перепахивать.
Одним словом, из кукурузы в нынешнем году ничего не выйдет, — заняли землю, затратили много труда, горючего, семян, и все это пошло прахом. Страшно, однако, не столько это, сколько то, что отличную культуру скомпрометировали в глазах народа.
Мне кажется, что для начала надо было посеять гектаров десять, да сеять, когда прогреется земля, и был бы урожай. Десять-то гектаров прополоть было бы не трудно. Народ понял бы все преимущества и всю выгодность кукурузы, и на будущий год можно бы увеличить площадь посева. Но запланировали, не испытав и не проверив, именно пятьдесят, с самого начала загубили дело вредной поспешностью, продиктованной оглядкой на областное начальство.
Проходя мимо избы Павла Ивановича, трудолюбивейшего из здешних стариков, увидел у него на огороде отличную кукурузу. Посеял он ее просто так, из интереса, сеял и в прошлом году и собрал спелые початки. Соберет и нынче, надо полагать, хотя весна была поздняя и холодная, — кукуруза у него уже по плечи, каждое растение, раскинув листья, стоит зеленое на чистой черной земле. Так, вероятно, узнав свою выгоду, начинали здесь некогда сеять лук, цикорий, горошек, мяту, тмин. Приказом-то не очень возьмешь, необходим пример.
Из всего этого следует, что новый порядок планирования из-за канцелярских методов, которые губят живое дело, пользы пока что не принес.
Считается, что планирует колхоз, но, как рассказал Николай Леонидович, если составленный правлением и утвержденный общим собранием план не отвечает представлениям начальства, то райисполком его не утверждает. Не в отношении количества продукции, которую должен сдать колхоз, — это было бы понятно, потому что исполком обязан следить, чтоб не нарушались интересы государства, — а в отношении площадей и культур.
Здешнему колхозу, например, запретили чистые пары, планируют ему пары занятые. Но земли здесь очень засорены, навозу мало, и поэтому в чистых парах пока что спасение. Мало того, — когда пары будут занятые, то есть засеянные однолетними травами или же овощами, колхоз не успеет посёять в срок озимые: пока скосят сено или уберут овощи, пока вспашут землю под озимь, глядишь, наступит ранняя в этих местах, дождливая осень. Да и вообще, зачем за счет чистых паров увеличивать посевные площади, если имеющаяся у колхоза земля из-за недостатка рабочих рук плохо используется? Правильнее, мне кажется, было бы все усилия направить к тому, чтобы как можно лучше обрабатывать и удобрять эту землю, чтобы тщательно и в срок пропалывать посевы и таким образом, а не за счет расширения площадей, увеличивать производство зерна и овощей.
Заняв же пары, можно лишь увеличить площадь зарастающих сорняками полей, увеличить потребность в изнуряющей человека прополке, сознательно идти на то, что часть урожая останется в поле.
В колхоз недавно вступило шесть человек. Все больше и больше становится в Ужболе изб под дранкой и железом, окрашенным в зеленый или красный цвет. Починили возовые весы — до недавнего времени они стояли покосившиеся, а теперь их выпрямили, и они светлеются свежими тесинами. Построен телятник, начали строить шлакобетонный птичник. Построили несколько силосных ям — кирпичных, цементированных, и теперь стали закладывать силос.
Особенно радует богатый урожай трав. Наталья Кузьминична то и дело восклицает: «Сено-то нынче как малина!» Кажется, что и природа решила помочь выбирающемуся из нужды колхозу. Впрочем, удивительные урожаи и прежде бывали, а скотина падала от бескормицы, потому что люди, ничего не получая, оставляли луга некошеными. Сильнее природы оказались знаменитые сенокосные трудодни: десять процентов сена, которые получает каждый работающий на сенокосе. Теперь и молодому председателю стало легче.
С утра солнце. Дороги быстро просыхают, только в колеях жирно чернеет грязь. Кричат петухи, гуси, посвистывает всякая пташка. Лениво пошевеливается на слабом ветру листва на деревьях, иные из листьев, повернутые к солнцу, отражают его свет, и дерево переливчато сияет. Еще нет девяти часов. Земля, освещенная солнцем, вовсе не плоская, а в черных канавах, в низинках, поросших муравой, в куртинках лопухов под плетнем, в кустиках травы… Глубокие тени и резкий свет подчеркивают выпуклость, объемность каждого бугорка, кустов, деревьев, изб. Объемность еще усиливается тем, что второй план — луга за избами, плоский силуэт деревеньки на фоне озера — как бы в серебристой дымке.
