В домах скоро зажгут свет, и тогда настанет черед заняться настоящим и жарким делом, и у женщин в кровеносных сосудах начинают стучать маленькие молоточки.
Долину населяют призраки желаний местных крестьян, обреченных искать дополнительный заработок. Они — дети Господа, а не замдиректора по персоналу. Долина все больше сужается, чтобы сгрести в кучу шаги этой женщины, словно снегоуборочная машина, сгребающая снег. Женщина шагает мимо бессмертных душ безработных, которые из года в год плодятся и размножаются в соответствии с энцикликой Папы Римского. Молодежь спасается бегством, и отцовские проклятия, тяжелые, как удары топора, гонят ее по пустым хлевам и сараям. Фабрика целует землю, у которой она с алчностью отняла людей. С федеральными лесными угодьями и с государственными дотациями нам следует обращаться более рачительно. Бумага нужна всегда. Видите ли, без карты местности наши шаги привели бы нас на край пропасти. Женщина растерянно прячет руки в карманы халата. Ее муж занят, главным образом, людьми, лишенными занятости, поверьте мне, он помнит о них и сживает их со свету.
В верхнем течении горного ручья еще не начали обучаться плаванию химикалии, здесь барахтаются лишь жалкие фекалии человека. Ручей скачет по своему ложу, сопровождая женщину. Склоны становятся все круче. Там, впереди, за поворотом, изломанная линия ландшафта снова срастается в целое. Ветер все холоднее. Женщина идет, сгибаясь от встречного ветра. Муж сегодня уже два раза запускал ее на полный ход. Потом его аккумулятор наконец-то разрядился, и он огромными прыжками преодолел все препятствия, отделяющие его от фабрики, оставив их под своими колесами. Почва скрежещет под ногами, но земля не размыкает своих клыков. На этой высоте она не исторгает из себя ничего, кроме каменных осыпей. Женщина давно уже не чувствует ног. Эта дорога упирается в маленькую лесопилку, которая чаще всего простаивает. Кому нечего кусать, тому нечего и распиливать. Мы здесь одни. Немногочисленные хижины и халупы по сторонам дороги равноценны и похожи друг на друга. Из труб тянется старый дым. Обитатели сушат у печки ручьи слез. Рядом с уборными во дворе высятся кучи отходов, валяется эмалированный чан, приобретенный лет пятьдесят назад, а то и больше. Поленница, старые ящики, кроличьи клетки, из которых текут реки крови. Коль убивает человек, то убивают волк и лиса, его великие образцы. Они крадутся к закуткам хлева, укутанные мраком. Они появляются только по ночам. Домашние животные заражаются от них бешенством и кусают людей, своих хозяев. Они предназначены в пищу друг другу.
С нашего места мы видим совсем маленькую фигурку женщины в конце ее пути. Солнце уже опустилось очень низко. Оно неловко склоняется в сторону отвесных скал. Сердечко ее ребенка бьется где- то в другом месте, бьется во имя спорта. Сын этой женщины, дитя человеческое, по правде говоря, очень труслив. Он старается выбирать спуск поположе, и его криков уже давно не слышно. Уж теперь-то женщине пора бы повернуть назад, ведь там, впереди, остался только Он, тот, кто висит на кресте, — висит, являя страдание, оставляющее в тени всякую прочую муку. Имея перед глазами этот прекрасный вид, не знаешь толком, стоит ли бесконечно продлевать мгновение и ради него отказаться от оставшегося времени, которое тебе еще предстоит. Фотографии часто пробуждают в нас такое впечатление, зато потом мы очень рады, что еще живем и можем эти фотографии рассматривать. Дело обстоит не так, будто мы можем отправить по почте время, нам еще оставшееся, и получить за это рекламный подарок. И все же все начинается сначала и не кончается никогда. Люди идут на поля и хотят захватить с собой впечатление, которое их усталые ноги получили, бродя по земле. Даже дети не желают ничего иного, кроме как просто существовать и по возможности быстро оказаться на склоне, едва они выскочили из кресла подъемника. Мы переводим невинное дыхание.
Ребенок этой женщины еще не способен видеть дальше своего носа. Его родителям приходится делать это за него, им даже приходится прочищать ему нос. И они молятся о том, чтобы их ребенок утер нос всем остальным. Иногда он, с глазами на мокром месте, еще тянется губами к матери, вполоборота отвернув лицо, уже освобожденный от сбруи своей скрипки. А что же его отец? В барах гостиниц окружного города он разглагольствует о теле своей жены как о создании какого-нибудь общества, спонсором которого выступает его фабрика, хотя он скоро будет вынужден покинуть рациональную лигу. С губ отца слетают резко пахнущие слова, которых не отыщешь ни в одной книге. Вовсе не годится так замусоливать живого человека, а потом вовсе даже и не читать его! Время ничего не может поделать с таким вот мужчиной, он вновь и вновь заявляет о себе. Господи Иисусе, его ведь не прихлопнешь как муху!
