- Что за чертовщину обо мне думают? - спросил Арчи.
Оби ответил молчанием. Вопрос не требовал ответа, словно Арчи говорил сам с собой.
- Это чертово задание, - сказал Арчи. - Они думают, что это так легко, - в его голосе просочилась тоска. - И черный ящик…
Оби зевал. Он устал и чувствовал себя неважно, что с ним было всегда в подобных ситуациях. Он не знал, как себя вести, слыша страдание в голосе Арчи. Или же Арчи разыгрывал его? Он был непредсказуем. Оби испытал облегчение, когда Арчи, наконец, встряхнулся, словно пробудившись от кошмара.
- Ты не слишком помогаешь, Оби.
- Никогда не думал, что ты так сильно нуждаешься в помощи.
- А ты не думаешь, что я тоже человек?
- Ладно. Надо закончить с этим проклятым заданием. Еще одно имя.
Карандаш Оби заплясал где-то в тетрадке.
- Что это за парень, что несколько минут тому назад покинул поле? Его, кажется, удалили.
- Его зовут Джерри Рено. Новенький, - сказал Оби, листая свою тетрадь. Он искал «Р», чтобы найти фамилию Рено. Его тетрадь была настолько плотно исписана, что из нее, наверное, можно было узнать больше, чем из любого школьного журнала. В ней содержалась аккуратно закодированная информация о каждом, кто учился в «Тринити», и еще многое из того, что не всегда найдешь в официальных записях.
- Вот он. Рено, Джером Ай. Сын Джеймса Оур, аптекаря в Блексе. Новичок, дата рождения… нужно посмотреть, ему только стукнуло… четырнадцать… ой, прошлой весной у него мать умерла. Рак.
Информация была исчерпывающей, как ни в каком школьном журнале или протоколе внешкольных мероприятий. Но Оби закрыл тетрадь, словно опустил крышку гроба.
- Бедненький, - сказал Арчи. - Мать умерла.
Снова та же озабоченность в его голосе.
Оби кивнул. Одно из имен. Кто еще?
- Должно быть, ему нелегко.
- Правильно, - значительно согласился Оби.
- Знаешь, что ему нужно? - его голос был мягким, убаюкивающим, заботливым.
- Что?
- Обработка.
Это неприятное слово разбило в дребезги всю нежность в голосе Арчи.
- Обработка?
- Правильно, оставь его.
- Если без эмоций, Арчи. Ты видел его где-либо еще? Он всего лишь хилый паренек, новичок в команде. Тренер хавал его, как гамбургер. И вряд ли тут дело в умершей матери. На кой хрен ты сегодня заносишь его в список?
- Оставь его дурака, Оби. Он один из крепких. Ты не видел его поваленного, а затем ставшего на ноги? Стойкий и упрямый. Он бы так и остался лежать на траве, Оби. Но это не просто так, это тактика. Должно быть, у него на уме что-то другое, не касающееся его несчастной умершей матери.
- Ублюдок – ты, Арчи. Я сказал это раньше и говорю снова.
- Выкинь его, - ледяной холод в голосе, словно арктический ветер.
Оби записывал это имя, что еще не было похоронами, черт побери.
- Задание?
- Я подумаю о чем-нибудь.
- И только исчезни до четырех, - напомнил Оби.
- Это задание может поставить на место этого парня. Что хорошо, Оби.
Оби ждал минуту или две, с трудом удерживаясь от вопроса: «Ты уходишь от дела, Арчи?» Что у Арчи Костелло всегда лучше, чем у кого-либо, получается, так это выходить из воды сухим – всегда. Сложно было что-либо придумать.
- Только из-за артистизма, Оби. Это – искусство,ты знаешь. Возьми парня такого, как этот Рено. Особые обстоятельства, - он вслушался в тишину. - Закинь его в «Шоколадки».
Оби записал: «Рено – «Шоколадки». На этот раз Арчи может и не выйти сухим из воды. «Шоколадки», например, были хороши для дюжины заданий.
Оби взглянул на поле, где парни сцепились в схватке в тени ворот. На него навалилась тоска. «Пора со всем этим заканчивать», - подумал он. Он собирался, и чуть ли не начал проводить службы с Попом Вернером в церкви Святого Джоя, но вместо этого стал секретарем в «Виджилсе». Неожиданно. Но, черт возьми, он не смог рассказать об этом даже своим родителям.
- Знаешь что, Арчи?
- Что?
- Жизнь иногда навивает тоску.
Это была не самая худшая мысль, которую при Арчи можно было высказать вслух.
- Жизнь – дерьмо, - отрезал Арчи.
Тени от ворот определенно походили на пересекающиеся кресты, на невидимые распятия. «Верный символ этого дня», - сказал себе Оби. Если он спешил, то успевал на работу автобусом, отходящим в четыре по полудню.
3.
Девушка была безумно красивой и желанной до слабости в животе. Водопад ее светлых волос расплескался на обнаженных, усыпанных рыжими веснушками плечах, серые глаза были слегка прищурены, неся в себе еще большую загадку, ресницы на верхних веках… Джерри досконально изучил фотографию и тут же закрыл журнал, отложив его в сторону – туда, где тот и лежал, на вершину стопки. Он огляделся вокруг, чтобы убедиться в том, что его не видно со стороны кассового столика, расположенного у входа в магазин, хозяин которого категорически запрещал чтение журналов и важно говорил: «Не покупаешь – не читай». Но в данный момент он был чем-то занят на другом конце помещения.
Что-то похожее Джерри чувствовал, когда листал «Плейбой» или другое подобное издание. Его сверстники покупали такие журналы и приносили их в школу, разрезали и в лощёные страницы оборачивали тетради, и даже не один раз перепродавали прочитанные до дыр номера. Иногда он случайно мог заметить наклейки с изображениями девушек на столике для кофе или на зеркале дома у кого-нибудь из друзей. И однажды он купил женский журнал, отдав за него дрожащими руками один доллар двадцать и пять центов – почти все свои карманные деньги, а потом не знал, что делать с этой проклятой покупкой, единственной его собственностью. Он вышел из автобуса около дома, нажал на кнопку звонка и с ужасом ждал, когда откроется дверь. Наконец, устав от быстрого и внимательного изучения его содержимого – тайком, закрывшись в туалете, со страхом подумал, что будет, если мать вдруг обнаружит у него этот журнал. Джерри тихонько унес его подальше от дома и спрятал в личном шкафчике в раздевалке гимнастического зала. Он листал разноцветные страницы, погружаясь в тоску. Приходящая издалека страсть самца начинала наполнять его тело. Смогла бы эта девушка его полюбить? Печаль разочарования глубоко осаждала его, когда отдаленно начинал представлять себе, как умер бы только лишь от одного дыхания этой девушки в его объятьях.
Рядом с автобусной остановкой Джерри прислонился к телефонной будке, усталость в теле отдавалась эхом футбольных атак. За последние дни его тело привыкло к побоям. Но он спокойно разглядывал график движения автобусов, а затем праздно наблюдал за людьми на площади Коммон через проезжую часть. Он видел их каждый день. Они стали для него частью декорации, словно пушка времен Гражданской войны или монумент в честь павших на Второй Мировой, или же мачты с флагами. Хиппи. Дети Цветов. Уличная толпа. Попрошайки. Зеваки. У каждого было имя. Они наводняли улицы весной и были тут до октября, повсеместно болтаясь, галдя, приставая к случайным прохожим, но большей частью вели себя тихо, вяло и миролюбиво. Их мир пленял его. Иногда он завидовал их старым неряшливым
