Игорь Николаевич Экономцев
ОБЕТОВАННЫЙ ОСТРОВ
1. ДАР ЗЕВСА
Лименарх Погона Диодор в сопровождении четырех воинов торжественно и важно шествовал по центральной площади порта возле храма Посейдона. Он просто млел от сознания собственной значимости и был настроен царственно благодушно. Глаза его щурились, как у сытого кота, и, вообще, в его широком лице с небольшой рыжеватой бородкой и топорщащимися жесткими усами было что-то кошачье. А в его походке степенность и важность сочетались с какой-то удивительной мягкостью, упругостью, которая вызывала настороженность у купцов, разложивших свой товар на прилавках под навесами или в легких импровизированных павильонах. Выражение сытого довольства на лице начальника порта отнюдь не успокаивало торговцев. Они прекрасно отдавали себе отчет в том, что его прищуренные кошачьи глаза зорко наблюдают за ними и видят все.
Диодор стал начальником порта год назад. До этого он довольствовался скромной должностью помощника лименарха, а по существу, был мальчиком на побегушках у начальника порта. Но Диодор знал уже тогда, что его час придет, и, прищурив глаза, выжидал удобного случая.
— Сдается мне, что я взял тебя в помощники на беду себе, — говорил ему с грубоватым простодушием его начальник, откровенный хапуга, поборами и вымогательством доводивший купцов до отчаяния. Страшась его, как чумы, финикийцы, критяне и троянцы стали обходить Трезению стороной, отдавая предпочтение ее конкурентам, что, естественно, отразилось на доходах государства, в значительной степени зависевших от внешней торговли.
Встречая устремленный на себя, пристально мрачный взгляд начальника, Диодор молчаливо опускал глаза, вместо них на его лице оставались лишь узкие щелки и невозможно было понять, что скрывается за ними: смущенье, растерянность или ехидство. Следует отдать должное изумительной проницательности бывшего лименарха, ибо Диодор ничем не обнаруживал того, что происходило у него внутри, он только делал какие-то пометки на глиняных табличках, а когда их накопилось достаточное количество, явился вместе и ними в Трезен к царю Питфею, ломавшему в тот момент голову над причинами, вызвавшими спад во внешней торговли государства. Будучи мыслителем и тонким политиком, Питфей был склонен видеть в этом один из тревожных признаков изменения общей международной обстановки, нарушения благотворного равновесия сил между Египтом, Хеттской державой и федерациями ахейских государств. Когда же Диодор с табличками в руках как дважды два доказал ему, что дело тут лишь в начальнике трезенийского порта, Питфей растерялся, а затем пришел в неописуемую ярость. Он приказал немедленно отстранить лименарха от занимаемой должности, конфисковать все его имущество, а самого — выслать за пределы государства и запретить ему въезд в Трезению во испокон веков.
В тот же день Диодор стал начальником порта. Указ об этом поразил портовых чиновников своей очевидной для всех несуразностью. Пусть прежний лименарх был хапугой, но он был лименархом! Стоило ему бровью провести, как у чиновников (о купцах можно и не говорить) начинало пренеприятно щекотать под ложечкой, мерзкая дрожь пробегала по всему телу, а спина сама так и сгибалась. Диодор же — хотя его имя и означало «дар Зевса» — произвести такое впечатление, свидетельствующее о несомненной близости к всевышним, по мнению сослуживцев, был не способен. Зато, как же изумились они, когда на следующий день увидели Диодора величаво шествующим по торговой площади в сопровождении военного отряда! Он, казалось, стал выше и шире в плечах, лицо у него лоснилось, усы топорщились — ну как тут не увидеть знак снизошедшей на него милости богов? С этого дня никто уже не мог и представить себе его иначе.
Диодор отменил обременительные поборы с купцов и, чтобы завоевать их доверие, стал раздавать им ответные щедрые подарки (разумеется, за счет казны). Эта тактика вскоре дала свои результаты. Число иностранных кораблей, посещающих Погон, резко возросло и в тот момент, с которого мы сочли целесообразным начать описание развернувшихся здесь драматических событий, в трезенийском порту их находилось уже десятка два.
Добиваясь расширения внешней торговли Трезении, Диодор, собственно говоря, руководствовался своими корыстными интересами. Прежде всего, он следовал элементарному принципу «не руби сук, на котором сидишь», то есть имел достаточно трезвую голову, чтобы следовать этому принципу, ибо его предшественник, сознавая, должно быть, всю пагубность своего «рвения» на службе, никакими силами не мог сдержать себя, когда ему предоставлялась возможность ограбить, а такая возможность предоставлялась ему, по крайней мере, на первых порах очень часто. Трезвый ум подсказывал Диодору, что при достаточном развитии трезенийской торговли его личные доходы сами собой превысят доходы его злополучного предшественника.
Второй принцип, которому следовал Диодор, далеко не был таким ординарным, как первый, и это, несомненно, свидетельствует о незаурядных административных и предпринимательских способностях лименарха. Принцип гласил: «действуй в рамках законности». При этом Диодор, конечно, учитывал, что законность — понятие весьма растяжимое и что при некотором опыте и достаточно развитом воображении осуществление этого принципа на практике не представляет особого труда.
Третий и последний принцип Диодора — «всегда будь готов к худшему». Этот постулат — вы, наверно, согласитесь с нами — изобличает в нем философский ум, способность хладнокровно и с определенной долей сарказма относиться ко всем жизненным перипетиям.
