушку несчастной!
