Умножая безрадостный список потерь… Ему кровь веселил по кровавому снегу Обречённо влачащийся, загнанный зверь. «Мандарин…» — я сказал… Нет! скорей, как налётчик, — «Хоть денёк, — рассуждал он, осклабясь, — да наш…» И ведь выбил бы чахлое стадо, да лётчик Заложил, упреждая, гневный вираж. Что же в памяти эта картина воскресла? Я в одном леспромхозе услышал, что вот Его — выплеснули из солидного кресла, И пыхнул ему гарью в лицо вертолёт… Ну и что ж? Он, видать по всему, пообтёрся В передрягах, и всё-то ему нипочём… Он сховал карабин, но зато обзавёлся, К пересудам и вымыслам, — фоторужьём. И уже он строчит о природе заметки — Не раскаянье, а конъюнктура велит, И довольно частенько в заштатной газетке «Друг природы…» — под снимками пляшет петит. И, должно быть, я всё ж чересчур субъективен, Но не верю в перевоплощение я: Как под пристальным дулом, перед объективом, Сжавшись, оцепенела природа моя: Её речки, проталинки, ельники, мари — Всё, с чем каждою чуткой кровинкою слит, До корней своих… И не поэтому ль в хмари Моё сердце и чаще, чем прежде, болит, Что я — и соплеменник ваш, и современник, «Покорители» севера, — значит, вдвойне Виноват за свершённое… Нет, не бездельник, Просто на пустячки отвлекался… Но мне Нужно вас показать и назвать! А смогу ли? А по силам ли мне, ведь, хоть криком кричи, Не прикроешь бумагою зверя — от пули, Только словом одним — не спасёшь кедрачи. Ну, так, что ж, отстраниться и, в мире суровом, Их оставить одних на убойном ветру И предать, обречённых?! Ах, если бы словом Можно было убийцу подвигнуть к добру… И, один на один с белым полем бумажным, От бессилия мучаюсь я, но опять Всё ищу это слово — о главном и важном, И никто не подскажет мне, где же искать…

IV

Только-только, затеплив студёное утро, Алым светом восток незаметно нагруз… Но царит на пространстве размашистой тундры, Обливая исконные выпасы, гнус. В одеяло плотней завернёшься — привычка: Хоть и мал, до костей пробирает, остёр, Гнус. Но шумно взъерошится ранняя спичка, И давнет исцеляющим жаром — костёр, И тебя, ослабевшего духом, поддержит, Кровопийц приструнит… Хоть берёт на измор Беспощадная тварь, у костра уже брезжит, Затекая в слабеющий сон, разговор: — Да-а-а-а, — и сочный шлепок, — это, язви, природа?! Мох да хляби, и живности нет… А давно ль Глухаря, куропатки — хоть бей с вертолёта!.. Дай-ка мази немножко… — Просну-улся… Отколь? — Вот в газетах трубили: «Романтика! Север!», — А всего-то зверья — лишь комар да мошка… Чёрт, опять сигареты я где-то посеял… — А газетчик к чему ж? — Принесло лешака! Ишь, пригрелся… поди, ничего и не слышит. Приблудился к колонне, какой с него прок? Так, случись что, и не пожалеет, распишет… — А ты не гомозись, и роток — на замок… — Эх, тоска-а-а!.. Вот мы в Нягани просеки били, Там лосей, не поверишь, как зайцев! — Да ну-у-у… — Что «да ну-у-у»! Пятерых, говорю, завалили… Ты представь — пятерых! И лосиху… Одну… — По лицензии? — Ду-у-ура… И, словно бы в замети
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×