Оби был слишком скучным, и этого было через край. Он был отвратителен и утомителен. Усталость занимала его всегда. Он хотел спать и постоянно зевал. И больше всего уставал от Арчи – от ублюдка, в отвержении которого ненавидел его всеми своими кишками, например, в данную минуту лишь за то, что тот был частью его скуки и усталости. С тетрадью и с заточенным карандашом в руке Оби взглянул на Арчи. Его взгляд был полон раздирающего гнева. Он застал Арчи сидящим на трибуне. Ветер трепал его светлые волосы, которые сверкали на солнце, украшая его лицо и чуть ли не в полный голос выдавая мысли о том, что Оби регулярно опаздывает. Арчи специально убивал время, задерживался, чтобы снова упрекнуть Оби в опоздании.
- Какой же ты ублюдок, - наконец с пеной на губах выплеснулось из Оби, словно «Кока-Кола» из бутылки после встряхивания. - Тебе никто этого не говорил?
Арчи обернулся и послал ему улыбку божественного ребенка.
- Иисус, - раздраженно пробурчал Оби.
- Не ругайся, Оби, - съехидничал Арчи. - Ты скажешь это при всех.
- Посмотрим – кто, что и при ком скажет. Не знаю, как твои нервы могут воспринимать всю обедню этого утра.
- Обедня этого утра не расходует нервы. А вот когда слетишь с катушек, почувствуешь это всем своим телом, парень. А я лишь буду хрустеть вафлями, продаваемыми фунт за доллар в Ворчестере.
Оби с отвращением отвернулся.
- И когда ты говоришь «Иисус», то имеешь в виду того, кто руководит тобой. А я вижу перед собой парня, шедшего по земле тридцать три года так же, как и кто-либо другой, но по схеме воображаемой каким-нибудь PR-котом… PR-человеческая общность… обстоятельства, которые тебе не известны, Оби.
Оби не выбирал ответ. Он и не собирался спорить с Арчи, столь скорым на слова. Особенно, когда в его голосе начинала прослушиваться ниточка одного из его настроений – колючего, как куст шиповника. Он называл людей котами, словно хладнокровный убийца или упакованный качек, презирающий всех и вся, на ком меньше мяса, чем на нем, словно он самый главный в маленькой паршивой средней школе, такой, как «Тринити».
- Исчезни, Арчи, а то будет поздно, - сказал Оби, стараясь вести себя с ним более-менее естественно. - Я сжигаю дотла один из этих дней.
- Не ной, Оби. Конечно же, ты ненавидишь свою работу, на которую спешишь, но и не прислушиваешься к собственному подсознательному страху. Вероятно, тебе есть, куда с нее слинять. Может туда, где покупатели будут плевать тебе в рожу, или же вместо этого ты будешь пахать в субботу до ночи – вот к чему ты идешь. И снова будешь отмывать объедки от тарелок в вонючей столовке.
Арчи был непредсказуем. Как он мог догадываться о неприязни Оби к тупой работе? Откуда мог знать, что особенно субботними вечерами Оби ненавидел рыскать по проходам супермаркета и убирать посуду за теми, кто поужинал в столь поздний час?
- Смотри. Я иду тебе на встречу. Ведь достаточно одного опоздания на полчаса и слов босса: «С тобой все ясно, мальчик Оби. Не сидится?» А затем он выкинет тебя на улицу и будет прав.
- И тогда, откуда же у меня возьмутся денежки? - спросил Оби.
Арчи махнул рукой, давая знать, что устал от этого разговора, видя психическое состояние собеседника, ведь он сидел всего лишь в футе или двух от Оби на белой скамейке. Удары по мячу слабым эхом отдавались в воздухе над футбольным полем. Пухлые губы Арчи собрались. Это означало, что, о чем-то думая, он сконцентрировался. Оби предвкушал грядущее изложение его мыслей, не скрывая ненависть ко всему, о чем тот думал, и наслаждаясь ею. Арчи мог поступать с людьми так, как ему бог на душу положит, и в то же время быть ослепительнее бриллиантового блеска, гордясь полученной в «Виджилсе» [4] должностью, сделавшей его легендой «Тринити». Но он же мог кого угодно довести до ручки своей жестокостью – небывалой, странной и эксцентричной, никому не причиняющей боли и не требующей применения насилия, но обескураживающей и кого угодно ставящей в тупик. Оби при нем не мог ни о чем думать. Он отгонял всякие мысли прочь, ожидая разговора с Арчи, и когда тот назовет чье-нибудь имя.
