— Ватрушечку, деточка, захвати… — вся сияя, говорит Ляле тётя Сватья.
Ляля берёт ватрушку и бежит в сад.
Посреди сада кружочком растут кусты. Можно спрятаться среди этих кустов. Можно долго сидеть, притаившись между ветвей, а все в доме будут её искать и думать, что Ляля пропала.
Всё вокруг жужжит, звенит и стрекочет. Тонко и звонко поёт свою песню муха над лялиной шапочкой. Ходит петух у сарая бабушкиного дома, Он откидывает назад широкую, яркорыжую шею, вздрагивает, застывает на месте и громко орёт.
Ляля медленно отворяет калитку и выходит на улицу. Серой, широкой дорогой спускается к морю пыльная улица.
Тишина, Изредка слышны у моря пронзительные и острые в неподвижном воздухе выкрики…
— А-а! — говорят внизу.
— У-у! — отвечает кто-то сверху.
И опять тишина. Медленно вьётся шмель над лялиной шапочкой, поёт свою летнюю песенку.
И вдруг Ляля видит, что напротив бабушкиного дома, за плетнём, сидят какие-то двое на корточках.
Увидев Лялю, те, кто сидят на корточках, выходят на улицу. Это девочки. Ляля смотрит на девочек. Девочки смотрят на Лялю.
Молчат.
И вдруг одна девочка, та, что поменьше, манит Лялю рукой и делает ей непонятный знак указательным пальцем.
— Что? — спрашивает Ляля и бежит им навстречу.
— Ишь, расфрантилась, — говорит одна девочка топотом и толкает другую.
— А шапка-то, шапка, а на носу-то кисточка, словно у индюка, — тоже топотом отвечает другая.
— Что? — удивившись, говорит Ляля.
— Индюк! — говорит меньшая девочка громко и показывает пальцем на лялину пелеринку.
— Индюк! — повторяет старшая, и обе смеются.
Ляля молча стоит против девочек. Ей бы хотелось заплакать, но она не может.
Опустив голову, очень медленно Ляля идёт домой — к маме и бабушке.
— Ляля, хочешь малины? — говорит мама, когда Ляля подходит к столу. — Я выдерну хвостики из ягод.
Ляля стоит возле мамы, низко опустив голову.
— Что с тобой? — говорит мама.
Ляля не отвечает.
— Нет, что случилось всё-таки? — отставив тарелку, спрашивает мама.
Ляля видит, что мама встревожена.
— Индюк! — говорит Ляля и тихонько всхлипывает.
— Что такое? — не понимает мама.
— Индюком обозвали… — говорит Ляля ещё тише и опускает голову совсем низко.
— Ну полно, девочка, полно, — шопотом говорит мама и берёт Лялю за руку. — Не хочешь же ты в самом деле, чтобы я пошла на улицу драться с ребятами за тебя.
— Конечно, может, по-городскому одета, не видывали… — виновато вздыхает председатель.
— Что?! — говорит бабушка, словно проснувшись. — Индюком обозвали? Кто? Кто сказал «индюк»? Укажи! Да что же это такое? Как так? — и вся покрывается красными пятнами.
Ляля молчит.
Тогда бабушка шумно отодвигает стул и берёт её за, руку. Большими шагами она выходит во двор. За ней, подпрыгивая и всхлипывая, семенит Ляля.
Бабушка широко распахивает калитку.
— Кто сказал «индюк»? — говорит она и отпускает лялину руку.
За плетнём тишина. Только над лопухами мелькают две белокурые головы, но сейчас же прячутся.
— Ужотко!!! — говорит бабушка и широким шагом возвращается в дом.
«Ты таскала меня за волосы»
Открыв глаза, Ляля смотрит на потолок.
На потолке большое пятно. Мелкая рябь гармошкой бежит по низкому потолку. В окошко влетает ветер. Он шевелит накрахмаленную занавеску… Гомонком, непривычным шелестом бьётся в окошко улица.
Кругом так тихо… и вдруг не своим, а каким-то удивительным, тонким голосом заорал под окошком петух.
Ляля жмурится. Но уже не может заснуть. Она открывает глаза и видит комод. Он накрыт толстой вязаной скатертью. «Что такое? Откуда здесь этот комод?» — думает Ляля и вспоминает, что это она не дома, а у бабушки.
— Мама! — зовёт Ляля.
Вместо мамы к ней наклоняется тётя Сватья — Анюта. Она часто, часто мигает ясными глазками.
— А мамочка спит, — говорит Сватья. — Бабка сказывала — не будить. «Нехай, — говорит, — отдохнут с дороги. Оне городские. Привыкли вставать не раньше часу восьмого, а то и девятого. Так ты, — говорит, — не буди. Ходи, Анюта, на цыпочках…» И вот я с шестого часу, детка, на цыпочках. Только, если ты, значит, сама по себе пробудилась, так и ладно, вставай, одевайся. Я сметанкой напою. Бабка велела! Наша сметанка — что твоё масло. Такая у нас сметанка, что у вас в городу такой и не слыхано… Ну, вставай, вставай!..
Ляля садится на кровати и, осторожно свесившись, заглядывает в тёмную дверную щелку соседней комнаты.
В той комнате ставни ещё плотно закрыты. Сквозь узкую трещину, между окном и ставней, тянется плоский лучик. Бабушки нет. Но, в нежно-серой тени белеет на одеяле мамина маленькая рука со знакомым колечком… Из тёмной комнаты пахнет тёплым и душным.
Зато как светло у Ляли в комнате с растворенным окошком! Даже пол здесь тёплый и яркий.
Ляля одевается и выходит в сад.
Утро. В саду ни души. В яркосинем небе стоит горячее солнце. Оно подымается всё выше, высоко, высоко… Оно палит сверху землю и траву. В будке под тёплым солнышком дремлет пёс. От нечего делать Ляля садится на траву. Она сидит, широко раскрывши рот, слегка скособочась, крепко сжав худые немытые руки. «Чем здесь пахнет? Наверно, ветром. Здесь не так, как дома, не так, как на даче…»
Ляля тихонько встаёт, открывает калитку и смотрит, нет ли на, улице девочек. Крепко держась рукой за бабушкину калитку, она останавливается на дороге.
С обеих сторон белой от пыли дороги всё те же белые домики с печками во дворах. На белых домиках камышовые крыши. «Разве такие крыши не промокают, когда идёт дождик?» — думает Ляля.
…И вдруг она замечает, что на пригорке лежат три лодки. Их зачем-то перевернули вверх дно».
Днища лодок залиты смолой, смола, густая, а днища широкие. Рядом с лодкой лежит комочек сетей…
Ляля видит, что на верёвке у противоположного дома сушится скатерть. Вдруг эта скатерть падает на траву, и видно, что скатерть вся в клеточку. Нет, это не скатерть, а тоже сетка, и какая большая, длинная… Ляля никогда не видела такой длинной сетки. Чтобы лучше разглядеть её, Ляля отпускает калитку и делает шаг вперёд. В это время из соседнего, дома выбегают девочки. Те самые, что вчера сказали «индюк».
Ляля видит теперь, что одна из девочек, та, что побольше, коротко острижена. Личико у неё
