Я, конечно, посылал его ко всем чертям совершенно открытым текстом, и Окуркин это понял. Он развел руки в стороны и пробормотал:
– Но… но в этом случае у меня вообще нет никаких шансов. В отношении нее ты более лоялен, а ведь она хитрей, и ей совсем нельзя доверять…
Лисица не торопилась заткнуть рот Окуркину. Она молча слушала и смотрела в огонь.
– Я лоялен к ней потому, что она мне нравится, – перебил я Окуркина. – А от тебя у меня урчит в животе и вот-вот начнется диарея.
– Значит, ты хочешь, чтобы я ушел? – еще раз уточнил Окуркин.
Я кивнул. Окуркин нехорошо улыбнулся, подергал себя за мочку уха и произнес:
– В таком случае я вынужден принять адекватные меры и предупредить, что немедленно доложу в милицию…
– Что? – спросил я, угрожающе надвигаясь на Окуркина. – Что ты, мокрушник, можешь доложить?
– Э, нет! – показал зубы Окуркин. – Я доложу, что это ты убил Рюмина, чтобы проникнуть в самолет. А потом убил охрану и этого парня, чтобы присвоить чемоданчик. А она тебе помогала. И вы не отмажетесь. Потому что я приберег кое-какие вещички. И они станут неопровержимой уликой…
Я понял, что способен задушить этого человека. Понял настолько ясно, что даже испугался себя и на всякий случай отошел от Окуркина на шаг. Ненависть моя к нему была настолько велика, что, когда оглушительно прозвучал выстрел и Окуркин ничком повалился на землю, я испытал огромное облегчение. Не было ни удивления, ни какого-либо иного всплеска эмоций. Мне сразу стало понятно, что Лисица выстрелила в Окуркина из ружья, зарядив его патроном, который нашла в траве.
– Пошли, – сказал я и, перешагнув через мертвое тело, направился в лес.
Она догнала меня, взяла под руку.
– Он все равно предал бы нас, – сказала она. – Или убил бы.
– Я знаю.
Мы спускались к озеру напрямик, ломая ветки и разрывая путаницу ежевики, похожую на заграждение из колючей проволоки.
– Ты запомнил то место? – спросила она.
– Да, я покажу его тебе.
Мы снова замолчали.
– Меня что-то мучает, – произнесла Лисица, пытаясь остановить меня и заглянуть мне в глаза.
– Не может быть, – ответил я.
– Ты даже не хочешь со мной разговаривать?
– О чем?
– Теперь мы с тобой богаты.
– Ну и что?
Лисица вцепилась мне в руку изо всех сил. Я остановился. Она встала напротив меня. В темноте я почти не видел ее лица – что-то темное, неопределенное.
– Ты можешь себе представить, что я до сих пор не знаю, как тебя зовут! – произнесла она.
– Рюмин Александр Николаевич, – ответил я и пошел дальше.
– А ты? – крикнула она, прорываясь через валежник за моей спиной. – Разве ты ни о чем не хочешь меня спросить?
– Хочу, – не останавливаясь, через плечо бросил я. – Тебе трудно было выстрелить в него?
– В Окуркина?
Я будто врезался лбом в сосновый ствол и остановился.
– А разве ты еще в кого-то стреляла?
Лисица долго молчала, прежде чем спросить:
– А ты мог бы обойтись без ответа на этот вопрос?
У меня было такое чувство, словно лес загорелся, и у меня запылали щеки, уши, нос. Я повернулся к Лисице, схватил ее за плечи и, тряся ее, как яблоню, страшным голосом закричал:
– Это же ты стреляла в командира!! Ты стреляла!! Ты!!
Лисица дрожала в моих руках. Она опустила голову.
– Все было не так… – прошептала она. – Я не хотела, но так получилось… Он был в туалете. Только вышел, и я сразу навела на него пистолет. Говорю: будем менять курс, шум не поднимайте, и все будет хорошо. Он вроде согласился и вдруг заперся изнутри. Я выстрелила два раза по нижней кромке – чтобы испугать или, на худший случай, ранить в ногу. А он, оказывается, присел. Наверное, хотел, чтобы пули прошли над головой. А они попали в грудь… Тут на меня кинулись охранники, и я начала стрелять уже куда попало.
«Это правда? – подумал я. – Разве это правда? Она пытается смягчить свою вину. Она надеется, что я поверю ей и прощу ее. Но если бы я мог поверить!.. Увы, все было не так. Командир не знал, кто в него стрелял, он сам спрашивал меня об этом. Значит, Лисица расстреляла его без всяких предупреждений и
