придавила мощными подошвами ботинок чинарики, сориентировалась по сторонам света, поправила на плечах боевое оружие и — разбрелась. Прямо, налево и направо.
Остальные догадались, что-то происходит. Но никак не могли понять: что именно?
— Не опасно будет? — спросил бригадир лягушатников, Иваныч. — У нас в руках, ничего.
— Не опасно, — успокоил его Гвидонов…
Но какое-то любопытство появилось, все стали смотреть на рацию в руках Гвидонова и ждать первых сообщений.
Типа: лети с приветом, прилетай с ответом.
Первым подал голос тот охранник, который ушел налево. В черной коробочке раздался фоновый шум, и на его волне возник официальный голос:
— Докладывает третий. Прошел десять минут… Что-то здесь не так. Но, может, показалось.
— Что не так? — спросил Гвидонов.
— Что-то не так. Такое ощущение, что кто-то за мной наблюдает. Отчетливое ощущение… Но, может, показалось.
— То есть, вы никого не замечаете?
— Никого не видно. Но что-то не так.
— Оставайтесь на месте и ждите. Если нужно, немедленно выходите на связь.
— А что мне делать?
— Я же сказал, ждать.
— Кого?
— Нас, естественно. Мы к вам подойдем.
— Хорошо, — сказала рация и отключилась…
Через пять минут доложили остальные два охранника. Они прошли пятнадцать минут и остановились. Ждали дальнейших распоряжений. Ничего интересного не обнаружили.
— Возвращайтесь, — приказал им Гвидонов.
На километровой карте, где то место, в котором они находились, было заштриховано сплошным зеленым цветом, — он отметил карандашом, для истории, их маршрут от базы, и точки, из которых подали голос охранники.
Не прошло и двух минут, как снова возник третий.
— Докладываю, — сказал он. — Долго еще ждать?
— Что-то случилось? — строго спросил его Гвидонов.
— Никак нет… Но подозрительно очень.
— Что подозрительно?
— Все. Все здесь подозрительно… Разрешите отступить?
— Очень хочется? — спросил с небольшой издевкой Гвидонов.
— Как прикажете.
— Отступай, — разрешил он. — Только с оглядкой.
— Есть, — откровенно обрадовано отозвался охранник на том конце невидимого провода.
Точно такое облегчение пришло и к Гвидонову. Напряжение отпустило, и он окунулся в расслабленное воздушное какое-то состояние. Которое было знакомо ему. Оно означало, что появилась какая-то часть дороги, которую нужно пройти. И что дорога эта, — ведет в нужном направлении.
Версия.
Туда ее в душу.
— Пусть кто-нибудь из вас кричит. Каждую минуту. Как можно громче… А то будем их тут ждать до морковкиного заговенья, — сказал Гвидонов лягушатникам.
Подошел к профессору и снова сел рядом с ним.
— Для вас работа, — сказал он негромко.
— Вы думаете? — спросил профессор.
— Я не думаю, — ответил Гвидонов. — Я — знаю.
Позволил себе такую дерзость. Все знать. В чужих глазах.
Наврать про себя в три короба.
Для пущего тумана… Где скрывалось бахвальство. За которое он тут же осудил себя.
— Но это же… — сказал профессор. — Это же… Из ряда вон… Я не верю…
Голосовой маяк сработал. Бойцы не плутали, и подтянулись к месту сбора вовремя.
Гвидонов не дал им передохнуть, скомандовал «Подъем», — и экспедиция, взяв направление налево, — тронулась с места.
Вокруг был летний день, озарявший безмятежные красоты. Где-то высоко светило Солнце, рядом с которым проплывали белые, похожие на комки из ваты, облака. Небо было голубое-голубое. Невинное- невинное. Глубокое-глубокое.
Казалось, в такой замечательный жаркий день, в котором все было знакомо, и видено-перевидено тысячи раз, — ничего не могло возникнуть нового.
Тем более того, чего стоило опасаться.
Иваныч каждую минуту орал маяком, чтобы установить звуковой контакт с «третьим». Тот пару раз по рации отвечал, что ничего не слышит, а потом услышал, и сказал, что рацию выключает, и тоже будет кричать.
Чтобы шли на его голос.
И его голос стал слышен.
Как-будто это потерялся грибник. И теперь звал своих товарищей. На злачное место. Где этих маслят видимо-невидимо. Этих маслят…
— Владимир Ильич, Владимир Ильич, — услышал Гвидонов за спиной голос профессора, — можно вас на минуточку…
Голос был какой-то не такой, словно местная гадюка выползла между ними на тропу, а профессор ее увидел.
Гвидонов оглянулся.
И профессора не узнал.
Хотя тот подошел почти вплотную.
Как его, спрашивается, можно было узнать, когда все лицо у него было покрыто крупными каплями пота, а зрачки перепуганных глаз стали напоминать пятикопеечные монеты.
— Что случилось? — коротко бросил Гвидонов, и стал оглядываться по сторонам.
Правая рука рефлекторно потянулась к приятной тяжести «Вальтера» подмышкой.
Настолько вид профессора поразил его.
— Что? — повторил Гвидонов.
Но тот, от потрясения, которое переживал, не мог даже толком объяснить, в чем дело.
Гвидонов быстро оглянулся по сторонам, но не заметил ничего подозрительного.
— Стой, — громко крикнул он растянувшейся цепочке экспедиции.
Народ замер на месте.
Тогда он включил рацию и сказал третьему:
— Нас видишь?
— Слышу, но не вижу, — ответил тот.
— Вот и двигай на голос. Сам.
— Есть, — обрадовано ответил третий…
Профессора, который, все больше покрываясь потом, уселся на землю и скрючился, словно отбивая ей поклон, — подхватили под руки и поволокли обратно. Охранники выставили по сторонам стволы и отступали последними.
Тут показался и третий, который мчался к ним, как молодая газель.
Не разбирая дороги. Которой не было.
— Что случилось? — спросил он, подбежав, переводя кое-как дыхание.
— Профессору плохо, — сказали ему. — Непонятно отчего. Может, его кто перепугал… Или клещ
