Стихотворения и поэмы

Хорошо в закатном покое
Озирая зеркальный плес,
Загрубевшею брать рукою
Влажно-твердый, упругий трос.

      Прикасались к нему весь день
      С полустанков, сел, деревень,
Каждый мальчик, всякий прохожий,
Бабы, девушки, учителя,
Старики, чью плотную кожу
Знает сызмальства мать- земля;

      Знаком связи народной стал
      Этот твердый, тугой металл;
Через эти пряди витые
Волю тысяч вплетали в круг
Сколько ласковых рук России —
Властных, темных, горячих рук!..

      Воды искрятся серебром.
      Мерно двигается паром.
И отрадно вливать усилья
В мощь неведомой мне толпы…
В этом – родина. В этом – крылья.
В этом – счастье моей тропы.

1950

Привал

Где травка, чуть прибитая,
Нежней пушистых шкур,
Уютен под ракитою
Привал и перекур.

Хоть жизнь моя зеленая
И сам я налегке,
Но сало посоленное
И сахар есть в мешке.

Гляжу – любуюсь за реку,
На пажити внизу,
Сухарики-сударики
Грызу себе, грызу.

А большего не хочется,
И весело мне тут
Смотреть, как мимо рощицы
Прохожие бредут.

Идите, люди мудрые,
Куда велят дела,
А мне зеленокудрая
Ракиточка мила.

1950

* * *

Неистощим, беспощаден
Всепроникающий зной,
И путь, мимо круч и впадин,
Слепит своей желтизной.

Но тело все еще просит
Идти по полям, идти
Изгибами – в ржи и просе
Змеящегося пути.

Люблю это жадное пламя,
Его всесильную власть
Над нами, как над цветами,
И ярость его, и страсть;

Люблю, когда молит тело
Простого глотка воды…
…И вот, вдали засинело:
Речушка, плетни, сады,

И белая церковь глядится
Из кленов и лип – сюда,
Как белоснежная птица
Из мягкой листвы гнезда.

1936

Лопух

      А еще я люблю их —
Прутья старых оград у церквей,
      Если в медленных струях
Нежит их полевой тиховей.

      Здесь бурьян и крапива
Да лиловые шапки репья,
      И всегда терпелива
В раскаленной пыли колея.

      Ноги ноют от зноя,
От огня многоверстных дорог…
      Ляг, ветришка, со мною
У спокойной ограды, в тенек.

      Вон у бедной могилы
Исполинская толщь лопуха
      Дышит кроткою силой,
Молчаливою думой тиха.

      Люди, люди! Напрасно
Вы смеетесь над этим листом:
      Его жилки – прекрасны,
Ведь пеклись стихиали о том.

      Убеленные пылью,
Эти листья над прахом взошли,
      Как смиренные крылья
Старых кладбищ и вечной земли.

      И отрадно мне знанье,
Что мечта моя будет – в стихе,
      Дух – в небесном скитанье,
Плоть же – в мирном, седом лопухе.

1950

Товарищ

Никчемных встреч, назойливых расспросов
Я не терплю. О, нет, не оттого,
Что речь свернет на трактор, вспашку, просо…
Но кто поймет бесцельный путь? Кого

Мне убедить, что и в судьбе бродяжьей —
Не меньший труд, чем труд на полосе?
Ведь тут, в России, в путь влекомы все
Других забот нерасторжимой пряжей.

Но как-то раз мальчишка боевой,
Товарищ мой в купанье у Смилижа,
Взглянул в лицо настороженней, ближе,
И, вдруг притихнув, повернул за мной.

Мы молча шли, бесшумно, друг за другом,
Отава луга вся была в росе,
Июльский вечер умолкал над лугом
В своей родной, своей простой красе.

А он молчал, на мой мешок уставясь,
И в легком блеске смелых светлых глаз
Я прочитал томительную зависть —
Стремленье вдаль, братующее нас.

Вода реки с волос смешно и скоро
Сбегала по коричневым вискам…
И за умнейший диспут не отдам
Ту простоту и свежесть разговора.

Благослови, бездомная судьба,
На путь свободный будущего друга!
Веди с порога! оторви от плуга!
Коснись крылом мужающего лба!

Когда-нибудь на золотом рассвете
Простой мешок ему на плечи кинь,
Пропой ветрами всех твоих пустынь
Бродяжью песнь – сладчайшую на свете!..

…Я уходил, – и дни мои текли,
Уча любить все звуки жизни стройной,
Прислушиваться, как в деревне знойной
Скрипят колодезные журавли,

И как шмели гудят в траве погоста,
Где мальвы желтые и бузина,
Где дремлют те, кто прожил жизнь так просто,
Что только рай хранит их имена.

1937

* * *

Плывя к закату, перистое облако
      Зажглось в луче,
И девять пробил дребезжащий колокол
      На каланче.

Уж крик над пристанью – «айда, подтаскивай» —
      Над гладью смолк.
Как молоко парное – воздух ласковый,
      А пыль – как шелк.

В село вошли рогатые, безрогие,
      Бредут, мычат…
Бегут, бегут ребята темноногие,
      «Сюда!» – кричат.

Круг стариков гуторит на завалинке
      Под сенью верб,
Не замечая, как всплывает маленький
      Жемчужный серп.

Несет полынью от степной околицы,
      С дворов – скотом,
И уж наверно где-то в хатах молятся,
      Но кто? о чем?

1950

* * *

В белых платочках и в юбках алых
Девушки с ведрами у журавля,
Рокот на гумнах и на сеновалах,
А за околицей – лишь поля.

И прохожу я путем открытым
Через село в ночной окоем,
С сердцем, душою реки омытым,
И просветленный безгрешным днем.

Я оттого и светлел, что волен:
Здесь – сегодня, а завтра – там,
Завтра уйду гречишным полем
С песней другой и к другим местам.

И не пойду я по душным хатам
Вечером звездным ночлег ища:
Вон за лужайкой, над плавным скатом,
Кров необъятный, без стен и ключа.

1936

* * *

Осень! Свобода!.. Сухого жнивья кругозор,
Осень… Лесов обнажившийся остов…
Тешатся ветры крапивою мокрых погостов
          И опаздывают
                                     сроки зорь.

Мерзлой зарей из-под низкого лба деревень
Хмурый огонь промелькнет в притаившихся хатах..
Солнце-Антар леденеет в зловещих закатах
          И, бездомный,
                                     отходит день.

Тракторы смолкли. Ни песен, ни звона косы,
Черная, жидкая грязь на бродяжьих дорогах…
Дети играют у теплых домашних порогов,
          И, продрогшие,
                                       воют псы.

Родина! Родина! Осень твоя холодна —
Трактом пустынным брести через села без цели,
Стынуть под хлопьями ранней октябрьской
          метели…
          Я один,
                         как и ты