Ранним утром женщина растерянно бродила в своем сне наяву, в собственном доме, где ожидала мужа, чтобы он взял ее след и распустил по ней слюни. Какой сок он будет пить — апельсиновый или грейпфрутовый? Он раздраженно тычет пальцем в варенье. Предполагается, что она до вечера ждет, пока он явится, чтобы приземлиться в ней вперед головой. Он использует особую технику, много лет подряд, и на этот раз у них все получилось великолепно, не так ли? Пусть кто-нибудь попытается угодить в цель так же ловко, как он. Мужчины уже рождаются с прицелом в груди, и отцы отправляют их в дальние края для того, чтобы там мужчины стреляли в других людей.
Земля сильно обледенела. Усталый гравий рассыпан по плитам, словно кто-то что-то потерял в этом климате. Община распорядилась посыпать дороги гравием, чтобы автомобили не повредили себе шины. Человеческие пути не посыпаны ничем. Беззаботная прогулка безработных с их легкой походкой лежит грузом на бюджете, но не давит на снег. И кто-то, чьи руки уже заняты бокалами с вином и переполненными тарелками с холодными закусками, распоряжается их судьбами. Политикам тоже приходится держать свои плещущие через край сердца нараспашку. Женщина ступает по обочине. Тут действует закон катализатора: если не добавить денег, окружающая среда не отреагирует на нас, честолюбивых путников. И даже лес обречен на смерть. Распахните окна и впустите свои чувства! Женщина покажет вам, чем болен мир мужчин.
Беспомощно загребая руками, Герти стоит на льду, выставляя себя напоказ. Полы халата развеваются на ветру. Она хватается за воздух. Каркают вороны. Она выбрасывает руки вперед, словно посеяла бурю и не в состоянии постичь ветер, который поднимается вокруг нее в День матери или у водопоя ее плоти, когда губы мужа ныряют под скатерть, чтобы полакомиться вволю. Женщина всегда следует за матерью-землей, с которой ее часто сравнивают, следует, чтобы раскрыться и поглотить мужское естество. Может, прилечь ненадолго прямо в снег? Вы не поверите, сколько пар обуви осталось у этой женщины дома! Кто постоянно вдохновляет ее покупать все новые платья? Господин директор считает за людей тех, кого можно потреблять или сделать потребителями. Так здесь разговаривают с людьми, лишенными работы, с теми, кем питается фабрика и кто сам тоже хочет есть. Директор вдвойне дорожит ими, если они играют на музыкальных инструментах и могут петь хотя бы вполглотки. Струятся струны, тянет меха гармошка. Время проходит, но оно должно говорить с нами. Ни минуты покоя. Стереоустановка ведет свою нескончаемую песню, извольте слушать, если у вас есть терпение, но нет скрипки! Стены комнаты вздымаются, отблеск света пробивается к нам наружу, расходы на спорт и отдых растут до небес, и людей снова приводят в нужную кондицию на операционных столах.
5
Из супермаркета выныривают товары, и люди вылавливают их. По субботам мужчина помогает женщине уловить товар в сети; и рыбаки затягивают песню. Этот простой способ мужчина уже изучил. Он молча обретается среди женщин, подсчитывающих мелочь в кошельке и борющихся с голодом. Каким образом два человека могут добиться подобного единства, если мы не можем даже взяться за руки, чтобы замкнуть людскую цепь на демонстрации за мир во всем мире? Женщину сопровождают, за ней несут пакеты и сумки, не топая от гнева ногами и не гнусавя гнусности. На людях директор выпячивает грудь, он теснит их в сторону и смотрит, что покупает жена, хотя это — задача хозяйки дома. Он, словно Бог, движется, возвышаясь над своими творениями, которые подобны малым детям, не способным устоять перед искушениями, безбрежными как море. Он заглядывает и в другие корзинки с товарами, в чужие декольте, из которых громко кашляют тяжелые простудные заболевания и в которых настойчивые желания укрыты шейными платками. В домах холодно и сыро, жилища стоят прямо на берегу ручья. Когда он смотрит на свою жену, рука которой трогает упакованные в прозрачную пленку мертвые тушки в морозильной камере, смотрит на ее непышную плоть, на красивую одежду, то на него нападает чудовищное нетерпение, желание немедля обрушиться на женщину всем весом собственной плоти, чтобы узреть, как его отросток воссияет от
