писали.
Старшина, сидевший за столом преподавателя, хотел подать команду, но Исаев остановил его жестом руки.
Сержанты все же заметили командира роты и отложили тетради.
— Что, товарищи сержанты, конспекты на родину пишем?
— Так точно! — хором ответили те.
— А как же политзанятия?
— Политзанятия идут — ответил сержант, сидевший на первой парте.
— А вот начальник политотдела говорит, что я сорвал занятия, да похоже, что и наш замполит того же мнения.
— Никак нет, вы вот только в туалет сходили и снова пришли.
— Да не в туалет я ходил, бывшая жена приезжала, разводимся мы с ней. Должен я был к ней выйти? Человек всё таки.
— А я бы не пошел, — заерепенился ефрейтор, — таких даже за людей считать не надо.
— Как это — «не надо»? А если она родила тебе сына?
— А сын-то с вами будет, товарищ капитан?
— Нет, и сына забирает.
— Тогда я бы тоже не пошел.
— А я бы ей морду набил!
— Ну, Петров, ты совсем как варвар рассуждаешь.
— Между прочим, варварами русских когда-то называли.
— Какая же она дура, — грустно сказал Нармухамедов. — Товарищ капитан, тебе жена татарка нужна, вот жена так жена!
— А украинки чем плохи?
Прозвенел звонок на перерыв.
— Так вот, лейтенант, пойдите к начальнику и скажите, что капитан Исаев с ним разговаривать не желает. У меня занятия, если он хочет сорвать их, то пусть пишет письменный приказ.
На новом месте взаимоотношения Исаева со многими начальниками не складывались, то ли капитан вел себя с ними слишком независимо, то ли еще почему-то, но сам Исаев чувствовал это на каждом шагу. Зато солдаты и сержанты роты приняли его в свою семью с большой радостью, и произошло это буквально на пятый день пребывания капитана Исаева в новой должности.
На пятый день после того, как Иван прибыл в часть, здесь начиналась инспекторская проверка. Что мог сделать за это время новый командир? Почти что ничего. Но Исаев, опершись, в основном, на старшину роты прапорщика Шигобиева, сумел одеть, обуть, вычистить, вымыть, подстричь, короче — привести в порядок личный состав, т.е. солдат и сержантов срочной службы. Несколько раз проработал со всеми действия роты по боевому расчету, даже несколько раз «сыграл» учебную тревогу, за что получил от начальника штаба хорошую взбучку:
— Вы что своевольничаете, — орал подполковник Егоров, — кто вам дал право поднимать роту по тревоге?
— Я — командир роты, а не банды необученных солдат, я отвечаю за боевую готовность, вот и командую так, как считаю нужным! — не смолчал Исаев.
И вот проверка. Часть застыла в парадном строю. Идет строевой смотр. Исаев, чтобы не показывать свою, пока не строевую выправку (ходил он до сих пор с палочкой), послал вместо себя к генералу, прибывшему для инспектирования, командира первого взвода.
На расстоянии двадцати шагов от общего строя выстроились командиры отделений, частей и подразделений.
Генерал подошел к старшему лейтенанту Евлоеву:
— Вы командир батареи?
— Нет, я командир первого взвода, командир батареи в строю, он после перелома ног...
— Ладно, мне лапшу на уши вешать, — перебил его генерал, командира роты ко мне!
— Товарищ генерал, капитан Исаев действительно только что из госпиталя, — попытался вразумить генерала командир бригады полковник Тимер-Булатов.
— Товарищ полковник! — заорал генерал, — я повторяю только два раза! Вот еще раз: командира роты ко мне!
Иван не шелохнулся. Солдаты и сержанты наперебой стали передавать команду:
— Товарищ капитан, идите, он же вас раздавит!
К роте быстрым шагом шел начальник штаба:
— Капитан Исаев! Вас генерал вызывает, не слышали, что ли?
— Я отлично слышу, товарищ подполковник. Передайте генералу, что так, как должен подойти офицер к генералу, я пока, как видите, не могу, а по-другому не хочу!
Полковник ушел к шеренге командиров и что-то сказал генералу. Тот закончил опрос командиров и вдруг, резко повернувшись, пошел в сторону батареи управления. Солдаты зашуршали: «Что теперь будет, что будет!»
На расстоянии десяти шагов генерал остановился.
— На Кавказе есть такое выражение: «Если Магомед не идет к горе, то гора идет к Магомеду.
— А вы, насколько я вижу, не гора! — дерзко ответил Исаев.
Этого генерал никак не ожидал, он даже присел от неожиданности. За генералом засеменили начальник политотдела, начальник штаба и командир бригады.
— Вы как стоите, капитан?! — быстро оправившись, заорал генерал. — Ну-ка примите строевую стойку, когда перед вами высший офицер!
–Да пошёл ты, дурак в лампасах!
И капитан Исаев, сильно прихрамывая, пошел в сторону казармы. Его догнали солдат Нестеров и сержант Захаров.
— Ну, товарищ капитан! — сказал Колька. — В жизнь я такого не забуду, вот это поступок!
— Да замолчи ты, балаболка! — сердито сказал сержант.
— Товарищ капитан, я тоже прыгал, двадцать прыжков имею, Кишиневский аэроклуб закончил, расчитывайте на меня в любое время.
— Спасибо, ребята, я уж как-нибудь сам, меня жизнь била и колотила немало, справлюсь. Вот ты, Николай, мог бы в шестнадцать лет отца своего сжечь?
— Да вы что, товарищ капитан?
— А я сжег. Правда, он сам меня попросил, чтобы, когда умрет, сжечь его и отвезти прах к могилке моей матери... Да ладно, мужики, что вы меня, как малое дите, опекаете! — И Исаев, сильно припадая на правую ногу, пошел быстрее. Бойцы шли рядом.
Потом были разбирательства, но ни один солдат, сержант и офицер роты не подтвердил, что их командир послал генерала на три буквы, а батарея по тревоге сработала «отлично». Правда, всю остальную проверку еле вытянули на «удовлетворительно», но в этом вины солдат не было. Целую неделю только и разговоров было, как командир роты с генералом обошелся...
Николай Нестеров, впоследствии старший сержант, так таки и остался другом капитану Исаеву на всю жизнь, но об этом потом...
«Итак, что же мы имеем, — подытоживал ежедневно капитан Исаев. — Ольги нет, сына, считай, тоже, Рита с Виктором уже старики, да и тебе за тридцать, что ждет впереди? — Иван лежал в гостинице, в неубранной комнате на узкой панцирной кровати и думал. Была ночь, летняя, ясная, звездная. В дверь постучали.
— Открыто, заходите!
Заглянул солдат из внутреннего наряда и почему-то шепотом сказал:
— Товарищ капитан, там, в курилке жена, вас спрашивает.
— Какая еще жена?!
— Да такая — шибко умная и красивая.
— А ты откуда знаешь?