- Стентон, - наконец сказал Арчи, шепотом, ласково и с какой-то нежностью.- Кажется, его имя – Норманн.
- Правильно, - сказал Оби, небрежно карябая в тетрадке это имя. Только два с лишним на часах. В четыре Арчи может назвать еще десяток имен, восемь уже записаны у Оби в тетради.
- Задание? - ткнул Оби.
- Тротуар.
Оби позеленел, записывая это слово: «Тротуар»- такое невинное слово. Но что мог сделать Арчи с такой простой вещью как «тротуар» или с таким сложным парнем, как Норманн Стентон, которого Оби охарактеризовал, как персону с нахально-хвастливым характером, рыжими волосами и мутными глазами в желтых белках.
- Эй, Оби.
- Что еще? - спросил, защищаясь, Оби.
- Ты действительно собираешься опоздать на работу? Полагаю – ты на самом деле хочешь ее потерять? - Голос Арчи был мягким и заботливым, а глаза – вежливыми и лицемерными, что убивало каждого имеющего с ним дело. Перемены в его настроении были непредсказуемы. Он мог быть мерзким ублюдком в течение одной минуты и замечательным парнем все оставшееся время.
- Не думаю, что мне действительно стоит кого-либо бояться. Парень, который является хозяином заведения, в котором я работаю – друг моей семьи. Но, кажется, дело не в опоздании. Не спешу в это вникнуть. Похоже, у него есть что-то против меня, но это пока я не добрался до шара.
Арчи перешел к делу:
- Все правильно, с этим покончим. Рано или поздно ты доберешься до шара. Может, кого-нибудь нужно уволить и устроить твоему боссу интересную жизнь.
- Господи же, нет, - бросил Оби. Он содрогнулся от ужаса, осознавая, саму мерзость всего, что находится в руках такого ублюдка, как Арчи, не смотря на все его хорошие стороны. А еще были «Херши», которые все время должны были удовлетворять его страсть к шоколаду. Но, слава богу, Арчи не делал глупостей. Оби мог выдать интересную идею, что-либо обнародовать вслух, снабдить его ценной информацией – он был официальным секретарем «Виджилса» и знал, что действительно было нужно для Арчи. Картер, президент «Виджилса» – такой же ублюдок, как и Арчи, как-то сказал: «Делай его счастливым, Оби. Когда Арчи счастлив, то счастливы и мы».
«Два имени», - подумал Арчи. Его лицо побагровело и вытянулось. Он был достаточно легок для своего высокого роста. Когда он шел, то можно было поймать еле заметную вялость в его спортивной походке. Не смотря на то, что ненавидел спорт вообще, и сам никогда ничем не занимался, к спортсменам он относился с презрением, также презирал футбол и бокс, оба вида спорта, доминирующие в «Тринити». Спортсмены раздражали Арчи своей тупостью, своей неспособностью понять тонкости правил какой бы то ни было игры, если им в ней по неволе приходилось участвовать. Арчи избегал физического насилия (большинство его указаний были упражнениями для психики), поэтому от многого держался как можно дальше. Братья в «Тринити» хотели мира любой ценой. Им была нужна тишина в кампусе и целые челюсти. Иначе говоря, под небом места было недостаточно, что иногда ставило Арчи в тупик.
- Этот парень, которого называют Губером, - снова сказал Арчи.
«Роланд Гоберт», - записал Оби в тетрадке.
- Комната Брата Юджина.
Оби зло улыбнулся. Ему нравилось, когда Арчи впутывал Братьев в свои игры, для чего иногда требовалось немало смелости. И в один прекрасный день Арчи мог зайти так далеко, что сбивался с толку. Тем временем Брат Юджин был у дела и неплохо справлялся со своими учительскими обязанностями, на его уроках никогда не было скучно. К тому же, он был миролюбив, мягок и тактичен.
Солнце исчезло за налетевшими облаками. Арчи что-то вынашивал, снова изолируясь от окружающего мира. На футбольном поле ветер пинал клубы пыли. Его давно не засевали. Трибуны нуждались в покраске. Белая краска на скамейках вспучилась и начала облезать, напоминая язвы прокаженного. Тени футбольных ворот с гротеском растягивались по полю, словно кладбищенские кресты. Оби вздрогнул.
