этого слова
болтовней о бывших – странных людях, сожравших самих себя, как твари на
поляне? Неужели что-то связывает меня с ними? Меня, игрока?
Голова гудела. Надо бы ухитриться поспать, иначе завтра мы не пройдем и
пары километров. Я принялся развешивать автоматы и рюкзаки по веткам, прочно
накручивая лямки. Марине надоело смотреть на тварей. Повернувшись, она сонно
следила за мной.
-Сними ботинок, - приказал я.
Марина послушно стащила обувь, сморщившись от боли. Нога маленькая,
узкая и удивительно белая – ну, не игрок она! Мозоль не очень большая, но
прорвавшаяся – клочок кожи над красной ранкой.
-Помажь.
Я протянул пузырек с желтоватой водой: однажды мне пришлось вброд
переходить ручей, я был бос, как раз из-за мозолей, и заметил, что эта вода
облегчает боль.
–Все не выливай.
Пока Марина врачевалась, я осмотрел ботинок. На пятке топорщился кусок
коричневой кожи.
С помощью заточки я выправил ботинок и повесил его на ветку рядом с
автоматами.
Снял куртку, протянул Марине.
-Обмотай-ка ногу.
-Не надо.
-Завтра не сможешь идти.
Она капризно изогнула губы и, взяв куртку, обмотала вокруг ноги, связав
рукава. Ну вот. Теперь нога не будет мерзнуть, а к утру мозоль должна
затвердеть.
Пора устраиваться на ночлег. Мне уже приходилось спать на деревьях, и я
давно усвоил, что главное – не свалиться спросонья. Достал из внутреннего
кармана веревку – только бы ее длины хватило на двоих.
Держа один конец в правой руке, другой перекинул через ствол дерева и
схватился за него левой рукой.
-Лезь сюда.
Марина полезла ко мне сквозь ветви.
-Осторожно, – крикнул я, когда она покачнулась, едва не сорвавшись с
дерева.
Прямо у ствола ветви толстые, удобные для спанья.
-Обмотайся веревкой.
Марина послушалась.
Я связал оба конца веревки суровым узлом.
Несмотря на впивающуюся в спину кору, затекающие руки-ноги, Марина
скоро уснула, свесив голову на грудь. Рыжие пряди из-под шлема закрыли ее
лицо, и я не мог видеть, как она дышит.
Я посмотрел вверх. За ветками чернело небо. Денек выдался суетливый,
но удачный. Я жив, и это несмотря на то, что много раз плюнул в лицо Джунглей.
Вернее, жив благодаря тому, что плюнул.
Джунгли полны одиночек…
Я еще раз посмотрел на спящую девушку («девушка» - надо же, вспомнил
это слово!) и прикрыл глаза.
2
УТРО НА СВЕТЛОЙ ТЕРРАСЕ
-Андрюша, сахар класть?
Посреди террасы – солнечная лужа. На столе – широком, самодельном -
небольшая круглая ваза с печеньем, пара бумажных салфеток, и больше ничего.
-Конечно, клади. Когда ты, наконец, изучишь привычки моего сына?
Женщина в застиранном синем платье вышла из дому на террасу, неся в
руках дымящуюся чашку.
-Я уже изучила, Марина Львовна,- сказала она, ставя чашку на стол.
Старуха в инвалидном кресле, стоящем в тени акации, нервно повела
плечами, накрытыми красным пледом, и промолчала, не повернув головы.
Женщина взяла из вазочки печенье и, надкусив, положила на стол. Стала
смотреть в сад, подперев голову костлявой веснушчатой рукой. На вид ей можно
было дать тридцать лет, можно и все сорок. Карие, с зеленоватыми крапинками
глаза смотрели тускло; светлые волосы, собранные на затылке в тугой пучок,
казалось, прикрывали глубокие залысины. Она постоянно вздрагивала, будто
опасаясь чего-то.
-Андрей, кофе стынет, - неуверенно сказала женщина, повернув голову в
сторону двери, ведущей с террасы в дом.
-Что он там делает? – глухо произнесла старуха.
-Бреется.
Женщина поднялась и, подойдя к краю террасы, оперлась на деревянную
перегородку. Сразу перед домом располагался сливовый сад – деревца слабые, с