Часу в одиннадцатом отправился в город. В лугах пахнет спелыми травами, свежим сеном. В густой и черной, начавшей подсыхать грязи вдоль шоссе протоптаны светлые, чуть пружинящие тропинки.
У Василия Васильевича Пирогова, председателя райисполкома, сидит Алексей Петрович Кожухов, секретарь райкома партии. Разговор о том, что без осушения развивать дальше сельское хозяйство в районе уже нельзя — заболачиваются и старопахотные земли. Там, где когда-то, при единоличном хозяйстве, были, осушительные канавки, теперь их нет — тракторы перепахали.
Из-за сырой весны, рассказывают мне товарищи, план сева выполнен только на 90 процентов, а у Ивана Федосеевича, в Любогостицах, на 60. Иван Федосеевич, правда, не унывает: строит свинарник — уже стены выложил, торгует огурцами из теплицы и парников: продаст тонну — десять тысяч рублей в кассе. С грунтовыми огурцами нынче плохо, холодно было, плохо с помидорами, с яровыми хлебами. Зато хороши травы, хорош лук, хороша капуста, картофель неплох. Если осень будет сухая, все это успеют убрать и год сложится не худо.
На многих деревьях вишня еще зеленая, только на некоторых чуть покраснела. Огурцы еще не закрыли плетями грядок, цветут, но завязи мало. Только лук стоит на огородах высокой зеленой стеной, — крупные белые луковицы так и прут из земли. Луку нынче будет много.
В прошлом году в это время деревья стояли сплошь красные от ягод.
Наталья Кузьминична говорит: «Красная сторона», то есть южная, солнечная… Зимой, говорит она, на красной-то стороне хорошо, в избе и светлее и теплее, а летом — жарко. Зимой так и говорят:. «Вы-то на красной стороне живете, вам хорошо!» Много древнего сохранил здешний язык.
На исполкоме идет разговор о кукурузе. Василий Васильевич вызвал председателей колхозов и весьма сурово внушает им, что необходимо принять все меры и прополоть кукурузу, в противном случае виновные будут наказаны. Председатели отлично понимают сложность положения, в каком находится сейчас Василий Васильевич, — агроном с высшим образованием, он ведь не хуже их знает, что во время сенокоса, в самый канун жатвы, в разгар прополочных работ на уродившихся дивно овощах и луке трудно и одного человека послать на прополку неудавшейся в этом году кукурузы. Но председатели обещают, что мобилизуют все силы и кукурузу прополют.
Часу в восьмом вечера отправились в «городище». Солнце еще не село, а в небе уже стоит половинка бледной луны. Мы идем так называемой нижней дорогой, между простершимися к озеру лугами и крутой, длинной грядой, по склону которой уходят вверх поля.
Городище открылось неожиданно, за поворотом.
Два оврага устьями своими выходят на топкую лужайку, уже скошенную, с одиноким стогом сена. Лужайка эта — часть бывших здесь некогда сплошных болот, достигающих озера. Теперь эти болота местами осушены, местами же непроходимы, как и тысячу лет назад. Овраги разделяются длинным и высоким холмом с узким лобастым склоном. Склоны оврагов и холма поросли орешником. Овраги, извиваясь, тянутся далеко в глубь полей.
На этом холме, должно быть, и было городище — древнее поселение, вероятно Ужбол, сперва — мерянский, а потом и княжеский.
Холм с одной стороны защищен был болотом, с двух других — оврагами, и только третью сторону, обращенную к полю, приходилось оборонять. По тем временам это было превосходное естественное укрепление. Впрочем, судя по тому, как округл и ровен опускающийся к лужайке склон холма, кое-что здесь сделано было руками человека. Был, надо полагать, на холме и крепкий тын, за которым отсиживались от неожиданно нагрянувшего врага. Можно и не знать, что это городище, и все равно догадаться, что здесь
