поместья.
Чтобы не ответить какой-нибудь неприличной грубостью, я решила не отвечать вовсе. Дело тут было не в моих хороших манерах и сдержанности: меня не слушался собственный язык, его как будто парализовало. Мне хотелось спросить ее, слышала ли она когда-нибудь о существовании первой поправки к конституции[19], знает ли она, что Гарри Поттер не писатель, действительно ли она думает, что у нас по всему детскому отделу разложены книги о сатанизме, и кем она меня считает — няней Иэна, его учительницей по литературе или, может, кем-то вроде вожатой- воспитательницы? Но вместо всего этого я взяла ручку и добавила к ее списку еще одну строчку: «Никаких конфет».
— Большое вам спасибо за понимание, Сара-Энн, — улыбнулась она.
Мне не терпелось от нее избавиться и в то же время хотелось вправить ей мозги, но не могла же я усесться тут и читать миссис Дрейк лекцию на тему конституции. Поэтому я ограничилась одной фразой:
— Я могу только пообещать вам не рекомендовать Иэну книги подобного содержания.
— Но вы ведь понимаете, что он может найти их в библиотеке сам? — всполошилась она.
В ответ я кивнула — пускай понимает как хочет — и сказала (ободряюще и убедительно):
— У меня все записано.
Похлопав для наглядности по списку, я встала и протянула руку в знак прощания.
За спиной у матери Иэна появилась девочка со стопкой книг. Миссис Дрейк оглянулась на нее, потом снова повернулась ко мне, подмигнула, пожала мою протянутую руку и наконец ушла.
Девочка обрушила стопку мне на стол. Семь книг, и все — про Марко Поло.
Следующие несколько минут я просидела, откинувшись на спинку стула: выполняла дыхательные упражнения йоги и мучилась вопросом, не поступилась ли я только что своими моральными принципами. В руке я продолжала сжимать список Джанет Дрейк. Оглядевшись по сторонам, я увидела, что по лестнице, покачивая бедрами, спускается Лорейн. Она нависла надо мной, опершись обеими ладонями на край стола. Ее коротко остриженные каштановые волосы растрепались, отдельные пряди приклеились ко лбу и застыли в смеси геля и пота.
— Люси! — воскликнула она не по-библиотечному громко. — Неужели ты смогла угомонить эту женщину?
Я нащупала ногами под столом туфли и влезла в них.
— Да, — ответила я со вздохом. — Она пыталась всучить мне вот это.
Я принялась разворачивать листок со списком, но Лорейн отмахнулась — она его уже видела.
— Просто больше не позволяй ему брать домой книги про волшебство. И оставь записку для Сары-Энн и Айрин.
Я уже почти перестала удивляться Лорейн с ее убеждением, что, если мы хотим, чтобы местная община покупала нам стулья, этой общине необходимо всячески угождать, и к черту гражданские права. Она всегда с готовностью быстро и безвозвратно удаляла из библиотеки любую книгу, на которую пожаловался хотя бы один из читателей. Вместо того чтобы обозвать ее старой безмозглой алкоголичкой или схватить телефон и оповестить Союз гражданских свобод, я избрала путь наименьшего сопротивления и спросила:
— И как ты себе это представляешь?
Лорейн слегка покачнулась и ухватилась за край стола. На ногтях у нее был темно-красный лак, на коже вокруг каждого ногтя — тоже.
— Ну, можно говорить ему, что их нельзя выносить из библиотеки — редкий экземпляр. Или что- нибудь вроде того.
— Ладно.
Я не сомневалась, что Лорейн больше не вернется к этому разговору и через месяц совсем о нем забудет. А если она попытается уволить меня, потому что я выдала на дом читателю книгу из публичной библиотеки, я за десять минут состряпаю себе такое юридическое обоснование, что ее пропитая голова пойдет кругом.
— Люси, ты не заболела? — вдруг поинтересовалась она. — Блузка у тебя сегодня какая-то мятая.
— Спасибо, я в порядке.
— Да-да, я так и думала.
Она наконец выпустила из рук мою столешницу и осторожно двинулась в сторону детского туалета.
Ровно в шесть я выключила компьютер, расставила по полкам книги из тележки и пошла наверх. При виде меня Рокки выкатился из-за своего стола. За толстыми стеклами в черной оправе его глаз почти не было видно — впрочем, они и без очков терялись в его увесистых щеках. Несколько читателей по секрету признавались мне (а я в ответ только ошеломленно кивала), что удивляются, «как он вообще может нормально разговаривать».
— Кофе? — предложил Рокки.
— Ага.
Мы заперли библиотеку и отправились в нашу бутербродную на другой стороне улицы. Рокки подождал снаружи: там на входе была ступенька, и я вынесла ему кофе. Я села на скамейку на тротуаре, он подкатился и остановил свою коляску рядом со мной. Я отхлебнула кофе через дырочку в крышке и обожгла язык.
— Сегодня на меня наорала мать Иэна Дрейка, — начала я.
Это была неправда, но у меня после нашей беседы осталось именно такое ощущение.
— А потом из-за матери Иэна Дрейка на меня наорала Лорейн.
Я, как восьмилетняя девочка, описала ее поведение словом «наорала» просто потому, что оно мне не понравилось.
— Она требует, чтобы я отслеживала, какие книги он читает. Я сейчас не про мать, а про Лорейн!
Рокки снял крышку со своего кофе и подул в стакан. Почему язык все время обжигаю именно я? Почему всем остальным приходит в голову принять элементарные меры предосторожности, а мне нет?
— Ну, ты ведь знаешь, что на нее не надо обращать внимания, — пожав плечами, заметил Рокки. — Или собираешься теперь только об этом и думать?
Рокки был убежден, что я все принимаю слишком близко к сердцу. К тому же он проработал в библиотеке уже двенадцать лет и за это время так привык к Лорейн, что совсем перестал ей удивляться. А еще мне в последнее время казалось, что он с каким-то извращенным наслаждением подчеркивает мою наивность, ведя себя так, будто сам он не только ни капли не потрясен происходящим, но еще и находит все это скучным и обыденным: ну подумаешь, засохшая рвота четырехлетней давности на нашей новой энциклопедии «Британника»; ну мало ли, старая бутылка из-под «Спрайта», в которой Лорейн хранит водку в холодильнике для сотрудников; ну да, президент Соединенных Штатов утверждает, что это Иисус пожелал, чтобы мы вступили в войну.
— У тебя уже есть тема на лето? — спросил он, чтобы не дать мне зациклиться.
— Нет, — ответила я, вздохнув.
Почти всю зиму и весну мне предстояло рисовать листовки и вырезать из картона гоночные машинки и кометы, чтобы развесить на северной стене библиотеки к открытию Летнего книжного клуба. Конечно, можно было купить и магазинные сборные модели, но мне казалось, что в них нет души, а Лорейн казалось, что они слишком дорого стоят.
— Лорейн снова хочет что-нибудь про волшебное путешествие.
Два года назад летний клуб проходил под девизом: «Книга — лучший дромон!», и это была полная катастрофа, потому что ни один ребенок не знал, что такое дромон, а некоторые родители подумали, что это что-то неприличное.
— Может, «Пожирание книг»? — предложил Рокки. — Нарисовать акулу, проглатывающую книжку.
