ПРЕДИСЛОВИЕ
Вещь, которую вы сейчас открыли, писать мне было и легко, и трудно. Легко, потому что не требовалось ломать голову над следующим сюжетным поворотом или психологической достоверностью характеров персонажей, а трудно, потому что приходилось переживать всё заново... В том числе и те моменты, о которых мне хотелось бы забыть, но я не могу.
В отличие от остальных произведений, в данной вещи автор не ставит задачу впечатлить читателя хитроумно построенным и закрученным сюжетом, крутыми героями, неожиданными поворотами, а просто рассказывает историю, как она есть. Увлечётся читатель или нет — в данном случае для автора вопрос вторичный, ибо писалось это прежде всего для себя. Но если у этой истории всё же найдётся парочка заинтересованных слушателей — что ж, это тоже будет неплохо.
После окончания работы над 'Слепыми душами' я долго не могла взяться за перо, поверив в мистическую способность моей писанины материализовывать описываемые события. Было ли это совпадением, случаем предвидения будущего или жуткой силой художественного воображения?.. Или всё из-за того, что я имела неосторожность упомянуть имя Воланда? Булгаковщина какая-то. Не знаю. 'Ерунда', — можете вы сказать, и я не стану спорить до потери пульса, чтобы убедить вас в обратном... Потому что я не знаю.
В какой-то момент я ненавидела эту вещь и даже хотела её уничтожить. Она до сих пор вызывает во мне непростые чувства, но я учусь с этим жить и преодолевать это. Да, писатели — странные и страшные люди, они могут взять собственную душу, препарировать, вывернуть наизнанку, разрезать на куски, перекроить... И сделать произведение. Есть что-то мазохистское, ненормальное в этом. Это как писать собственной кровью. Впрочем, часто творчество — это нечто на грани безумия, и творческих людей нормальными не всегда назовёшь.
Но я хочу рассказать эту историю. О том, как были написаны 'Слепые души' и что из-за них (а может, вовсе и не из-за них) происходило. 'У сумрака зелёные глаза', надо сказать, тоже писалось не так-то просто — там тоже своя история. Я хочу это рассказать, потому что читатель видит только конечный результат — выложенную на каком-нибудь интернет-сайте книгу. А что стоит за ней — ему неизвестно. История эта местами достаточно грустная и непростая, так что если вы чувствительный человек и предпочитаете что-то более лёгкое, позитивное и оптимистическое, этакий флафф с полным хэппи-эндом, где всё и все 'в шоколаде' — лучше не читайте. Или читайте 'У сумрака зелёные глаза'. Да, я сделала там хороший конец... просто так. Потому что исправить непоправимое этим было уже, конечно, нельзя. Но мы всегда можем построить в своём воображении желаемую реальность и ненадолго в неё погрузиться, поверив, что всё могло быть так. Да, это иллюзия. Но, по сути, весь наш мир — иллюзия, мы живём не в реальности, а в плену наших представлений о ней.
1. КАК МЫ СМОТРИМ ФИЛЬМЫ. 'ЗЕЛЁНАЯ МИЛЯ'
Вечер. Дневные заботы позади, шум и суета оставлены за прозрачными, как туман, тюлевыми занавесками. Осенний дождик зябко скребётся в оконное стекло, как усталый и голодный бродяга... Хочется его впустить, накормить, обогреть. Я открываю форточку: 'Заходи'.
На плите шумит чайник, собираясь вот-вот закипеть. Делаю два вида бутербродов: с мягким творожным сыром и печёночным паштетом. Из комнаты доносится тихий серебристый перезвон гитары.
Откинувшись на подушки, ты сидишь в углу раздвинутого дивана и перебираешь струны. Легендарный Джефф Хили[1] играл на гитаре, положив её на колени, как гусли, а ты держишь инструмент традиционно. Твои глаза закрыты. Стараясь не мешать творческому процессу, я потихоньку ставлю тарелку с бутербродами и чай на табуретку. Ты так увлечена, что даже не поворачиваешь головы в мою сторону. Присев на другом конце дивана, я слушаю. Твои губы шевелятся: рождается новая песня.
Наконец струны смолкают, ты ставишь гитару на пол, прислонив её к дивану.
— Ну, давай.
Я ставлю DVD. Сегодня мы смотрим 'Зелёную милю', хотя аудиокнига тобой прослушана не на один раз. У нас много аудиокниг Стивена Кинга, и часто по вечерам, когда я сижу в интернете или пишу очередную свою графомань, ты слушаешь их. Подвернув под себя ноги калачиком, ты сидишь на диване или в кресле с наушниками на стриженой голове. В такие моменты к тебе лучше не подходить: ты так глубоко уходишь в мир произведения, что любое прикосновение тебя пугает. Поэтому обычно я просто жду, когда ты сама снимешь наушники: это означает, что ты вернулась в реальность.
Фильм начинается. Я пристраиваюсь рядом с тобой, прильнув к твоему плечу, и комментирую недоступный тебе видеоряд — описываю, что происходит на экране. Это не так уж просто: нужно умудриться втискивать комментарии в промежутки между репликами актёров так, чтобы не заглушать их. Ещё нужно подбирать слова для описания точно, лаконично и быстро. Комментарии должны быть краткими, но ёмкими, чтобы по ним можно было максимально точно представить себе картинку. Раньше я сначала просматривала фильм сама, для себя, чтобы подготовиться, а уже потом — вместе с тобой: переводить знакомый видеоряд в словесный несколько проще. Сейчас я уже так натренировалась, что могу с первого раза 'озвучить' для тебя и незнакомый фильм.
Ты жуёшь бутерброд и пьёшь чай. Мой рот занят комментированием, поэтому мне сейчас немного не до еды.
— Нажми на 'паузу', поешь, — предлагаешь ты.
Чай уже остыл, но мне сойдёт и так. Я беру бутерброд с паштетом.
До девяти лет ты могла воспринимать мир с помощью зрения, но травма во время летних каникул погасила свет в твоих глазах навсегда. Из обычной школы тебя перевели в спецшколу для слепых.
К тому времени ты уже три года занималась музыкой... Как быть дальше? Слепота — препятствие, но преодолимое, и ты доказала это всем, как доказывали до тебя многие слепые музыканты. Музыка для тебя была и остаётся делом, без которого ты не мыслишь своего существования, разлука с ней для тебя подобна смерти. В тогдашней тебе, маленькой слепой девочке, обнаружилось такое упорство, такая железная воля и вдохновение, что мрачное безглазое чудовище, поражённое светом твоей души, отступило с позором с дороги.
Ты овладела гитарой и фортепьяно, выступала на концертах, а с пятнадцати лет начала пробовать свои силы как композитор. Ты закончила музыкальное училище с красным дипломом. В двадцать два года в тебе проснулось желание помогать слепым деткам развивать в себе музыкальный талант, и ты стала преподавателем в филиале музыкальной школы, открытом при том спецзаведении, в котором ты сама училась. Представляя собой вдохновляющий пример, ты стала проводником слабовидящих и незрячих ребят в мир музыки.
